Лаура Торн - Веление сердец

Катрин беспомощно пожала плечами.

– Но откуда мне взять могильных червей?

Старуха громко засмеялась.

– Как откуда? С кладбища, конечно.

Катрин испуганно подняла руки.

– Нет, нет, я не пойду ночью на кладбище, подобный поступок грех, нельзя нарушать покой мертвых.

Старуха недоуменно подняла брови и собралась закрыть дверь.

– Как хочешь, – сказала она. – Если твой страх сильнее твоей любви, тогда я ничем не могу тебе помочь.

– Остановитесь, подождите, я пойду на кладбище. Я сделаю все, что потребуется, если только вы сумеете поднять на ноги моего мужа.

Старуха кивнула, довольно проворно нырнула в свою хижину и вскоре появилась с маленьким кувшином и ложкой.

– Сюда, – приказала она. – Внутрь кладбища мы не можем зайти, мы должны копать за пределами стены.

Катрин сглотнула.

– Вы имеете в виду там, где лежат самоубийцы, нарушители брака, повешенные, обезглавленные и сожженные на эшафоте?

– Именно там, детка.

Она посмотрела в лицо Катрин и увидела, что ту всю трясет.

– Не надо бояться, малышка, это были такие же люди, как мы. Их души сейчас у Господа. Здесь, внизу, не осталось ничего, кроме их пустых оболочек.

Катрин храбро сглотнула, а спустя совсем немного времени она уже стояла на коленях и рылась в темной сырой земле. Ей пришлось долго копать и при этом снова ранить свои больные руки, пока она наконец наткнулась на червей.

– Не пугайся, девочка, где есть могильные черви, находится гнилое мясо, а где есть гнилое мясо, там есть и кости.

Старуха стояла рядом с Катрин и светила ей фонарем. Катрин задрожала. Вытерев мокрый лоб, она продолжала копать дальше. Уже вскоре она наткнулась на что-то, похожее на руку. Катрин подавила крик, прикусила губу, стараясь думать только о Кассиане. Никогда и ничего более ужасного в своей жизни ей не приходилось делать. «Я ковыряюсь руками в трупах, – подумала она, – я хуже палача, я совершаю смертный грех, если бы не Кассиан, я бы никогда такого не сделала». Тошнота подступала к горлу; но она вынуждала себя сдерживаться. Ее чуть было не вырвало, но тем не менее она взяла себя в руки. «Бог является Богом не только живых, но и мертвых, – твердила она про себя. – Он не будет против того, что я копаю его поле». Однако время, которое потребовалось ей, чтобы накопать столько червей, сколько надо было для старухи, показалось ей бесконечным. Наконец старая женщина открыла свой беззубый рот и пробормотала:

– Хватит, малышка, на первый раз хватит.

Катрин засыпала землю обратно, затем встала, стряхнула грязь со своего платья и, плотно сжав губы, пошла со старухой в маленькую комнатку в одном из убогих переулков Сохо, где они жили с Кассианом.

Она дрожала всю дорогу, но прогоняла из головы любую мысль о пережитом кошмаре. «Я люблю Кассиана, вот и все, – думала она, – он должен выздороветь, для этого я сделаю все, что нужно». Однако собственные руки казались ей такими грязными, что Катрин чувствовала отвращение к самой себе. Ей казалось, что этими руками, копавшимися в могилах преступников, она испачкает все, к чему только прикоснется. Старуха словно прочла мысли Катрин.

– Протри свои руки уксусом, если тебя тошнит, но не забудь: мы созданы из земли и снова уйдем в землю, для твоей тошноты нет никакого основания. Ты, может быть, спасла жизнь своему мужу. Никакого греха ты не совершила.

Едва только они вошли в комнату, как Катрин сразу окунула свои руки в уксус с водой. Раны на ее ладонях обожгло сильно, из глаз полились слезы, но она не обратила на них внимания.

Кассиан лежал на постели в той же позе, как его оставила Катрин. Его дыхание было прерывистым, лоб покрывали капельки пота.

– Помоги мне его повернуть, – сказала старуха, пощупав его лоб. – Мы должны поторопиться, вполне возможно, времени у него осталось совсем немного.

При этих словах слезы опять брызнули у Катрин из глаз.

– Господи Боже, пожалуйста, не дай ему умереть, – умоляла она. Так осторожно, как только она могла, она вместе со знахаркой повернула тяжелое тело Кассиана так, чтобы он лежал на животе. Старуха осмотрела рану.

– Дай мне полоску ткани, – сказала она. – Быстренько, девочка.

