– Сегодня уехало много людей! – объявил Болдвин, склонившись над кубком. – Солдаты-наемники знают, что больше им здесь ловить нечего. Они или возвращаются домой к своим фермам, или едут присоединиться к Ричарду, Филиппу и Иоанну.
К их столу подошла девушка, чтобы снова нап лнить кувшин. Вигайн ущипнул ее, но как-то невесело.
– Тебе надо отправляться в Англию и забирать свою невесту, пока ты еще можешь это сделать, – угрюмо сказал он Вильгельму.
Тот покачал головой.
– Как ты думаешь, сколько времени мне удастся ее удерживать, даже если я это сделаю? Лорд Ричард не испытывает ко мне никакого расположения, не так ли? – Он подлил вина себе в кубок. – По крайней мере я получаю кое-какой доход в Сен-Омере, и предложение Филиппа из Фландрии все еще остается в силе.
– Но это совсем не то, что графский титул.
Вильгельм невесело улыбнулся.
– Нищие не выбирают, – сказал он.
За другим столом Джеффри Фицрой заговорил громким голосом:
– Хоть меня и готовили для принятия духовного сана, я не буду принимать постриг и проходить рукоположение. Даже если Ричард станет королем, он меня не заставит.
Вальтер Мэп кивнул в сторону Джеффри:
– Он хочет быть принцем. Он надеялся, что отец даст ему земли и титулы и у него будет собственное королевство. Но после смерти Генриха Ричард с Иоанном его не потерпят. Нравится это их брату Джеффри или нет, но ему предстоит стать братом Джеффри, – он засмеялся над своим каламбуром. Больше не улыбнулся никто.
– А что с братом Иоанном? – спросил Вигайн. – Что его удержит от попытки усадить собственную задницу на трон?
– Если бы Иоанн хотел корону, то остался бы с отцом, а не поехал к Ричарду, – заметил Вильгельм. – Я не утверждаю, что он не хочет корону, но он наследник Ричарда, а Ричард дал клятву отправиться в крестовый поход. Поэтому у Иоанна есть время выбрать свой путь.
– Скользкий путь, который приведет в ад, – пробормотал Вигайн.
– Очень вероятно, – согласился Вильгельм, подливая еще вина себе в кубок.
Он не столько заливал вином свою печаль, сколько прощался с блестящим будущим. Когда он приложился к очередному кубку, сквозь толпу к их столу пробрался Жан Дэрлти. Вильгельм тут же поставил кубок на стол, потому что оруженосец выглядел мрачно.
– Вам следует немедленно прибыть во дворец, сэр, – сказал юноша.
Вильгельм поднялся по лестнице в покои короля. В животе у него плескалось вино, во рту стоял кислый привкус У двери не было стражи, кроме племянника Вильгельма и еще одного бледного и испуганного оруженосца. Вильгельм широкими шагами вошел в комнату и сразу же увидел, что со стен по обеим сторонам от входа сорвана драпировка, а с шеста над дверью исчезла украшенная вышивкой занавеска. Комната опустела, словно обитатели готовились переезжать и сняли все украшения. На месте оставались большие сундуки, в которых хранилась одежда короля, в очаге продолжал гореть огонь, но очень скоро все дрова превратятся в пепел. Маленькие сундучки и шкатулки исчезли, включая те, в которых хранились королевские драгоценности. Не было кубков и кувшинов. С кровати сняли покрывала, полог, осталось лишь голое дерево и столбики, на которых крепился полог На кровати лежал обнаженный король, его даже не прикрыли простыней.
Вильгельм на негнущихся ногах прошел к королю и остановился, словно его ударили.
– Боже праведный, помилуй его душу грешную, – пробормотал он, и ему сдавило горло от жалости и ужаса. Тело напоминало детскую куклу, брошенную в середине игры. Бледная кожа короля была в пятнах крови, которая в последние минуты жизни шла из носа и рта. Серые глаза смотрели вверх, тусклые и безжизненные, и напоминали сухие камни. Вильгельм услышал, как у него за спиной кого-то рвет в солому на полу.
Гилберт Фицрейнфред молча подал Вильгельму свой плащ, и тот прикрыл им тело Генриха, а потом осторожно закрыл ему глаза. Вытирая рот, вошел Джеффри и встал рядом с кроватью.
– Мне надо было остаться с ним. – Он опустился на колени рядом с трупом, по лицу у него текли слезы. – Боже, прости меня, я должен был остаться.
