— Друзья мои, — обратился к собравшимся Виктор. — Я не мастер произносить речи. Поэтому скажу Сальваторе только одно: пусть процветает твоя бакалейная лавка!
Он поднял стакан, и все присутствовавшие воскликнули хором:
— Buona fortuna[21]!
Сальваторе опять вскочил, на этот раз бросившись, огибая стол, к Виктору.
— Друзья! — закричал он по-итальянски. — Пусть все знают! Я, Сальваторе Вольпи, никогда не забуду, как мне помог ты, Витторио! Никогда! Если тебе понадобится моя помощь, скажи, что я могу для тебя сделать, и я сделаю это. Все, что угодно! Сальваторе Вольпи честью клянется: все, что угодно!
Подойдя к Виктору, этот бакалейщик из Калабрии, которому был тридцать один год, к смущению юноши, поклонился ему, потом обнял и расцеловал.
— Чертов герой, — ухмыльнулся Джанни Диффата, идя с Марко Фоско, Малышом Винни Тацци и Виктором по освещенной газовыми фонарями улице. Когда обед закончился, Джанни уговорил Виктора пройтись с ними за компанию. Вечер был по-весеннему ясен и прохладен, и Виктор ничего не имел против прогулки на свежем воздухе. Но Джанни Диффата не привык разгуливать без цели. «Интересно, что он задумал», — терялся в догадках молодой сицилиец.
— Professore уже поговаривает, что тебе надо заняться политикой, — продолжал Джанни по-итальянски. — Как тебе это, Марко: наш Виктор — конгрессмен или даже президент?
— Да, — согласился Марко, здоровенный сын булочника, даже после бритья выглядевший заросшим щетиной. — Президент Виктор Декстер. Будет всех кормить салями в Белом доме.
Трое юношей рассмеялись, но на лице Виктора появилось скучающее выражение.
— Во-первых, — сказал он, — политика меня не интересует. А во-вторых, даже если бы интересовала, я не смог бы стать президентом, потому что родился в другой стране.
— Тогда поменяй этот проклятый закон, — предложил Джанни.
— В-третьих, тебе следует говорить по-английски.
— Я люблю говорить по-итальянски. Ты мог бы перестать меня воспитывать.
— Уже перестал. А в-четвертых, я устал и хочу спать. Я возвращаюсь назад.
— Нет, не возвращаешься, — возразил Джанни, беря его за руку, — у нас с Марко и Малышом Винни свои планы на этот вечер.
Марко схватил Виктора за другую руку, и, хотя оба юноши держали его не слишком крепко, Виктор подумал, что попытка вырваться только осложнит дело. Джанни то и дело хвастался, что участвовал в драках, чаще всего с «моками» — евреями в Вильямсбурге. Что касается Малыша Винни, то Виктор видел, как в матче по боксу, устроенном месяц назад Сицилийским союзом, этот парень, ростом всего пять футов два дюйма, расправился с соперником на полфута выше. В последнее время Виктор уже с трудом выносил Джанни. Поначалу молодому сицилийцу казалось, что сын добряка и умницы доктора Диффаты не может быть таким законченным болваном — это было бы просто издевательством над природой, — но за три месяца знакомства Виктору не удалось обнаружить у Джанни никаких качеств, которые возмещали бы его недостатки, за исключением добродушного юмора, впрочем довольно грубого. Все попытки повлиять на Джанни высмеивались или игнорировались им. Его интересовали только еда, выпивка, девушки и драки.
— Хорошо, что у вас за план? — спросил Виктор.
— Мы хотим показать тебе наш клуб. Ты ведь не знал, что у нас есть клуб, верно? Этакое ответвление от Сицилийского союза. Пошли, здесь недалеко. Уверен, тебе понравится.
Они отпустили Виктора, и все четверо двинулись дальше.
— А что это за клуб? — поинтересовался Виктор.
— Своего рода братство, но только для нас, итальянцев. Если понравится, можешь вступить и ты.
— Твой отец знает об этом?
— Чем меньше мой старик знает, тем меньше волнуется. И не вздумай ему проговориться, — произнес Джанни небрежным тоном.
— Что будет, если я скажу?
Молодые люди молчали, слышался только стук каблуков по брусчатке тротуара. Потом Джанни ответил:
— Ты ничего ему не скажешь.
— Как называется клуб?
— Названия еще нет.
— К чему вся эта секретность?
