— Это я поняла, но зачем это имущество, если ты не собираешься им наслаждаться, никогда не приводишь сюда друзей? — Я наклоняюсь вперед. — Почему ты не впускаешь их, Габриэль? Они тебя любят, а ты держишь их на расстоянии вытянутой руки.
Его щеки заливает румянец, он вскакивает и начинает расхаживать.
— Я не общительный, Софи. Ты это знаешь.
Я смотрю, как он мечется.
— Я не говорю о том, чтобы устраивать дикие вечеринки. Я спрашиваю тебя о стенах, которые ты систематически выстраиваешь вокруг себя перед самыми близкими людьми. — Он смотрит на меня через плечо, и я смягчаю тон. — И, думаю, ты это знаешь.
Наши взгляды встречаются, но я не моргаю. Он ругается с придыханием и сжимает затылок.
— Габриэль, ты очаровательный, остроумный, внимательный мужчина... Не закатывай глаза, ты такой и есть. — Я встаю и подхожу к нему. Не слишком близко, потому что прямо сейчас он закрылся. — Ты милый. Ребята, Бренна — они все твоя семья, и ты так хорошо обращаешься с ними, заботишься о них лучше, чем кто-либо. Почему бы тебе не позволить им заботиться о тебе?
Резко выдыхая, он поворачивается ко мне.
— Я не знаю как, — рявкает он.
— В каком смысле?
— Чертов... — Он пропускает руку через волосы и хватается за них. — Моя мама, отец... они... они, нахрен бросили меня, так? Два человека, которые должны были любить меня больше всех. Оставили. Я знаю, что ребята и Бренна меня любят. Но если я впущу их, а потом...
Он отходит прежде, чем вернуться, его глаза большие и полны боли.
— Если они целиком в деле, то и я. Это будет еще больнее, Софи. Ты понимаешь? Еще больнее будет, если...
Он отводит взгляд, хмурясь так сильно, что его губы сжимаются.
— Габриэль, они не уйдут...
— Я едва могу переносить то, что впускаю тебя. Открыться — это так чуждо для меня. Я понятия не имею, какого черта творю. Но ради тебя я стараюсь, потому что ты... — Он прерывается на полуслове, выглядя так, будто паникует.
Я обнимаю его и прижимаю ближе. Ожидаю сопротивление, но он сдается, зарываясь носом в мои волосы и вдыхая глубоко, обнимая так, словно я сейчас испарюсь.
— Все в порядке. — Поглаживаю его напряженную шею. — Прости. Мне не стоило давить.
— Нет, стоило. То, как я себя защищаю, ранит их. Я это вижу. Но не знаю, как измениться.
Кончиками пальцев я провожу по ямке внизу его шеи и далее по сильной груди.
— Просто поступай с ними так, как поступал со мной.
То, как его покидает напряжение, неуловимо, но значительно. Я практически могу почувствовать его улыбку и уж точно ощущаю жар, зарождающийся между нами.
Его голос становится намеренно глубоким.
— Не думаю, что они одобрят такой подход, Дарлинг.
Рукой он скользит вниз, чтобы взять меня за задницу.
Я улыбаюсь.
— Вероятно, будет лучше, если этот особый подход ты оставишь только для меня.
— Всегда только для тебя, — обещает он, вторую руку опуская вниз. И хватает меня за попку, разминая ее с одобрительным рычанием.
Я запрыгиваю ему на руки, обхватывая его талию ногами.
— Отнеси меня в постель, Солнышко.
Он начинает идти, но не в дом. Опускает меня на большой шезлонг под тенью бугенвиллии, а потом крадется сверху, губами находя мою шею. Единственный хороший рывок сарафана — и одна грудь выскакивает наружу.
— Габриэль... — стону я, когда он втягивает сосок в свой горячий влажный рот. — Не здесь.
— Именно здесь, — отвечает он над жесткой горошинкой, щелкая по ней языком.
Я извиваюсь и пальцами нахожу путь к его волосам, крепко удерживая, пока он продолжает лизать и сосать. Еще один рывок, и обнажается другая грудь.
Я смотрю на открытую дверь, ведущую в кухню.
— Я не смогу смотреть Мартине в глаза, если она застанет нас здесь.
Он целует мою оставленную грудь, хватает зубами затвердевший сосок и тянет ровно настолько, чтобы этого хватило, и я практически сошла с ума. Я выгибаюсь, молча умоляя о большем.
В его груди зарождается мрачный смех. Покрывая сосок смачными поцелуями, он опускает руку под мое платье и проводит между ног, где я уже мокрая, и все болит.
— Я отпустил ее на остаток дня.
