Либба Брэй - Великая и ужасная красота

— Немножко попахивает мелодрамой. Значит, мы обе должны быть благодарны за добрый совет?

Мне не хочется, чтобы Фелисити думала, будто ей и на меня удалось произвести впечатление.

— Но ведь это подействовало. Если говоришь им то, что они хотят услышать, они уже ничего не хотят видеть, — возражает Фелисити.

К нам подбегает Пиппа.

— Боже мой, но что же тут случилось на самом деле? Ты должна мне рассказать, пока я не умерла от любопытства!

Рядом со мной внезапной тенью возникает Энн. Она молчит, просто идет следом за нами уверенным ровным шагом.

— Да то и было, что сказала Джемма! — лжет Фелисити. — Я упала в воду, а она меня вытащила.

Пиппа откровенно разочарована.

— И все?

— Да, и все.

— И ничего больше?

— Разве недостаточно того, что я едва не утонула? — фыркает Фелисити.

Она лжет так уверенно — я могла бы поклясться, что она сама себе почти верит. И я теперь знаю, что она ни слова не говорила о цыгане Пиппе, своей лучшей подруге. Ныне у нас с Фелисити имеется общая тайна, такая, которой она ни за что ни с кем не поделится. Пиппа чувствует, что ей не хотят говорить правды. В ее глазах вспыхивает то задумчивое подозрение, какое охватывает девушек, когда они вдруг ощущают, что могут упасть с высшей ступени дружбы, и кто-то другой проскочит туда мимо них, — вот только они не знают, кто это будет и когда это случится.

Она придвигается к Фелисити поближе.

— Но что вообще ты делала здесь с ней?

— Знаешь, Пиппа, мне вполне достаточно одной директрисы, — огрызается Фелисити. — Ну в самом деле, у тебя такое яркое воображение, что тебе надо бы попытаться стать романисткой. Джемма, иди сюда…

Она подхватывает меня под руку, и мы проходим мимо Пиппы, которой, чтобы сохранить лицо, приходится окинуть пренебрежительным взглядом Энн и присоединиться к другим девушкам.

— Иной раз она ведет себя как ребенок, — говорит Фелисити, когда мы на несколько шагов отстаем от всех.

— Мне казалось, вы очень крепко дружите.

— Я обожаю Пиппу! Правда! Но она уж очень прилипчива. И есть вещи, о которых я никогда ей не скажу. Вроде Итала. Но ты понимаешь. Я вижу, что ты понимаешь. Думаю, мы станем большими друзьями, Джемма.

— Но останемся ли мы большими друзьями, если я разболтаю твой секрет? — спрашиваю я.

— Но разве друзья не делятся между собой тайнами?

Стала бы я делиться своими тайнами с кем-нибудь из этих девушек? Или они убегут в ужасе, если узнают правду обо мне? Впереди мы увидели мисс Мур и младших девочек на большой лужайке; она то и дело выгоняла их из тени деревьев и заставляла вернуться на открытое место. Она смотрит на нас со странным удивлением, как будто мы — окно в прошлое. Призраки.

— Поскорее, девушки! — окликает она нас. — Довольно волочить ноги!

— Волочить ноги? — фыркает Фелисити. — Да я едва дышу после всего!

— А давно мисс Мур преподает в школе Спенс? — спрашиваю я.

— Она приехала сюда прошлым летом. И должна тебе сказать, она внесла в это протухшее старое местечко струю свежего воздуха. О, а это что такое? — восклицает вдруг Фелисити.

— О чем ты? — не понимаю я.

— Да вот об этом лоскуте за твоим воротом. Обрывок какой-то. Ух, он еще и грязный! Если тебе нужен хороший носовой платок, только скажи. У меня их целая куча!

Она хватает лоскуток и сует его мне в ладонь. Это кусочек синего шелка, разлохматившийся и испачканный по краям, как будто оторванный колючей веткой… У меня так задрожали ноги, что пришлось прислониться к ближайшему дереву.

Фелисити недоуменно смотрит на меня.

— В чем дело?

— Ни в чем, — отвечаю я напряженным шепотом.

— Ты как будто привидение увидела!

Возможно, так оно и есть.

Испачканный лоскуток синего шелка — как обещание в моей руке. Моя матушка здесь. «Я выбираю ее…» Именно эти слова я прошептала перед тем, как заснуть. И каким-то образом я изменила порядок вещей. Я привела ее обратно благодаря своей странной, непонятной силе. Впервые мне захотелось узнать о ней все. И если Картик не хочет мне это рассказать, я сама во всем разберусь. Я отыщу Мэри Доуд и заставлю ее объяснить то, что мне необходимо знать. И им меня не остановить.

