— Так, прекратили свою вечную болтовню! — рявкает он, запуская пальцы в жидкие седые волосы.
Он начинает вызывать нас одну за другой, чтобы мы перед всем классом исполняли один и тот же гимн. И всем по очереди устраивает полный разнос. Гласные звучат у нас плоско и глухо. Рты открываются недостаточно широко. Я сорвалась на высокой ноте, и мистер Грюнвольд горестно вскрикнул: «Ах!», — как будто его пытали.
И вот наконец настает очередь Энн.
Она поначалу смущается и робеет. Мистер Грюнвольд ворчит и покрикивает на нее, что, конечно, не идет ей на пользу. Я мысленно умоляю Энн показать наконец свой голос. «Пой же, Энн! Ну, давай!» И наконец она запела по-настоящему. Как будто птица покинула гнездо и свободно воспарила высоко в небе. Мы все благоговейно умолкаем. Даже мистер Грюнвольд перестает отсчитывать такты. Он смотрит на Энн во все глаза, и по его лицу разливается радость.
Я так горжусь своей подругой! И почему только матушка не хотела, чтобы мы воспользовались магией сфер? С чего она взяла, что мы не готовы ею пользоваться?
Энн заканчивает гимн, и мистер Грюнвольд аплодирует. Мужчина, который ни разу не похвалил никого из нас, аплодирует Энн! Девушки присоединяются к нему. Они теперь смотрят на Энн по-другому, они видят в ней нечто совершенно новое. А разве это не то, чего хочется каждому? Чтобы его заметили?
Мы наслаждаемся волшебным днем и радуемся, пока не наступает наконец вечер. И тут мы ощущаем, как последние капли магии вытекают, оставляя нас заметно изможденными. Даже миссис Найтуинг обращает на это внимание.
— Мисс Кросс, у вас сегодня несколько усталый вид.
— Я действительно устала, миссис Найтуинг.
Пиппа розовеет.
Миссис Найтуинг представления не имеет, что происходит в ее школе по ночам, пока она спит, выпив свой стаканчик шерри.
— Тогда вам лучше прямо сейчас отправиться в постель и как следует отдохнуть и выспаться. Вы ведь наверняка хотите выглядеть хорошо завтра, когда мистер Бамбл приедет навестить вас.
— Ух… а я и забыла, что он должен завтра явиться с визитом, — жалуется Пиппа, когда мы тащимся в спальни.
Энн потягивается, закинув руки за голову, и ее движение напоминает кошачье.
— А почему бы тебе не порвать с ним? Просто скажи, что тебе этого не хочется.
— Ну, тогда мне не на шутку достанется от матушки, — фыркает Пиппа.
— Мы могли бы вернуться в сферы и сделать тебя ужасно уродливой, — предлагает Фелисити.
— Ну уж нет!
Мы добираемся до верхней площадки лестницы. На потолке виднеются пятна сажи над газовыми фонарями. Странно, почему я никогда не замечала этого прежде?
— Ну и ладно. Тогда можешь попрощаться с сэром Безупречным Рыцарем и стать супругой адвоката, — с насмешливой улыбкой говорит Фелисити.
Чудесное лицо Пиппы искажается от тревоги, но тут же ее нахмуренный лоб разглаживается. В глазах Пиппы вспыхивает решимость.
— Я могу просто рассказать ему правду. Об эпилепсии.
На стенах тоже виднеются следы сажи. Как многого, оказывается, я не замечала вокруг себя!
— Он явится в гости завтра, в одиннадцать утра, — сообщает Пиппа.
Фелисити кивает.
— И тогда мы его отправим восвояси, решено?
Зевая на ходу, я прохожу мимо знакомых фотографических портретов, мимо всех этих поблекших, почти неразличимых женщин. Но это вечер, когда я впервые замечаю самые неожиданные вещи. Одна фотография в простой рамке начала коробиться и морщиться под стеклом. Наверное, отсырела. Ей грозит полная гибель. Но есть в этом ряду и что-то еще… Я присматриваюсь повнимательнее и вижу слабые очертания на стене, там, где должен висеть пятый по счету снимок.
— Это странно, — говорю я Энн.
— Что? — она зевает.
— Посмотри на стену, вот здесь. Видишь след? Здесь точно была еще одна фотография!
— Да, похоже, была. Ну и что? Может, она им надоела.
— Или, может быть, как раз здесь и был снимок того класса, где учились Сара и Мэри, — предполагаю я.
Энн не спеша шагает к нашей спальне, потягиваясь и зевая.
— Вот и отлично. И поищи его.
