Вигайн проглотил вино.
– Нет. Он командовал сражением со стены. Я несколько раз видел его щит и знамя… Но во время одного затишья знамя вдруг опустили, а затем вышли посыльные и спросили у архиепископа Вальтера об условиях сдачи.
Вигайн увидел, как дядя с племянником переглянулись.
– Мой господин архиепископ желал сдачи замка и сказал, что позволит гарнизону уйти. Но когда ворота открылись, там стояла госпожа Маршал. Именно она передала архиепископу ключи и сказала, что ее муж мертв. – Вигайн помрачнел, вспоминая о случившемся. – Она встала на колени перед архиепископом с ключами в протянутых ладонях и просила у него милосердия и снисходительности… И он проявил милосердие. Он получил то, что хотел. Гарнизон сдался, и Вальтер позволил положить тело Иоанна в часовне, пока делают гроб. Потом покойника отвезут в Браденстоук. Поминальная месса пройдет в соборе в Сиренсестере.
Вильгельм прищурился, прикидывая, как скоро может тронуться в путь. Он был опечален и считал себя виноватым. Как до этого дошло?
Вигайн сделал еще один глоток.
– Это еще не все, – сказал он.
Вильгельм взглянул на него.
– Не все? – слова прозвучали зловеще.
Вигайн облизал губы.
– Король Ричард высадился в Сандвиче. Он на пути к Ноттингему, хочет поучаствовать в осаде и просил тебя, поскольку ты его любишь, как можно скорее присоединиться к нему в Хантингдоне. – Писарю явно было не по себе. – Ходили слухи, что ты находишься в Мальборо вместе с братом… что ты решил бросить вызов королю.
Вильгельм сжал кулаки и с трудом сдержал приступ ярости. Стоит только повернуться спиной, и твои враги мгновенно достают ножи.
– Но меня же там не было, не так ли?
– Так, лорд, – ответил Вигайн, и ему стало стыдно, словно это он пустил сплетню, а не просто сообщил ее. – Мне очень жаль. Я не знал, что рассказывать сперва…
– Разве брат важнее короля? – спросил его Вильгельм с горькой, совсем невеселой улыбкой.
Потом он опустил глаза на сыновей. Младший глядел на него огромными темными глазами. Вильгельм вспомнил собственного отца, для которого на первом месте было его честолюбие.
– Это конец истории, папа? – спросил Вильгельм-младший. – Мне она не понравилась.
– Не понравилась, – эхом повторил Ричард и надул губы.
– Нет, это не конец, – ответил Вильгельм и потрепал светло-русые волосы сына. – До конца еще очень далеко, и мне она тоже не понравилась.
– Тебе она понравится еще меньше, когда я скажу, что Вильгельм Лонгчамп едет вместе с королем, – заявил Вигайн. – Ричард отменил его изгнание и снова принял к себе на службу. Ему нужны способности Лонгчампа получать деньги, и потом, этот тип всегда был скользким, как угорь.
Вильгельм почувствовал, как у него к горлу подступает тошнота. Он не убрал руку с головы сына.
– Ясно, кто распускал слухи, – сказал он. – Мне лучше поторопиться, пока меня не обвинили в государственной измене.
Вильгельм скакал очень быстро и встретил похоронную процессию с телом брата в окрестностях Сиренсестера, по пути к собору. Алина наняла шестерых профессиональных плакальщиков, и они шли по обеим сторонам гроба, одетые в длинные темные мантии с большими капюшонами. Они выли и били себя в грудь. Алина за эти дни побледнела, как саван, лицо было усталым, под глазами легли тени, но она держала себя в руках. Ее брак с Иоанном Маршалом получился грустным и трудным, но за это время она повзрослела и приобрела чувство собственного достоинства. Вильгельм спешился, чтобы пройти рядом с похоронными дрогами. Меч Иоанна, меч их отца, лежал поверх красного шелка. Вильгельму стало грустно: они с Иоанном не были близки при жизни, а теперь слишком поздно. Джек тоже спешился и молча занял место среди плакальщиков. Остальные рыцари Вильгельма последовали их примеру.
– Ему не пришлось сдаваться, – сказала Алина Вильгельму и Джеку. На ней была черная мантия с капюшоном, а под ней – дорогое красное шерстяное платье, выглядывавшее из-под мантии при каждом шаге. – Он умер сам, и я рада, что так получилось – ему не пришлось наступать на собственную гордость. – Она прикусила губу, вспоминая. – Он спустился со стены, чтобы передохнуть, и рухнул у лестницы, ведущей в башню. К тому времени, как я оказалась там, его душа уже покинута тело. Никто ничего не мог сделать.
