Дэн поднес телефон к уху. Чак еще раз похлопал его по плечу и пошел дальше.

— Алло?

— Поздравляю, сын! — кричал по телефону Руфус. Его отец никогда не вставал с постели раньше восьми, поэтому Дэн впервые разговаривал с ним в такую рань. — Ты просто крут, настоящая публикация! И где! В самом, блин, «Нью-Йоркере».

Дэн усмехнулся, ему было немного стыдно. В пыльной коробке в чулане было припрятано множество исписанных тетрадей его отца со странными разрозненными стихами. Даже, несмотря на то, что он являлся редактором журнала для малоизвестных поэтов-битников, Руфус сам никогда не публиковался.

— И ты не поверишь, — продолжал Руфус, по вдруг голос его замер. Дэн услышал, как в туалете сработал сливной бачок. Обычное явление. Отец разговаривал с ним, сидя в сортире.

Дэн допил кофе и ускорил шаг, направившись к 77-й улице. Если он не поторопится, то опоздает на химию. В этом, конечно, ничего плохого не было.

— Пап, ты еще там? — спросил он.

— Подожди, сын, — растерянно ответил Руфус. — Вот, теперь руки свободны.

В своем воображении Дэн рисовал, как отец вытирает руки о протертое красное полотенце, висевшее на двери в ванной, затем берет из-под волосатой подмышки свернутый трубочкой номер «Нью-Иоркера», чтобы снова прочитать стихотворение сына.

— Только что звонили председатели приемных комиссий из Колумбийского и Браунского университетов, чтобы сказать, как ты одарен, — объяснил Руфус. Он говорил как будто с набитым ртом, и Дэн услышал звук воды. Он что, чистил зубы?

— Как они нахваливали себя, жадные сволочи.

— Браунский и Колумбийский? Правда? — повторял с недоверием Дэн. Все вдруг для него слилось в еле двигающуюся океаническую массу: тротуар, витрины, пешеходы.

— Ты уверен, что звонили из Колумбийского и Брауна?

— Уверен в этом так же, как и в том, что моя моча желтого цвета, — небрежно бросил Руфус.

Обычно Дэн бледнел от грубости своего отца, но сейчас его больше волновал собственный успех. Может, быть опубликованным не так уж и плохо? Впереди вырисовывались черные двери школы «Риверсайд».

— Пап, мне надо на уроки. Спасибо, что позвонил. Спасибо за все, — сказал он, выражая переполнявшее его чувство привязанности к своему старому отцу-задире.

— Не за что, сын. И не выпендривайся там хотя бы, — пошутил Руфус, неудачно пытаясь скрыть гордость в своем хриплом голосе. — Помни, что поэты — народ простой.

— Я запомню, — честно пообещал Дэн. — Спасибо еще раз, папа.

Он выключил сотовый, распахнул дверь школы и, отмечаясь в журнале, помахал Агги, древнему школьному регистратору, который носил разные галстуки в зависимости от дня недели. Запищал мобильный, и он понял, что, пока он разговаривал с отцом, кто-то звонил. Во время уроков было запрещено пользоваться сотовыми телефонами, а первый урок уже начался, так что коридоры были пусты. Еле-еле поднимаясь по бетонной лестнице в химическую лабораторию, он включил автоответчик:

— Дэниел Хамфри, это говорит Расти Клейн из фирмы «Клейн, Ловенстейн и Шутт». Я прочла ваше стихотворение в «Нью-Иоркере» и, полагая, что у вас пока еще нет агента, хотела бы представлять вас. Я уже договорилась, что в пятницу вечером вы присутствуете в качестве гостя на шоу «Лучше, чем голые». Об этом еще поговорим. Вы, может, еще не знаете, Дэниел, но вы, блин, без пяти минут знаменитость. Людям нужен молодой серьезный поэт, чтобы они почувствовали себя полными ничтожествами. А теперь, когда их внимание у нас в кармане, уверена, мыто уж, блин, раскачаем маятник. Вы просто новоиспеченный Ките, и мы сделаем вас охрененно знаменитым за такой короткий срок, что вы станете думать, что таким и родились. Я этого просто жду не дождусь. Чао!

Дэн дрожал, стоя у двери химической лаборатории и еще раз прослушивая сообщение горластой Расти Клейн. Он слышал о Расти. Именно она заключила миллионный контракт на книгу с шотландским жокеем, который выдавал себя за незаконнорожденного сына принцессы Дианы. Дэн читал об этом в «Нью-Йорк пост». Он понятия не имел, что это за шоу «Лучше, чем голые», но круто с ее стороны, что она записала его туда, несмотря на то что они даже никогда не встречались. Ему очень понравилось и то, что она назвала его Китсом. Ките был один из тех, кто оказал на него самое большое влияние, и если уж Расти Клейн заметила это, прочитав лишь одно его стихотворение, конечно же, он хотел, чтобы она стала его агентом.