Стоном отвечаю на его прикосновение, вытянув голову, чтобы поцеловать в висок.
— Блять... я скажу ей, что она выходная всю неделю.
Он издает рычание, запуская пальцы под мои трусики.
— Хороший план.
После этого мы не разговариваем.
***
— Ты куда собралась? Я с тобой еще не закончил.
Его голос как песня о любви, нежная и деликатная, глубокая с собственническими нотками и обещанием сладостного греха. Он движется надо мной как ласка, и я дрожу от его прикосновения.
— Я хочу потрогать тебя, — скулю я, хотя не жалуюсь. Как я могу, когда он превратил меня в эту дрожащую, бескостную массу, теплую и вялую?
Его темный смешок выражает осознание.
— Позже. Сейчас моя очередь.
Большие горячие ладони скользят по моим ногам и берут за задницу. Я закрываю глаза и сжимаю скомканные простыни, когда эти талантливые руки пробираются между моих бедер и раскрывают их шире.
Выставленная напоказ. Опухшая и влажная. Он уже дважды брал меня. Один — на террасе, второй — на кровати, где двигался медленнее, был более основательным, неспешным, заставляя меня умолять. И я умоляла, упрашивала, задыхалась, теряя разум.
Он вознаградил меня за это, заставляя кончать, пока я не заплакала, поглаживая мою кожу, говоря, что я вела себя как хорошая девочка тем низким, строгим голосом, который я всегда буду приравнивать к сексу и удовольствию.
Сейчас он использует именно этот голос.
— Такая красивая, — говорит он, находясь между моими бедрами. — Я знал, что ты будешь настолько красива.
Во мне поднимается потребность доставить ему удовольствие. Я двигаю бедрами, поднимая попку выше, показывая ему больше себя. Он одобрительно мурлычет, руками лаская мою поясницу, затем под коленом. Дыханием щекочет внутреннюю поверхность бедра, а потом дует на клитор.
Я стону, борясь с потребностью опуститься и поймать его рот.
Он знает. Грязный ублюдок понимает, что делает со мной. Я чувствую улыбку на его губах, когда он прижимается поцелуем к моей попке. И правда, стоило бы отплатить ему за это, но он рукой скользит вниз по моему бедру, и дыхание застывает, когда он кончиком пальца медленно водит по моей сердцевине.
— М-м-м, — произносит он, кружа пальцем, слегка надавливая. — Так красива.
Габриэль погружает в меня палец, едва ли ощутимо, потом отодвигает назад, собирая влагу, только чтобы снова погрузиться, на этот раз глубже.
Нежный поцелуй в чувствительный клитор заставляет меня вздрогнуть. Нежно, так нежно. Едва ощутимо, но это все равно захватывает все внимание. Ленивое движение языка, медленное посасывание, нежные поцелуи — и все это во время того, как трахает меня пальцем.
Я закрываю глаза, концентрируясь на его прикосновении и том, как он продолжает дразнить, собирая скользкую влагу у моего входа, потом снова глубоко погружаясь.
Я распахиваю глаза, издавая шокированный возглас. Он собирает свою сперму и возвращает ее в меня.
Происходящее так грязно, запретно, оно распаляет, и похоть крадет мое дыхание. Я испускаю дрожащий выдох. Извиваюсь от его прикосновений, умоляя. Медленнее. Глубже. Жестче. Быстрее. Мне все равно, пока он дает мне больше.
На моей коже мягкое дыхание, почти смешок, но ниже, будто он тоже нуждается в большем. Медленные поцелуи следуют по спине, когда он прижимает меня к кровати своим горячим телом. Он не ложится всем весом, только достаточно, чтобы я его почувствовала.
Затем целует меня в шею, его дыхание ускоряется, когда он вставляет второй палец. В этот раз входит глубже, растягивая меня почти до боли. Но этого не достаточно.
— Габриэль, — выкрикиваю я, шире раскрывая бедра.
— Ш-ш-ш, — шепчет он, целуя мою щеку, проскальзывая бедрами между моими. На моей заднице лежит его тяжелый горячий член. Пальцы трахают меня, медленно погружаясь, дразня сопротивлением.
— Сейчас, — произношу скрипучим голосом. — Сейчас.
— Дарлинг, — шепчет он. Мое имя и нежное слово. Теперь это одно и то же.
Я лежу под ним, задыхаясь и дрожа, так жарко, что едва ли могу дышать. Но он здесь со мной, его дыхание жесткое, дрожь передается от него ко мне. Он приподнимает бедра и его член погружается в меня, теперь плотнее, потому что он не убрал пальцы.