Джанни остановился и сказал с раздражением:
— Послушай, Виктор, мы даем тебе возможность к нам присоединиться. Зачем задавать глупые вопросы? Молчи и иди с нами. Посмотри, что к чему, потом, если захочешь, станешь членом клуба, — это будет хорошо. Если не захочешь, тоже неплохо. Единственное, о чем мы просим, — не трепи языком. Ты понял?
— Вполне.
— Тогда пойдем дальше.
Они молча продолжили путь и минут через десять подошли к зданию склада в доках.
— Здесь работает папаша Малыша Винни, — объяснил Джанни. — Он достал нам ключ.
Юноша вытащил ключ, отпер и распахнул дверь. Подождав, пока Марко и Малыш Винни войдут, сделал знак Виктору, чтобы тот последовал за ними. Войдя последним, Джанни закрыл дверь. Грязная масляная лампа освещала проход между тюками, по которому молодые люди пробрались в заднюю часть склада. Там Марко открыл вторую дверь. Виктор увидел контору, освещенную несколькими газовыми горелками. Вокруг овального деревянного стола сидели шесть человек их возраста. Джанни закрыл дверь и со словами: «Это Виктор Декстер, о котором я вам рассказывал. Хороший парень, живет в доме моего отца уже три месяца. Виктор, познакомься с членами клуба» — повел Виктора вокруг стола, представляя сидевшим. Виктор молча пожимал им руки. Затем Джанни придвинул несколько стульев.
— Наш клуб, — сказал он Виктору, когда они сели, — предназначен для лучших времен, пока же у нас особые цели.
— Какие же?
Джанни вытащил из кармана брюк нож и положил его на стол перед Виктором.
— Ты помог Сальваторе Вольпи получить ссуду, и это хорошо. Но скольким еще людям ты сможешь помочь, уговорить своего старика дать им ссуду? Самое большее, двум дюжинам. А нас здесь, в Нью-Йорке, миллионы, и мы, черт возьми, на самом дне. Даже евреи обращаются с нами, как с дерьмом, разве не так?
Виктор пожал плечами.
— К несчастью, да. Так что ты предлагаешь? — Он показал на нож. — Пойти и убить всех евреев в Нью-Йорке?
Джанни ухмыльнулся и оглядел сидевших за столом.
— Неплохая идея, а? — усмехнулся он, и остальные кивнули.
Он снова повернулся к Виктору:
— Я имею в виду, что нам нужно защитить себя и от других врагов тоже, не только от евреев. А словами защититься нельзя. Вот чем занимается наш клуб: мы защищаем себя, своих людей и свою территорию. Это самое главное. Хотя мы делаем и многое другое. Хочешь стать одним из нас?
Виктор оглядел сидевших за столом и спросил:
— Почему всякий раз, когда нас, итальянцев, собирается больше двух, мы первым делом создаем тайную организацию?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что нас влечет к тайным обществам, как пьяниц к спиртному. На Сицилии это мафия. Неужели вы и здесь, в Нью-Йорке, пытаетесь создать мафию?
— Не такая уж плохая идея.
Виктор встал:
— Джанни, я знаю, что творит мафия на Сицилии. Она засадила моего брата в тюрьму на всю жизнь за преступление, которого он не совершал. Как ты думаешь, захочу ли я после этого иметь что-нибудь общее с мафией здесь?
— Никакая мы не мафия! Мы…
— Чем бы вы ни были, идея все та же. Это безумие.
— Безумие? — завопил Джанни. — Когда эти проклятые евреи вышвыривают нас вон из Вильямсбурга? Они заполонили почти весь район, и если никто другой их не остановит, это сделаем мы!
— При помощи ножей?
— Да, черт тебя побери, при помощи ножей! И ружей, и всего остального!
Виктор покачал головой:
— Тогда это хуже, чем безумие. Это глупость.
Малыш Винни Тацци склонился вперед. Со своим почти ангельским красивым личиком, он сошел бы за мальчика из церковного хора, если бы его огромные карие глаза не горели ненавистью к миру, который подавлял его своими размерами.
— Может, ты ножей боишься? — спросил он.
Виктор кивнул:
— Да, боюсь, как и все, у кого есть мозги.
Малыш Винни повернулся к Джанни:
— Ты не говорил нам, что твой друг такое трусливое дерьмо.
— Я и сам этого не знал.
— Нам в клубе поганые трусы не нужны, — сказал Малыш Винни Виктору. — Поэтому лучше уйди.