Она вздохнула и охотно бы заплакала, но она уже выплакала все свои слезы, больше слез у нее не было, только темное мрачное чувство, состоящее из страха и навалившихся забот.
«Ах, оставалась бы я в нашем замке, – подумала она с горечью, – стол там всегда обильно накрыт, хватало и хлеба, и молока, и яиц, и мяса».
Она спала там на мягкой постели, у нее было много платьев. У нее была мать, которая, как верный друг, всегда помогала ей делом и советом, а также Дэвид и Джонатан. Оба брата любили ее больше всего на свете, а теперь у нее их нет. Она страдает от голода и холода, спит на жестком соломенном тюфяке, ее платье прохудилось, волосы потеряли свой блеск и свисали спутанными прядями на лицо. У нее нет ни подруги, ни родственницы. Она одна. Она забыта Богом, одна-одинешенька на всем белом свете, вдобавок забота и ответственность за Кассиана. Его жизнь находится в ее руках, но как же ей сохранить его жизнь, ведь в кармане у нее нет ни одного пенни. Откуда ей взять силы, чтобы все уладить? Она устала, так бесконечно устала. Катрин поймала себя на том, что, стоя у окна, с завистью смотрит на повозки, увозившие мертвецов. «Этим людям хорошо, – подумала она, – у них уже все позади. Их не затронут больше ни голод, ни скорби».
Она испугалась своих собственных мыслей. «Нет, Катрин, – поругала она саму себя, – прекрати так думать! Ты – леди Журдан, у тебя есть сила, гордость и достоинство, ты должна выполнить свой долг и при этом не потерять голову. Жизнь – жестокая вещь, но никто не сказал, что она должна быть легкой».
Она нашла большую любовь, но никто не обещал, что эта любовь будет одновременно обозначать и большое счастье.
Может быть, Бог свел Катрин и Кассиана вместе, чтобы они поддерживали друг друга в несчастье?..
Она еще раз вздохнула, затем распрямила спину, подняла голову и, бросив последний взгляд на спящего любимого, вышла из дома.
Она долго бродила по опустевшим улицам и переулкам. Катрин прошла мимо трупа дворовой собачонки, увидела на многочисленных дверях белые кресты, большинство окон было закрыто ставнями, мимо прошмыгнули несколько крыс. Услышав какой-то шум, она внимательно огляделась, а потом сообразила, что это от голода урчало в ее собственном животе. Голод рвал ее изнутри, как бешеная собака, нигде не было видно ни человека, которому она могла бы предложить свою работу. «Ослабленное тело более подвержено чуме, чем здоровое», – подумала она и при этой мысли ощутила тошноту. Кассиан. Кассиану надо что-либо поесть. Она не может и сегодня вернуться домой с пустыми руками. Ей надо срочно достать еды, иначе смерть придет и за ней. Но как и откуда? Ни один лавочник не предлагал своих товаров, не было видно ни одного человека, у которого она могла бы попросить пенни.
О, да, она бы стала попрошайничать, конечно, она горела бы со стыда, заикалась и не смела бы смотреть никому в глаза, но попрошайничать было не у кого. Нигде никого.
Катрин оглядывалась то в одну сторону, то в другую. Большинство домов стояли пустыми, обитатели покинули их несколько дней назад. Старуха на площади была права: все, кто только мог, бежали из города вместе с детьми и пожитками, даже нищие, казалось, перебрались искать счастья в другом городе.
Она медленно шла по улице, и маленький лучик надежды, который согревал ее при выходе из дома, погас при виде вымершего города.
Внезапно она услышала какой-то шум, потом голоса – тихо переговаривались какие-то мужчины.
Катрин остановилась и прислушалась. Голоса шли из приоткрытой двери одного из домов.
– Бери, что можешь унести, – услышала она. – Оставь хлеб и сало, бери серебряные подсвечники, а я пойду на второй этаж и посмотрю, нет ли где денег.
– Не смеши, – сказал другой голос. – Кто, уезжая, оставляет кошелек дома? Не пускайся в напрасные поиски, а я возьму подушки и простыни, хочу хоть раз поспать на сафьяновых подушках, да и колбасу, солонину и шпик надо забрать с собой.
Катрин застыла на месте. Она прижала руки к груди, чтобы унять дико бившееся сердце. Она точно знала, что происходит в доме перед ней. Старуха ведь об этом ей тогда сказала.
– Быстро, мы не можем здесь оставаться вечно, – услышала она настойчивый голос первого мужчины. Второй засмеялся.
– А почему нет? Ты думаешь, хозяин каждую минуту может вернуться назад? О нет, мы здесь в такой же безопасности, как на лоне Авраама.
– Коронер-то не сбежал, да его подручные тоже. Они прочесывают город в поисках ребят вроде нас.
– Чепуха, собирай все, что можешь схватить, потом мы исчезнем отсюда, ни один человек нас не увидит.