Катрин оторвала, как и Кассиан до этого для ее рук, кусок от нового покрывала и протянула его старухе. Знахарка открыла кувшин и вытрясла червей на ткань. Когда ткань была прижата к ране, Катрин содрогнулась. Ей показалось, что ее сердце вот-вот разорвется.

Она погладила его волосы, покрыла его спину поцелуями в то время, как слезы текли по ее щекам.

– Возьми остатки ткани и окуни их в холодную воду, – приказала старуха и посмотрела на Катрин взглядом, полным сочувствия. – Заверни его в ткань, чтобы спадал жар, как только ткань нагреется, снова окуни ее в воду.

Катрин послушно кивнула.

– Вы думаете, он выздоровеет? – робко спросила она.

Старуха посмотрела на нее долгим взглядом.

– Я не знаю, дитя, – сказала она наконец. – У него гангрена, не все его тело еще поддалось ей, еще есть надежда, позаботься о том, чтобы спал жар, и, если ты можешь… – Она бросила на Катрин взгляд, полный сострадания, – то дай ему пару яиц, мясо и молоко были бы тоже не лишними, но это невозможно, не так ли?

Катрин печально покачала головой.

– Я попробую сделать все, лишь бы только помочь Кассиану.

– Может быть, у тебя есть родственники, которых ты можешь попросить о помощи, – посоветовала старуха.

Катрин вновь покачала головой.

– У меня никого больше нет, Кассиан все, что у меня есть.

Старуха проницательно посмотрела на нее и открыла было рот, чтобы что-то сказать, но потом передумала и проговорила только:

– Я буду за вас молиться, завтра я снова зайду к вам, и, кто знает, может быть, мне перебежит дорогу курица, которая прямо передо мной потеряет яйцо. – Она еще раз ободряюще погладила Катрин по руке, потом ушла, оставив молодую несчастную пару вдвоем.

Всю ночь Катрин дежурила около Кассиана. Глаза у нее слипались от усталости, но она снова и снова ощупывала его лоб и неутомимо меняла повязку. Она старалась не смотреть на кусок ткани, закрывавший его плечо. Мысль о том, что могильные черви едят его мясо, заставляла ее все время вздрагивать.

Чтобы не заснуть, она молилась, беспрерывно бормоча:

– Господи Боже, пожалуйста, вылечи Кассиана, пожалуйста, Господи Боже.

Осторожно и заботливо она гладила ему спину, касалась его горячего тела.

Вдруг он застонал, его лицо исказилось, и он сжал кулаки.

– Все будет хорошо, дорогой, – успокаивающе прошептала Катрин и убрала с его лица мокрую прядь волос.

Она забылась коротким сном, когда уже начало светать. Она сидела на краю постели, опустив руки на колени, а подбородок на грудь и видела сон.

Она была дома, в замке Журданов, ярко светило солнце. Она видела, как бежит по лугу в белом платье, волосы развеваются за спиной волнистым шлейфом. Однако сон ее был короток. Новый стон Кассиана вернул ее назад, в их жалкую комнатку. Слезы снова выступили на глазах Катрин. Сначала она плакала тихо, стараясь сдерживаться, но душевные силы покинули ее, и слезы рекой заструились по щекам, намочив ворот ее платья. Рыдания сотрясали ее хрупкое тело. Она обхватила себя руками и медленно раскачивалась из стороны в сторону. Но утешение не приходило. Она никогда еще не находилась в таком безысходном положении: далеко от дома, от родителей, братьев, без денег, больная, жалкая, с любимым человеком, который, возможно, умирает. «Стоила ли игра свеч? – спрашивала она себя. – Стоило ли платить за любовь смертью, ведь любовь должна быть сильнее смерти?» Катрин до этого постоянно думала, что любовь всегда побеждает, но теперь вдруг вышло по-иному, их жизнь была разбита, выпотрошена, как соломенное чучело ветром. Все, что было ценным еще несколько недель назад, теперь потеряло всякую цену. Еще недавно их будущее казалось ей чем-то вроде ковра, выстланного красными розами. Она мечтала о счастливой жизни с Кассианом, хотя и знала, как трудно будет заставить отца согласиться на ее брак с Кассианом. Но она обозвала бы дураком любого, кто сказал бы ей, что скоро она превратится в больную, бедную и жалкую, будет жить в самом плохом квартале Лондона, по соседству с проститутками, пьяницами и другими изгоями, и не будет знать, на что купить яйца или кусок мяса, которые так срочно нужны Кассиану. Неужели их любовь окончится смертью?