Фелисити тянет меня за руку.

— Ну же, не стой на месте!

— Иду-иду, — отвечаю я и спешу за ней, из-под деревьев — на лужайку, согретую солнечными лучами.

После ужина я делаю вид, что у меня разболелась голова, и миссис Найтуинг отправляет меня в постель, снабдив бутылкой с горячей водой, чтобы я могла как следует согреться. Это означает, что я отказываюсь от приглашения во внезапно открывшееся убежище Фелисити в большом холле, — а оно открывается мне благодаря тому, что я теперь обрела статус хранительницы тайн Фелисити, — но у меня на уме только одна мысль: должен быть способ совладать с видениями, они не должны властвовать надо мной!

Я иду по коридору, меня останавливает негромкий стук. По полу и стене скользят тени. Кто-то есть в моей комнате. Сердце начинает биться быстрее, я прижимаюсь спиной к стене и, осторожно подкравшись к открытой двери спальни, заглядываю. За письменным столом сидит Картик, без сомнения, решивший оставить мне новое зашифрованное предостережение. Отлично. Пусть себе забавляется, но не сегодня. Я стремительно бросаюсь к открытому окну, через которое Картик проник в комнату, захлопываю его и задвигаю шпингалет. Картик резко оборачивается, готовый к схватке.

— Теперь ты можешь выйти только через дверь, — задыхаясь, говорю я.

Он прищуривается.

— Отойди!

— Нет, пока ты не ответишь на мои вопросы.

Я перекрываю ему единственный путь к бегству. Если я подниму шум, закричу, его поймают в ту же минуту. Он очутился в ловушке. Картик складывает руки на груди и смотрит на меня бешеным взглядом, ожидая, что я еще скажу.

— Что ты делаешь в моей комнате?

— Ничего, — цедит он, сминая в кулаке листок; я отчетливо услышала шорох бумаги.

— Решил оставить мне еще одну записочку?

Он пожимает плечами. Мы движемся в никуда.

— Почему ты решил помочь мне сегодня у озера?

— Ты нуждалась в помощи.

Я разозлилась.

— А я вот уверена, что не нуждалась!

Картик фыркает, и от этого выглядит не так угрожающе. Он снова превращается в семнадцатилетнего парня.

— Как скажешь.

— Мой план сработал!

Он опускает руки.

— Твой план сработал только потому, что я убедил этого Итала уйти. Как ты думаешь, что случилось бы, если бы я этого не сделал?

По правде говоря, я не знала. И не могла придумать, что сказать.

— Ладно. Я тебе объясню. Этот упрямый цыган остался бы рядом с твоей маленькой подружкой, которой нравится играть с огнем, и она бы здорово обожглась — ее бы выгнали из школы, она погибла бы в глазах общества, о ней шептались бы до конца ее жизни.

Он начинает говорить высоким голосом, подражая дамам высшего света:

— «Ох, вы слышали, что с ней произошло? Ох, моя дорогая, да, именно так! Ее застали в лесу с язычником!» Скажи своей подружке, чтобы держалась своего круга и перестала заигрывать со всякими цыганами.

— Она мне не подруга, — возражаю я.

Картик вскидывает брови.

— Но тогда кто твои друзья?

Я открываю рот, но сказать мне нечего.

Картик ухмыляется.

— Теперь я могу уйти?

— Пока нет.

Да, это дерзость с моей стороны, хотя я не ощущаю себя дерзкой. Мне нужно узнать больше.

— Кто эти «мы», которых ты упоминал? И почему они боятся моих видений?

— Я не должен ничего тебе говорить.

Я просто ненавижу в этот момент Картика, стоящего в моей спальне как в своей собственной, и себя, выслушивающую все эти предостережения и оскорбления и бессильную что-то изменить.

— Стоит ли объяснять, что произойдет, если я сейчас закричу, позову на помощь, и тебя поймают вот здесь, как вора?

Ох, не нужно было этого говорить…

Картик бросается ко мне, стремительный, как молния, и я оказываюсь прижатой к стене, а его пальцы сжимают мое горло.

— Неужели ты думаешь, что сможешь меня остановить? Я — Ракшана! Наше братство живет многие сотни лет, оно существовало еще во времена рыцарей-тамплиеров, короля Артура и Карла Великого. Мы — стражи этого мира и этой сферы, и мы не намерены допустить возврата к прошлому. Время прежних путей миновало. И мы не позволим тебе возродить его.