– Я тоже рад, что так получилось. Он все еще оставался лордом Мальборо, когда умер, – хрипло произнес Вильгельм. – Хотя я предпочел бы, чтобы он жил.
Они долго шли молча, задумчиво и торжественно, наконец Вильгельм повернулся к бледной девушке, шагающей рядом с ним.
– Что ты будешь делать теперь? – спросил он.
Она пожала плечами с несчастным видом.
– Вернусь в свою семью… Послужу им, вступив еще в один брак. Надеюсь, что следующий будет лучше.
Ему стало еще печальнее и еще больше жалко девушку.
– Я тоже на это надеюсь, – сказал он.
После ночного бдения и мессы в Сиренсестере Вильгельм оставил племянника и большую часть рыцарей для сопровождения гроба в монастырь в Браденстоуке, а сам приготовился ехать в Хантингдон. В Сиренсестере он посвятил в рыцари Джека Маршала.
– Поскольку ты единственный сын своего отца и уже мужчина, ты должен быть рыцарем, – заявил Вильгельм, вручая Джеку меч его отца. – Кроме того, ты это заслужил. Кроме того, нужно, чтобы похоронную процессию сопровождал старший член семьи и рыцарь.
Вильгельм опять чувствовал себя виноватым. Он знал, что сам должен ехать в Браденстоук, но не мог себе это позволить.
Джек кивнул с напряженным выражением лица, крепко сжав челюсти. Он старался сдерживать чувства. Вильгельм сжал ему плечо, как делают мужчины.
– Присоединяйся ко мне в Ноттингеме, когда отдашь последний долг отцу. Ты мне понадобишься.
Выйдя из собора, он глубоко вдохнул холодный мартовский воздух и собрался с силами для следующего испытания.
Вильгельм выехал из Бедфорда на рассвете и прибыл в Ноттингем поздним утром. Его вместе с тремя рыцарями остановили у городских ворот, и посыльный бегом отправился к королю, чтобы сообщить об их прибытии. Вильгельм ждал на потном коне и ловил на себе задумчивые и оценивающие взгляды, которые бросала стража. Не приходилось гадать о том, что думают эти люди.
– Вы приехали налегке, лорд, – заметил командир отряда наемников, дежурившего у ворот. Он поглаживал рукоятку меча.
– Остальные рыцари приедут позже, – ответил Вильгельм спокойно. – Они присоединятся к нам в Ноттингтоне.
Наемник кивнул и ничего не сказал, но Вильгельм чувствовал, что он хочет спросить: на чьей стороне? Никто не проявлял гостеприимства, но Вильгельм не высказывал недовольства. Он знал, какая ведется игра, и был в ней большим мастером. Он спешился, набросил одеяло на потную спину коня и жестом показал рыцарям, чтобы сделали то же самое. Потом он беседовал с солдатами и ждал; внешне он держался уверенно, хотя внутри дергался, как человек, сидящий на муравейнике.
В конце концов вернулся посыльный с приказом отвести Вильгельма в шатер короля Ричарда. Посыльного сопровождал Вильгельм Лонгчамп, и в его густой черной бороде играла надменная и презрительная улыбка. Он, очевидно, настроился насладиться моментом расплаты за старое.
– Вы находитесь в подвешенном состоянии, Маршал, – заявил Лонгчамп с горящими от злобы глазами. – Надеюсь, что вы проявите красноречие – ради вашего же блага.
Вильгельм посмотрел на епископа с каменным выражением лица.
– Я и раньше бывал в подвешенном состоянии, но выжил. Или король достаточно хорошо знает меня к этому времени, или не знает. Слова, какими бы красноречивыми они ни были, этого не изменят.
У Лонгчампа изогнулась верхняя губа.
– Нет, не изменят, – сказал он с явным намеком. – Но король их ждет, чтобы услышать и принять решение.
Вильгельм передал коня Роджеру Дабернону.
– Я готов, – сказал он, не проявляя никаких чувств. – И я не боюсь, что меня будут судить.
– Гарнизон Ноттингема все еще отказывается сдаваться королю, – сказал Лонгчамп, хромая рядом с Вильгельмом по лагерю к шатру Ричарда. – Они хорошо держатся, но против нас все равно не устоят. Очень жаль, что юстициарии вообще вернули его Иоанну.