— Я внимательно слушаю, — почти не задумываясь ответила Кэрри.

— Мои родители были актерами на вторых ролях, не слишком хорошими, хотя, я полагаю, мой отец мог бы играть гораздо лучше, если бы не выпивал по полгаллона чего-нибудь крепкого каждый божий день. Таким образом, до восьми лет я рос в костюмерных и комнатках в сомнительных отелях. Затем мой отец умер, и…

— Как он умер?

— Свалился с тротуара на проезжую часть и попал под повозку, груженную пивом. Думаю, если бы он мог выбирать, то пожелал бы себе именно такой смерти.

В голосе Джоша не звучало особой любви к отцу, Кэрри это прекрасно слышала.

— Моя мать изжила себя как актриса. Ей больше не было места на сцене. Вдобавок она также любила прикладываться к бутылочке. Она пыталась продолжать свою карьеру в театре, но ей не давали даже эпизодических ролей. Когда мне было десять лет, она, ответив на объявление в газете, отправилась в город Вечность, штат Колорадо, и вышла там замуж за вдовца, мистера Эллиота Грина. У него был маленький домик в городе и взрослый сын.

— Хайрем?

— Да, единственный наследник. — Губы Джоша слегка скривились. — Хайрем всегда был властным, грубым, напыщенным ослом. Все внимание и забота отца долгие годы были направлены на него одного, а тут появился конкурент. Поэтому он и невзлюбил меня сразу же. — Тут Джош улыбнулся. — Я очень привязался к мистеру Грину. Он был человеком добрым и порядочным и продолжал заботиться обо мне даже тогда, когда моя мать умерла после двух лет супружеской жизни с ним. Он сам умер, когда мне было шестнадцать, и его самодовольный сынок унаследовал все. Сразу же после похорон Хайрем пообещал, что, если я не буду его слушаться, он вышвырнет меня из дома. Я избавил его от этого труда. Не прошло и четырех лет, как я ушел сам.

— И чем ты занялся?

— Единственное, что я умел — играть. Я стал актером.

Он остановился, как бы предоставляя Кэрри возможность самой закончить его рассказ. Только тогда Кэрри вдруг припомнила фразу, сказанную Норой.

— Великий Темплетон, — произнесла Кэрри.

Взглянув на Джоша, она заметила, что он улыбается.

— Джошуа Темплетон, — повторила она. — Я слышала о тебе.

— О? — Джош приподнял одну бровь. Его самодовольный вид, казалось, говорил: «Конечно же, ты слышала обо мне. Обо мне слышал весь мир».

Это его выражение лица Кэрри не понравилось.

— Актер? — переспросила она, пренебрежительно глядя на него.

— Шекспировский актер. Лучший актер в мире. Величайший.

Кэрри не могла спокойно слушать, как он расхвастался. Она хотела встать и уйти, но Джош усадил ее обратно рядом с собой.

— Я думал, тебе будет приятно, — сказал он.

Кэрри аж задохнулась.

— Все это время я ломала голову, что такого ужасного ты мог совершить. Я думала, может, ты сидел в тюрьме за ограбление. Я гнала от себя мысль, что ты можешь оказаться даже убийцей. А ты на самом деле всего-навсего актер. — В последнее слово Кэрри вложила столько презрения, сколько могла.

— Не просто актер. — Джош был уязвлен и обижен. — Я — Джошуа Темплетон. Джо-шу-а Тем-пле-тон.

— А я — Кэрри Монтгомери. Кэр-ри Монт-то-ме-ри.

Джош расхохотался.

— Может, теперь ты объяснишь, зачем тебе понадобилось скрывать все это от меня? Зачем ты лгал мне? Зачем назывался чужим именем?

— Я думал, это окажется для тебя важнее.

Кэрри понадобилось время, чтобы осмыслить его слова.

— Ах ты, тщеславный павлин! Ты решил, если я узнаю, что ты — знаменитость, то буду любить тебя только за это? Ты не мог больше оскорбить меня и унизить.

Когда она в очередной раз попыталась встать и уйти, Джош начал целовать ее.

— Я еще не знал тебя по-настоящему. Раньше я не встречал таких, как ты. Обычно женщин притягивает показной блеск, внешние атрибуты.

— Тебе встречались только дурные женщины.

Он засмеялся:

— Согласен. Очень дурные. Но тем не менее все они были на седьмом небе от счастья. Они получали знаменитость, о которой мечтали, да и я не оставался внакладе, я…

— Только не трудись объяснять мне, что ты получал от них.

Вновь засмеявшись, он отодвинулся от нее.

