— Похоже, — сказала она, — что дядя Огастес хочет сделать тебя своим наследником.

— Он не говорил ничего такого.

— Но наверняка думал об этом. В конце концов, дать тебе такое место… — Она с восхищением посмотрела на него, потом улыбнулась: — Забавно, не правда ли? После стольких лет «бедный Виктор» становится «богатым». Ты, должно быть, ужасно взволнован. К тому же я не могу теперь обвинить тебя в том, что ты увиваешься за моими деньгами, не правда ли?

— Я никогда не думал о твоих деньгах, только о тебе. Что касается «богатого Виктора»… Не поверю в это, пока действительно не разбогатею, а может быть, и тогда не поверю. Что ж, у меня теперь хорошее жалованье, могу снять для нас хорошую квартиру, купить тебе хорошие вещи…

— Ты этого хочешь, Виктор?

— Я хочу подарить тебе весь мир.

Он обнял ее и поцеловал; его неистовая страстность взволновала девушку и одновременно испугала. Но Люсиль не пыталась сопротивляться. Оттолкнула его, только почувствовав его жадные руки на своей прикрытой кружевами груди.

— Ты не должен этого делать, — прошептала она.

— Но я хочу тебя! Хочу любить тебя… Скажи, что будешь моей женой.

— Мне еще нужно подумать.

— Скажи хотя бы, что любишь меня!

Она взглянула на него. Она не могла отрицать, что ее влечет к нему физически: он был одним из самых красивых мужчин, каких она только видела. Но раньше их разделяла разница в положении. Теперь же при драматических обстоятельствах его общественный статус повысился. Как предполагаемый наследник Огастеса Декстера Виктор стал очень желанным женихом.

— Да, — прошептала она, — я думаю, что люблю тебя.

Это был счастливейший момент в его жизни.


Всю обратную дорогу в Бруклин его мысли перелетали с одного предмета на другой. Он живо вспомнил, как десять лет назад впервые увидел Манхэттен с палубы «Сервии». С тех пор прошло десять лет болезненного взросления, борьбы с чужим языком, новым чуждым миром, и наконец воображаемая Золотая дверь начала открываться перед ним. Десять лет назад он чувствовал себя слишком ничтожным, чтобы мечтать о богатстве и власти. Враждебность Огастеса сводила на нет все мечты о чем-то большем, чем просто сносное существование. Однако теперь эта враждебность исчезла, и хотя приемный отец не одобрял Виктора до конца, свои сомнения он держал при себе. Теперь Виктор получил возможность подняться наверх, и эта мысль возбуждала его почти так же, как недавняя победа над Люсиль. Мысль о власти, которой обладал президент «Декстербанка», будоражила Виктора. Его привлекала не только личная власть, хотя и она казалась заманчивой, но и право распоряжаться банком, громадные возможности которого продемонстрировал незначительный в целом случай со ссудой для Сальваторе Вольпи… Власть помочь таким же, как он, иммигрантам, которую давали деньги. Думая о ней, Виктор испытывал танталовы муки. У него хватало донкихотства, чтобы радоваться случаю помочь Вольпи. В то же время молодой сицилиец обладал достаточно трезвым умом, чтобы понять, какой это хороший бизнес.

Виктор подошел к дому доктора Диффаты почти в час ночи. С террасы доносились голоса. Это Джанни, Малыш Винни и Марко, сидя за пивом, обсуждали «битву» с евреями, закончившуюся всего несколько часов назад.

— Посмотрите, — Джанни поставил стакан с пивом на плетеный стол и показал рукой на человека на тротуаре, — это Виктор, трусливое дерьмо.

— И что только он будет теперь делать? — спросил Марко, который, как и Джанни, уже порядочно накачался. Малыш Винни был абсолютно трезв.

— Знаете, он рассказал моему старику о нашем клубе.

— Черт, и это после нашего предупреждения… — Марко, который уже чуть не лежал на столе, с размаху сел. — Может, преподать ему урок?

— Не здесь, — сказал Джанни, — если мы не хотим разбудить моего старика.

— Куда мы можем пойти? — прошептал Малыш Винни, всегда готовый действовать.

— За каретный сарай, там переулок…

— Но как нам его туда заманить?

— Предоставьте это мне.

Малыш Винни встал и быстро сбежал по ступеням на улицу.

— Эй, Виктор! — ухмыльнувшись, сказал он и протянул руку. — Поздравь нас, сегодня вечером мы спасли наш склад.

Виктор посмотрел на протянутую руку:

— От кого?