«Да, — думаю я. — Пожалуй, в этом есть смысл». Я не верю, что этой фотографии просто не существует.
Я думаю, ее почему-то сняли со стены.
Я спала плохо, то и дело просыпаясь, и мне снилось что-то невероятное. Я видела среди облаков лицо матушки, нежное и светлое. Потом облака разлетелись. Небо изменилось. Оно заполнилось серыми тварями с дырами вместо глаз. Все вокруг потемнело. Появилась та самая маленькая девочка. Ее белый школьный фартук и экзотическое платье под ним отчетливо выделялись в темноте. Она медленно повернулась вокруг себя — и тут же начался дождь. Дождь из карт. С неба сыпались карты Таро. И когда они падали на землю, то загорались.
Нет. Мне не нравился этот сон. Я не хотела его смотреть.
И сон исчез. Мне снова привиделся Картик. Это был жадный сон. Наши губы были сразу везде. Поцелуи были яростными и крепкими. Его руки разорвали ворот моей ночной сорочки, обнажив шею. Его губы бешено целовали ее, слегка покусывая, и мне было почти больно, но при этом я воспламенялась все сильнее. Мы перекатывались с места на место, слившись в некое колесо, состоявшее из ладоней, пальцев, языков, губ… Внутри меня нарастало напряжение, и наконец мне стало казаться, что я вот-вот взорвусь. А когда я почувствовала, что мне больше не выдержать ни секунды, я внезапно проснулась. Моя ночная сорочка насквозь промокла от пота и прилипла к коже. Дыхание было прерывистым. Я бессильно вытянула руки вдоль тела и долго лежала, не шевелясь, пока наконец не заснула снова. И больше мне не приснилось ничего.
ГЛАВА 29
Мистер Бамбл является с визитом в одиннадцать часов ровно. Он неплохо выглядит в отличном черном костюме, накрахмаленной белой рубашке и шейном платке; короткие белые гетры, безупречно чистые, защищают его ботинки, а в руке он держит начищенный котелок. Если бы я не знала, кто он таков, я бы приняла его за любящего отца, навещающего дочку, но никак не за жениха, приехавшего к своей невесте.
Миссис Найтуинг подготовила для встречи малую гостиную и подготовилась сама. Она прихватила с собой вязанье, чтобы тихо сидеть с ним в углу в роли безмолвной дуэньи. Но и мы готовы. Фелисити внезапно сваливается с приступом ужасающей, совершенно нестерпимой боли в животе. Она лежит в своей спальне, корчась на кровати в немыслимой агонии. Это похоже на аппендицит, и миссис Найтуинг ничего другого не остается, кроме как немедленно броситься наверх и заняться Фелисити. В результате роль дуэньи временно достается мне. Я тихонько устраиваюсь в гостиной с книгой и делаю вид, что не замечаю, как расписанная розами чайная чашка дрожит в руках Пиппы.
Мистер Бамбл рассматривает Пиппу так, словно оценивает кусок земли, который собирается приобрести.
— Я вижу, кольцо пришлось вам как раз впору?
Это не столько вопрос, сколько предложение сделать ему комплимент и похвалить за хороший вкус.
— О, да, — рассеянно отвечает Пиппа.
— Как ваши родные? В добром здравии?
— Да, спасибо.
Я кашляю и бросаю на Пиппу требовательный взгляд. «Ну же, действуй! Покончи наконец с этим!» Мистер Бамбл в ответ на мой кашель одаряет меня скучной улыбкой. Я снова кашляю и утыкаюсь в книгу.
— Надеюсь, и вы тоже пребываете в добром здравии? — продолжает светскую беседу мистер Бамбл.
— О, да, — бормочет Пиппа. — Ну… нет.
Наконец-то…
Мистер Бамбл замирает, не донеся чашку с чаем до рта.
— О… Надеюсь, ничего серьезного, моя дорогая?
Пиппа бессильным, даже отчаянным жестом подносит к губам носовой платок. Я могу поклясться, что у нее даже выступили на глазах самые настоящие слезы. Она великолепна, и должна признать, на меня это производит впечатление.
— Но в чем дело, дорогая? Вы должны довериться мне, вашему нареченному, и не огорчаться так.
— Как я могу, если меня вынуждают обманывать вас?
Мистер Бамбл слегка откидывается назад, в его голосе вдруг звучит холод.
— Продолжайте. Как это может быть, что вы вынуждены меня обманывать?
— Видите ли, все дело в моем недуге. Я страдаю ужасными припадками, и такой припадок может случиться в любое время!