Убрав телефон в сумку, он снова достал «Нью-Иоркер». На этот раз он открыл страницу с информацией об авторах и прочитал свою короткую биографию и лишь потом нашел стихотворение на странице сорок два. Он прочитал стихотворение от начала до конца, и ему больше не было стыдно видеть свое произведение опубликованным. Расти Клейн считала, что он был неплох. Расти Клейн! Так, может, это правда. Может, он действительно был неплох. Он заглянул в дверное окошечко лаборатории и увидел ряд мальчишеских голов, они были похожи на шахматные фигуры, уставившиеся на доску. Школа вдруг показалась ему такой непримечательной, а его ждало нечто исключительно важное и несомненно гораздо лучшее!

Вдруг дверь лаборатории неожиданно распахнулась, и перед Дэном оказался мистер Шиндледекер, человек необычайно маленького роста, на нем был уродливый костюм с двубортным пиджаком. Задрав голову вверх, он пристально смотрел на Дэна и одновременно расправлял коричневые усы.

— Вы не собираетесь к нам присоединиться, мистер Хамфри, или вы предпочитаете стоять здесь и смотреть в окно?

Дэн свернул номер «Нью-Иоркера» и сунул его под мышку.

— Думаю, что присоединюсь, — ответил он, вошел в лабораторию и бесшумно отправился к парте в конце класса. Как странно. Дэн никогда ничего не делал бесшумно, и он не узнал своего голоса, когда только что говорил с Шиндледекером, поскольку в нем зазвучали низкие нотки самомнения, ведь внутри него словно что-то расцвело, и он вот-вот мог потерять это.

Это было похоже на строчку из стихотворения Китса «Почему я сегодня смеялся?» «Стихи, Слава и Красота действительно насыщены…»

И Дэн, конечно же, все это чувствовал.


Свежая новость на свежем воздухе

— Давай пойдем покурим, — шепнула Элиз в ухо Дженни, когда во время перемены в «Констанс Биллар» они шли в кафетерий. Только старшеклассникам в последнем семестре разрешалось выходить из школы, поэтому она явно предлагала нечто совершенно противозаконное.

Дженни остановилась на ступеньке и сказала:

— Я не знала, что ты куришь.

Элиз расстегнула маленький внешний кармашек своего бежевого рюкзака от Кеннета Коу-ла и достала ополовиненную пачку «Мальборо Лайт».

— Так, от случая к случаю, — ответила она, пряча пачку внутрь, чтобы кто-нибудь из учителей ненароком не заметил.

— Ты идешь?

Дженни сомневалась. Если регистратор их заметит, то может разораться и вызвать учителя или даже родителей.

— Как?

— Просто пройдем, — настаивала Элиз, таща Дженни за руку. Она побежала вниз по ступенькам, увлекая ее за собой. — Давай, давай, давай!

Дженни, задержав дыхание, следовала за Элиз по первому этажу и почти бегом преодолела расстояние между выстланной красным ковром приемной и парадными дверями. Трина, школьный регистратор, лаялась по головному телефону и одновременно разбирала почту. Она даже не заметила, как две девятиклассницы промчались мимо, не остановившись для того, чтобы расписаться.

Блэр сидела одна на открытой веранде на 94-й Восточной улице, где любили бывать старшеклассницы школы «Констанс Биллар», и бешено курила «Мерит Ультра Лайт», у нес в голове проносились вопросы, отвечать на которые она готовилась с октября. До собеседования с Оуэном Уэллсом оставалось два дня, и она ни в коем случае не хотела обломаться на этот раз.

«Расскажите мне о своих интересах. Чем вы обычно занимаетесь после школы?»

«Я президент Французского клуба и школьного совета по социальному обеспечению. Я также руковожу одной из групп учениц, недавно принятых в школу, на собраниях мы консультируем их по различным социальным вопросам. Занимаюсь теннисом и принимаю участие в соревнованиях в масштабах всей страны. Я тренируюсь все лето и только дважды в неделю зимой. Добровольно участвую в раздаче бесплатных обедов, когда позволяет время. Кроме того, я возглавляю комитеты восьми благотворительных программ, проводимых каждый год. На днях мы планировали организовать благотворительный бал по случаю Дня святого Валентина, чтобы вырученные средства направить детям с заболеваниями сердца в „Маленькие сердца“. Мы беспокоились, что никто не придет., но, к сожалению, из-за Недели моды бал отменили. Я разослала письма всем приглашенным и в итоге собрала сумму в 300 000 долларов. Акции по сбору денег на благотворительность всегда мне особенно удавались, и, конечно же, я планирую продолжать заниматься ими и в Иельском университете».