— Я хочу тебе кое-что показать, — Покопавшись в соломе, вперемешку смешанной с рваной конской упряжью, он извлек оттуда маленький черный чемоданчик с инициалами «Дж. Т.» на крышке. Он открыл его, достал пакет, из которого вынул фотографии, и протянул ей. Это были снимки всемирно известного Джошуа Темплетона в гриме и костюмах Гамлета, Отелло и Петручио. Еще на одной фотографии он был изображен в смокинге, на другой — держал в руке шпагу и смотрел в объектив смело и пристально.

Кэрри несколько минут изучала фотографии, затем вернула их Джошу.

— Ну как? — Он жадно вглядывался в нее, ожидая ответа. Он так давно хотел рассказать ей о себе, о своей настоящей профессии, хотел, чтобы она узнала — он отнюдь не неудачник, что, если он и не был хорошим фермером, зато был прекрасным актером.

— Мне не нравится этот мужчина, — тихо произнесла Кэрри.

На секунду Джош потерял дар речи. Всем женщинам мира нравился Джошуа Темплетон. Все женщины, и в Америке, и в Европе, независимо от их роста, возраста, цвета кожи и семейного положения, сходили с ума по Джошуа Темплетону.

— Я не хочу ранить твою гордость, — деликатно начала Кэрри, — но этот господин на фотографии нереален. Знаешь, теперь я припоминаю, что у Юфонии дома было несколько подобных фотографий с твоим изображением. Все девицы сохли по тебе, но только не я.

— Тебе понравился тот печально улыбающийся мужчина с двумя детьми? — удивленно сказал Джош.

Кэрри улыбнулась ему.

— У того мужчины была душа. А у этого, — она указала на фотографии, — никакой души нет. У него в глазах пустота.

Тут Джош рассмеялся, привлек Кэрри к себе и крепко обнял.

— Я боялся, что, когда ты узнаешь обо мне всю правду, твои чувства ко мне изменятся. Когда ты приехала, я не мог думать ни о чем другом, кроме твоего прелестного тела, но я запретил себе до тебя дотрагиваться. Я был уверен, что как только ты увидишь, в какой помойке я живу, ты сразу сбежишь. — Он улыбнулся. — Мой богатый опыт прошлых лет свидетельствовал о том, что женщину легче всего заставить влюбиться в себя, используя шампанское и подарки в черных бархатных футлярах.

— А, насколько долговечна такая любовь?

— Обычно она продолжалась до тех пор, пока я не начинал раздевать даму.

Кэрри попыталась вырваться, но Джош держал ее крепко.

Он начал целовать ее в шею, а она изо всех сил старалась казаться равнодушной.

— Это ведь была не настоящая любовь, да? Расскажи мне о ней.

— О ком? — Губы Джоша постепенно двигались к ее плечу.

Кэрри оттолкнула его.

— О ней! Об этой корове. О женщине, с которой ты стоял в церкви перед алтарем и клялся, что будешь любить и уважать ее, пока смерть вас не разлучит. Об этой.

— М-м-м. Нора. Ну, ты сама прекрасно видела, чем она могла меня приворожить. — Как только эти слова сорвались с языка Джоша, он понял, что допустил оплошность. Кэрри снова рванулась прочь от него. — Мне пришлось жениться на ней. Она забеременела.

— Забеременела? Сама по себе? Так ей надо было внимательнее следить за тем, что она пьет, и прятаться, когда поблизости пролетал… аист.

— Ну ладно, мне было восемнадцать, когда я ее встретил. Я уже снискал кое-какой успех на театральном поприще, а она была признанной актрисой.

— И конечно, бедный маленький Джош совсем потерял голову.

Джош не мог удержаться от смеха.

— Я был влюблен в нее. Я женился на ней, и родился Тем, а потом…

— Тем! — воскликнула Кэрри. — Так как его настоящее имя?

— Джошуа Темплетон. Второй.

— А мы-то поначалу думали, что ты просто ошибся, когда писал его имя.

— После рождения Тема я отправился на гастроли, а Нора осталась дома с ребенком. — Он замолчал, а когда заговорил снова, в его голосе уже не было прежнего веселья: — Кэрри, я совершил в своей жизни много ошибок, но я за них горько расплачивался. Я изменял своей жене, а она изменяла мне, но я всегда любил своих детей. Я не питал никаких особых чувств ни к одной из женщин, с которыми… м-м-м… спал, даже к Норе, но я любил Тема с той секунды, когда он только появился на свет. Путешествуя по всему миру, я писал сыну каждую неделю, даже когда он был совсем дитя, а когда он научился ходить, я стал писать ему каждый день. Я посылал ему подарки. Я думал о нем, и я…