Он побледнел и весь дрожал.
– Мы все должны были, – мрачно заявил Вильгельм.
Он опустил руку на плечо молодого человека и сжал его. Внутри у Вильгельма кипела ярость. Он повернулся и резким голосом отдал приказы нескольким рыцарям. Они положили руки на рукоятки мечей и вышли из разграбленной и оскверненной комнаты. Вильгельм не сомневался, что воры давно сбежали, но, если их удастся поймать, он лично проследит, чтобы их вздернули на виселице.
Тело короля тщательно обмыли и приготовили к погребению. Все его сундуки разграбили, и не осталось достойной одежды для облачения покойника. Джеффри был одного роста с отцом и отдал свою лучшую мантию из дорогой темно-красной шерсти.
Генриха отнесли в часовню, и после торжественной мессы Вильгельм и рыцари из свиты короля встали над телом короля. Все были в длинных кольчугах, а мечи держали опущенными. Все чувствовали себя виноватыми. Пока они пилп, король умирал, а потом его обворовали, лишив не только имущества, но и достоинства. На Вильгельма больше всего подействовало именно это. Никто не должен так умирать, и у него по спине пробегал холодок при мысли об этом.
Наутро тело положили на деревянные носилки, и рыцари по очереди несли своего короля на плечах из Шинона к месту предстоящего погребения в аббатстве Фонтевро. Раздавать бедным было нечего, поскольку все сундуки оказались пустыми, а сенешаль заявил, что не знает, где лежат деньги. Толпа, собравшаяся в надежде на получение серебра, была разочарована. Им пришлось довольствоваться горсткой монет из кошелей рыцарей, провожавших своего короля в могилу.
Аббатиса и монахини из Фонтевро вышли навстречу процессии, чтобы проводить мертвого короля в церковь, и высокими голосами завели знаменный распев[17]. Вильгельм шел размеренным шагом к алтарю, а потом ждал у помоста, чтобы принять тело. У него горели плечи, но тяжелее всего было на сердце. Он нес молодого короля к месту захоронения, теперь делал то же самое для его отца, и снова его будущее терялось в тумане. Глаза у Вильгельма были сухими, он словно весь одеревенел. Маршал помог другим рыцарям поставить носилки на стол. Вильгельму очень хотелось потереть плечо, но он сдержался, поклонился аббатисе и оставил тело короля на ее попечение. Он очень устал, глаза закрывались, и казалось, будто в них попал песок. Вильгельм вышел на улицу. Перевалило на вторую половину дня, и длинные тени падали на траву и камни. Стало прохладнее. Генрих никогда больше не сможет испытать и увидеть то, что сейчас видел Вильгельм.
– Сэр?
Он повернулся к своему оруженосцу Жану, который тихо стоял позади него. Вильгельм надеялся, что парень не станет засыпать его вопросами, на которые он не сможет ответить.
– Джек договорился о размещении лошадей на конюшне, а ваш багаж мы поставили в гостевом домике.
Вильгельм кивнул с отсутствующим видом, поскольку ожидал этого от оруженосцев. Это входило в их обязанности.
– И что? – спросил он с легким раздражением.
Жан покраснел.
– Я подумал, что вы захотите вымыться и поесть. Я попросил одну из послушниц наполнить ванну и принес еды с кухни.
Вильгельм тут же успокоился. Ему даже удалось изобразить подобие улыбки.
– Вы оба – отличные оруженосцы, – сказал он и хлопнул Жана по плечу, извиняясь за несдержанность.
Большая овальная ванна использовалась и для стирки, и для мытья время от времени появляющихся гостей. Вильгельму хотелось лежать в горячей воде до тех пор, пока она не остынет, но это было бы эгоистичным. Его оруженосцы заслужили награду за свое усердие, и он позволил им воспользоваться водой, после того как помылся сам. Он сказал им, что сам вытрется и оденется. В гостевом домике звучали шутки по поводу чистоплотности Вильгельма, и несколько рыцарей объявили, что смывание добродетели с тела неразумно. Нет ничего плохого в запахе настоящего, честного пота.
– Я знаю нескольких дам, которые бы с этим поспорили, – ответил Вильгельм, расчесывая влажные волосы.
– Но не монашки, – улыбнулся Морис де Краон, румяный рыцарь с длинной черной бородой. – Кого еще здесь можно встретить? Когда сюда приедет граф Пуату, ему будет все равно, чем ты пахнешь.