Николас Виктор Кемп не думал ни о семье, ни о прошлом. Ник, уже двадцатилетний и такой же красивый, как его отец, думал о фильмах, о будущем и об армии. Больше всего в жизни ему хотелось делать фильмы, как дядя Моррис: сначала писать сценарии, а со временем и ставить их. Но из-за призыва в армию ему придется на два года оставить Принстон, с непредвиденными для него последствиями. Может быть, он закончит свою жизнь анонимной статистической единицей, без вести пропавшим, как его отец, которого он никогда не видел? Сейчас-то мир кажется спокойным, но в газетах все больше говорят о Вьетнаме… И Ник приказал себе расслабиться и наслаждаться фильмом. После можно будет уйти от будущего с сигаретой марихуаны. Он шел за матерью и Эйбом по проходу между рядами празднично освещенного кинотеатра, а потом сел между ними.

Для Габриэллы премьера фильма Морриса стала волнующим событием, но в ее сознании в обратном направлении прокручивался другой фильм. Присутствие всех ее родственников, а также ее надвигающийся юбилей (ей теперь понадобились очки для чтения — неприятное свидетельство среднего возраста, которое шокировало ее) заставили ее вспомнить всю свою жизнь. Вот Ник отплывает на Филиппины… все еще саднит эта рана, хотя для ее сына та война представляется нереальным событием, сюжетом старого фильма «Поздний снег». Она помнила свою бабушку Люсиль, когда-то грозную и страшную для маленькой толстушки; как странно, что та Люсиль, в отличие от других людей, взяла на себя ответственность за ее молодую жизнь и сформировала ее заново! Ей вспомнилась катастрофа на биржевом рынке — событие, для многих теперь такое же далекое, как средние века, — и ее дед, умирающий у нее на глазах в библиотеке своей квартиры.

Все дальше в прошлое уходили ее мысли сквозь события, которые предшествовали ее собственному появлению на свет, но о которых она слышала от родственников. Семейные предания, альбом или записная книжка ее генов: борьба Виктора за контроль над банком… Виктор скандалит в раззолоченном бальном зале 1890-х годов… Виктор приезжает в Америку — испуганный двенадцатилетний сицилиец… Назад, еще дальше в прошлое, в те годы Гражданской войны, когда молодой Гас Декстер купил драгоценности у старого раба, которые заложили основу семейного состояния.

А что было до того? Америка, которая ушла навсегда, девственно чистая, деревенская Америка, населенная безликими предками, о которых она ничего не знала и чьи жизни внесли какой-то вклад и в ее жизнь. Внезапно в ней вспыхнула гордость за все то, что ей удалось достичь за свою жизнь, но еще и за все то, что сделала ее семья. Она поняла все значение фильма, который сделал Моррис, и не только потому, что он дал пожилому человеку занятие, но и потому, что он покажет миллионам людей какую-то часть драгоценного прошлого.

Импульсивно она наклонилась и поцеловала его.

— Я так взволнована, дядя Моррис! — воскликнула она. — Фильм должен иметь небывалый успех!

— Ты так думаешь? — спросил Моррис угрюмо.

Он пытался придать себе уверенный вид, но сам страшно волновался. Что, если фильм не понравится? Что, если станут смеяться над фильмом, вместо того чтобы смеяться по ходу действия? Не сделал ли он его слишком сентиментальным и банальным? Все-таки девять миллионов долларов! Боже, он еще помнил времена, когда за девять миллионов можно было купить весь Голливуд…

— Кто знает, хорошо ли все это? — сомневался Моррис.

— Я знаю, — ответила Габриэлла. — И мой сын знает. Он читал последний вариант сценария, и он ему очень понравился! А уж если нравится детям…

— Не говори больше ничего. Я суеверен.

— Ладно, только не волнуйтесь. Зрители его обязательно оценят. Это — история Америки, а Америка — это чертовски хорошая страна.

Моррис вспомнил и Хестер-стрит, и Виктора, и прежние времена, и иммигрантов, и ему вдруг стало не по себе. Племянница была права: со всеми ее недостатками — это чертовски хорошая страна. «Дай мне твоих усталых, твоих бедных» должен стать успешным фильмом.

И он стал.