— От «Диких котов»! Эти мерзавцы явились из Вильямсбурга, чтобы спалить клуб, но мы задали им перцу. Послушай, я знаю, что тебе не по душе наш клуб, но ты ведь рад, что мы предотвратили пожар?

Виктор пожал ему руку:

— Что ж, поздравляю.

— Пойдем выпьем пива, о'кей? Знаю, что считаешь нас быдлом, но ты же не так высоко взлетел, чтобы отказаться выпить с нами?

— Я не настолько высоко «взлетел», чтобы отказаться от пива, кто бы его ни предложил.

— Отлично.

Они направились к террасе. Малыш Винни отстал от Виктора на несколько шагов, достал из кармана нож, быстро открыл его и приставил острие к спине Виктора.

— Стой, — приказал он тихо.

Виктор остановился. Он чувствовал, как нож покалывает его кожу сквозь ткань смокинга. Виктор попытался оглянуться, нож уколол сильнее.

— Я сказал «стой». Это значит «не двигайся», идиот. Куда это ты ходил сегодня вечером в таком костюмчике? Обедать со своими дружками-миллионерами?

— А если и так?

— Если бы ты не был паршивым трусом, то мог бы нам сегодня помочь. А еще Джанни рассказал мне, что ты, помимо всего прочего, проклятый трепач: проболтался его старику о клубе, хотя мы предупредили, чтобы ты этого не делал!

— Наглая ложь!

Острие ножа укололо сильнее, порезав кожу. Виктор напрягся. Он увидел, как Джанни и Марко спускаются по лестнице террасы тоже с ножами в руках.

— Сейчас мы тебя кое-чему научим, красавчик. Мы тебе оставим такой подарок на память, что когда начнешь забывать итальянский, то, едва взглянешь в зеркало, сразу все вспомнишь. Ну давай, пошел.

Малыш Винни указал на левую часть двора, где Джанни и Марко уже заворачивали за угол большого дома. Серебристый свет луны заливал покрытые бутонами рододендроны, создавая ощущение, что все это происходит во сне. Но Виктор понимал, что нож, приставленный к его спине, не сон. Он не был трусом, что доказал в драке с Биллом Уортоном, но кулаки — одно, а ножи — совсем другое. Он знал, что трое негодяев опасны, разум подсказывал ему, что пора уносить ноги.

Он кинулся бежать направо. Сзади раздался топот погони. Виктор оглянулся: трое юнцов преследовали его. Он побежал к тротуару, затем вниз по пустой улице. Слева в свете луны блестела Ист-ривер и Манхэттен переливался огоньками газовых фонарей.

Виктор повернул в переулок и сразу сообразил, что совершил ошибку: это был тупик. Молодой человек остановился и, тяжело дыша, весь в поту, повернул назад. В начале тупика появились Малыш Винни и Марко с ножами в руках. Они начали приближаться к Виктору. Он остановился.

— Тебе не следовало убегать, Виктор, — произнес Малыш Винни, — поскольку это доказывает, что ты подлый трус.

— Бросьте ножи, и я один буду драться с вами тремя.

— Зачем нам бросать ножи, ты, сволочь. Как тогда заняться твоей мордашкой?

— Значит, не я, а вы подлые трусы!

— Ты слышал, Марко? Он назвал нас подлыми трусами! Трусливый еврей — это плохо, но трусливый итальянец еще хуже, потому что он позорит нас всех. Значит, мы должны сделать его хотя бы внешне похожим на смельчака.

— Да, — усмехнулся Марко. — Когда мы с ним разберемся, у него на роже будет всем шрамам шрам.

Наконец появился, отдуваясь, жирный Джанни, здорово отставший от приятелей.

— Оставайся там, Джанни, — сказал Малыш Винни. — Стой на стреме, пока мы наводим Виктору «красоту».

Они стояли всего в нескольких футах от сицилийца, не спеша поигрывая ножами.

— Раз ты сказал, что мы неправы, Виктор, — начал Малыш Винни, — значит, по-твоему, прав ты?

Виктор не сводил глаз с ножей.

— Я думаю, что мой путь лучшего вашего. Я причиняю намного меньше вреда людям. И еще я думаю, что вы просто пытаетесь доказать что-то самим себе.

— Правда? Что же?

— Что вы мужчины. Но на самом деле вы просто юнцы, прикидывающиеся крутыми. Это из-за таких, как вы, меня всю жизнь зовут «вопом».

— Ну ты, ублюдок!