Она взяла карандашик и вычеркнула из своей карточки, где были расписаны танцы, имя Билла, которому предназначался следующий танец.
— Эй, что ты делаешь? Это мой танец!
— Теперь уже нет. Я вписываю на твое место Виктора.
— Но он не просил тебя об этом!
— Я сама приглашу его.
— Значит, ты собираешься танцевать с этим макаронником?
— Мне нравятся макароны.
Вальс уже закончился, и раскрасневшиеся танцоры переводили дух. Оставив Билла Уортона, Люсиль подошла к Виктору и Мэксин, стоявшим возле позолоченного пристенного столика с двумя красивыми хрустальными канделябрами, над которым висело зеркало в причудливой золоченой раме.
— Мэксин, — сказала Люсиль, — я и не знала, что ты так прекрасно вальсируешь!
— О, просто Виктор замечательный партнер…
— Именно так. — Люсиль с улыбкой повернулась к нему. — И я приглашаю его на следующий танец, его имя занесено в мою карточку.
Виктор воззрился на нее, не веря своим ушам.
— Как же оно там оказалось?
— Я сама его вписала. Мэксин, ты не будешь возражать, если мы немного потанцуем?
— О нет, конечно…
— А я возражаю! — сказал Билл Уортон, подошедший вслед за Люсиль. — Она записала меня первым!
Люсиль обернулась к нему:
— Но потом вычеркнула!
Оркестр опять заиграл вальс. Билл оттолкнул Виктора и взял Люсиль за талию.
— Извини, приятель, — сказал он, — это не тарантелла, поэтому девушка хочет танцевать со мной.
— Билл, отпусти меня сейчас же!
Виктор схватил его за руку и рывком повернул к себе.
— Она хочет, — произнес он негромко, — танцевать со мной.
На лице Билла появилась издевательская ухмылка, которой он научился в Йеле.
— Да неужели? Знаешь что, пойди-ка лучше на кухню и приготовь нам немного пиццы. Я слышал, неаполитанцы готовят лучшую в мире пиццу… Впрочем, совсем забыл, ведь ты, кажется, сицилиец?
Увидев, что Виктор напрягся и сжал кулаки, Люсиль поспешила взять его под руку:
— Пошли, Виктор!
— Подожди минутку…
— Виктор! — настаивала она. — Билл просто грубиян!
— Да, — сказала Мэксин, поворачиваясь к Уортону, — по-моему, вы очень невоспитанный человек. Вам следует поучиться манерам у мистера Декстера! А теперь прошу меня извинить.
И она отошла, оставив покрасневшего от ярости Билла.
— Ты поступил очень мило, пригласив Мэксин потанцевать, — сказала Люсиль, кружась с Виктором в вальсе. — Пожалуйста, не обращай на Билла внимания, временами он бывает ужасно груб.
— Это Мэксин поступила очень мило, приняв мое приглашение, ведь прежде танцевать мне не приходилось.
— По-моему, у тебя отлично получилось. И тебе очень идет фрак! Никогда не видела тебя таким красивым.
— А для меня ты всегда красива, Люсиль.
Выпалив это признание, Виктор тотчас выругал себя, потому что боялся насмешки со стороны девушки. К его удивлению, Люсиль промолчала. Ему даже показалось, что она была рада это услышать. Когда танец закончился, окрыленный Виктор спросил:
— Хочешь пунша?
— С удовольствием выпью немного.
Они прошли через переполненный зал к столу, за которым двое лакеев разливали в стаканчики безалкогольный земляничный пунш.
— Дядя Огастес не знает, — заметила Люсиль, — но Родни постарался кое-что добавить к пуншу, чтобы в голову ударило.
— Жаль, что в голову Родни ударит пунш, а не чей-нибудь кулак.
— О, мой брат вовсе не такой плохой, как кажется. Я не виню тебя за то, что ты его недолюбливаешь, но Родни еще просто глупый мальчишка… А вот и он сам, легок на помине.
Виктор обернулся и увидел подошедших Родни и Билла Уортона со стаканами розового пунша в руках.
— Э, да здесь Виктор! — ухмыльнулся Родни. — Великий танцор!
— И, заметь, дамский угодник, — добавил Билл.
— Не говоря уже о том, что франт, — продолжал Родни. — Посмотри на этот фрак: какой покрой лацканов! А безукоризненно белая крахмальная манишка! Прямо джентльмен! О, изви-ни-и-те!
Он запустил стаканом в белую рубашку Виктора.
— Черт возьми, я такой неуклюжий! — улыбнулся Родни. — Прости мою неловкость, Виктор.
Билл Уортон поднял свой стакан и опрокинул его на голову сицилийца. Пунш намочил тому волосы и потек по лицу.