Катрин услышала шум, говоривший о том, что мужчины вот-вот выйдут из дома, и поторопилась спрятаться за соседней стеной. Чуть позже она увидела двух мужчин в скромной одежде простых подмастерьев, которые выходили из дома. У каждого из них был перекинут мешок через плечо. Они торопливо пошли по улице, а на их лицах – это Катрин точно могла видеть – было победное выражение, смешанное с алчностью. Они сгибались под тяжестью мешков, и Катрин видела, что их запавшие глаза были обведены глубокими синими кругами. Мужчины были худыми, истощенными от голода.
«Они такие же, как я, – подумала Катрин, – они не головорезы. Да и на что им жить, если их мастер оставил их в беде? У них нет другого выхода, как стать ворами и преступниками. Это нужда заставила совершать подобные поступки».
А она сама? Разве она не страдает от большой нужды? Разве она не голодна, и при этом у нее нет ни малейшей надежды честным образом наполнить свой желудок. «Отважусь ли я… – подумала она, – отважусь ли я стать воровкой?» Медленно брела она дальше, не выбирая дороги, вдруг внезапно остановилась перед домом, который так хорошо знала. Он стоял на Бейкер-стрит и принадлежал сэру Лонгленду.
Глава 8
Она посмотрела на красный дом, ставни на всех окнах были закрыты, не было видно ни одного отблеска свечей или фонаря. Она напряженно прислушалась, но не услышала ни малейшего звука.
Еще раз она оглядела улицу. Никого не было видно. Она глубоко вздохнула, затем неуверенно постучала и подождала: никакого движения, совсем ничего. Дом был покинут.
Катрин осторожно, плечом, нажала на дверь, но та была заперта, а ее сил не хватало, чтобы, надавив, открыть дверь.
Осторожно, держась в тени, Катрин обошла вокруг дома. С левой стороны была помойка, она бросила туда взгляд и успокоенно кивнула. Там копошились крысы, кишели мухи, но мусор был несвежим. Его выбросили несколько дней назад. Итак, сэр Лонгленд действительно покинул город. Катрин пробежала мимо мусорной ямы и добралась до черного входа в дом. Здесь также окна были забраны ставнями и дверь закрыта.
Но окно комнаты, в которой она раньше стирала, было без стекла и без ставень.
Катрин еще раз прислушалась, затем подошла к окну. Ее худенькое, ставшее почти детским тело легко прошло в окно, и она очутилась в комнате. Что-то упало, и Катрин испугалась, однако в доме по-прежнему было тихо.
Осторожно, стараясь не издавать даже малейшего шороха, она поднялась по лестнице, которая вела в кухню. Не задерживаясь, Катрин открыла дверь в кладовую, где хранились припасы, и чуть было не вскрикнула от радости. Ветчина, копченые колбасы, сало, кувшин, наполненный до краев маслом, две корзины с яйцами, яблоки источали такой аромат, что у Катрин во рту появились слюнки.
Внезапно ей показалось, что она слышит какой-то шорох, и она напряженно прислушалась. Снова шорох, как будто кто-то на цыпочках спускается по лестнице. Сердце Катрин забилось, ее ноги начали дрожать, и тело покрылось холодным потом. Долго она простояла без движения, вслушиваясь в полную тишину, постепенно ее сердцебиение успокоилось.
«Наверное, я ошиблась, – подумала она, – шорох донесся из другого дома, а может быть, со мной сыграли шутку фантазии или мой голод».
Она взяла красное яблоко и впилась в него зубами. Вокруг все было тихо, Катрин успокоилась. Шатаясь, она зашла в кухню, чтобы поискать что-нибудь, в чем она может унести все эти сокровища. Она нашла большую корзину, положила в нее яйца, колбасу, ветчину, яблоки, немного масла, два хлеба и маленькую круглую головку сыра. Она наполнила маленький кувшин сахаром и вышла из кладовой, не заглядывая в другие комнаты дома.
Одно мгновение она думала о том, не взять ли ей с собой мягкую подушку для Кассиана, чистую рубашку или платье служанки, но потом она решительно покачала головой. «Я не воровка, – подумала она, – я беру лишь те вещи, которые спасут нашу жизнь и без которых мы просто погибнем. Я не совершаю кражу, я делаю это из нужды, и один Бог знает, с какой неохотой я это делаю». Ей пришло в голову, что сэр Лонгленд должен ей деньги за половину рабочей недели, и совесть ее сразу же успокоилась. Катрин упрямо откинула голову назад и пошла дальше. Быстро, но тихо она вернулась в комнату, в которой стирала, взяла кусок мыла, чтобы выстирать свои собственные вещи, затем приставила табуретку к окну, забралась на нее и поставила тяжелую корзину сначала на подоконник, а потом, перегнувшись, – на землю: Через мгновение она уже стояла рядом с корзиной, был теплый солнечный день, и счастливая улыбка осветила ее лицо. Она отряхнула руки, потом взяла корзину и хотела уже направиться домой, когда громкий строгий голос заставил ее застыть на месте.