— Ой, что я сделал! — воскликнул Билл. — Вот так так, Родни, мы оба очень неловкие…
— Вы оба очень пьяные! — возмущенно воскликнула Люсиль.
— Предоставь-ка это дело мне, — сказал Виктор, мягко оттесняя ее в сторону. Вокруг них уже начала собираться толпа.
Виктор повернулся к возмутителям спокойствия. Облитый пуншем, со слипшимися волосами, выглядел он неважно, но в глазах Мэксин Вандербильт он был воплощением достоинства.
— Прошу вас отойти, джентльмены, — спокойно сказал он.
— Эй, Билл, этот «воп» напрашивается на драку. Держу пари, у него нож…
Р-раз! Правый кулак Виктора ударил Родни в челюсть. Изумленный питомец Принстона охнул и упал навзничь на столик с пуншем, от чего одна из ножек столика подломилась, и Родни вместе с двумя чашами пунша и тремя дюжинами стаканчиков с грохотом рухнул на паркет. Молодые девушки, впервые вышедшие в свет, и сопровождавшие их мамаши вскрикнули, мужчины издали возглас восхищения. Билл Уортон схватил Виктора и рванул его на себя.
— Ты, проклятый итальяшка, сукин сын…
Он ударил сицилийца в живот, потом снизу в челюсть, отчего Виктор, потеряв равновесие, натолкнулся на Родни и повалился на пол, давя осколки чаш и стаканчиков. От удара в ушах у него звенело, рассеченная губа кровоточила; но теперь его долго дремавший сицилийский темперамент взорвался, словно вулкан Этна. С трудом поднявшись на ноги, он бросился на Билла Уортона. Тяжелее фунтов на двадцать, воспитанник Йеля был к тому же неплохим боксером, но Виктор имел перед ним одно преимущество — им двигало оскорбленное самолюбие. Молодой сицилиец вцепился в Уортона, они упали и, заставляя гостей разбегаться в стороны, начали кататься по полу, осыпая друг друга ударами с такой яростью, что мамаши дебютанток вздрагивали, а сами девушки, потрясенные этим зрелищем, разинули рты. Взволнованные Люсиль и Мэксин наблюдали за сценой широко открытыми глазами.
Когда сцепившиеся в драке Билл Уортон и Виктор подкатились к музыкантам мистера Фейдли, те вскочили и, подхватив инструменты, бросились бежать, опрокидывая пюпитры. Поднявшись, Билл схватил один из них обеими руками, размахнулся и изо всех сил ударил им Виктора. Вокруг закричали. Успев отвести удар рукой, Виктор вскочил.
Из его разбитого носа и рта текла кровь, правый глаз заплыл. Набычившись, молодой сицилиец снова исступленно кинулся на обидчика и ударил его головой в живот. Уортона отбросило назад, прямо на клавиатуру рояля. Рояль, только что игравший Штрауса, издал пронзительный вопль. Снова оказавшись на полу, молодые люди продолжали бороться, ударяясь о толстые резные ножки рояля.
— Виктор!
Молодой человек увидел прямо перед собой лакированные туфли, брюки с отлично отутюженной складкой и узнал голос. Ужас сковал Виктора. Этим не замедлил воспользоваться Билл, который вцепился обеими руками в горло сицилийца и принялся колотить его головой о пол.
— ВИКТОР!
Этот яростный вопль показался сицилийцу еще ужаснее от того, что принадлежал напыщенному и властному Огастесу Декстеру.
Напрягшись изо всех сил, Виктор вырвался, отшвырнул Билла, выполз из-под рояля и, покачиваясь, встал. Опершись на клавиатуру, тяжело и часто дыша, он смотрел на своего приемного отца. Лицо Огастеса покраснело от ярости.
— Сейчас же иди в свою комнату, — сказал банкир теперь уже негромко.
Виктор рукавом вытер разбитый рот. Билл тоже вылез из-под рояля и, бросив на Огастеса неуверенный взгляд, указал на молодого сицилийца:
— Это он затеял драку, мистер Декстер. Он меня первый ударил!
Все приятели Билла, находившиеся в зале, одобрительно зашумели. Огастес взглянул на Виктора:
— Это правда?
Виктор набрал в грудь побольше воздуха.
— Да, сэр, — ответил он. — Более того, я собираюсь довести дело до конца.
Схватив Билла за плечо, он рывком развернул его к себе. Кулак Билла взметнулся вверх, но было уже поздно. Р-раз! Виктор нанес сильный удар правой в подбородок своего недруга, и тот опрокинулся назад, прямо на руки ошеломленного Огастеса. Выпучив от испуга глаза, дородный банкир не дал Биллу упасть. Виктор же направился через зал к дверям. Публика молча провожала его глазами, все еще не в силах поверить, что такая буря могла разыграться в светском салоне. У дверей Виктор обернулся и громко сказал: