— Мадлен придется поехать с нами? — спросил он.

— Это необходимо, — заявил Дункан, хотя по его лицу было видно, что у него нет ни малейшего желания видеть жену при дворе. — Мадлен придется рассказать, что произошло, иначе окажется, что прав Луддон.

— Значит, получается, что исход дела зависит от Мадлен? — нахмурился Джеральд.

— Нет, конечно, — промолвил Дункан. — Но она все видела своими глазами. Мы с Луддоном оба использовали ее, и мне нелегко признаться в этом, Джеральд.

— Но ты же спас ее от издевательств Луддона! — воскликнул Джеральд. — Адела рассказывала мне о прошлом Мадлен.

Дункан кивнул. Он так устал от всех этих неурядиц. Теперь, познав любовь Мадлен, он хотел лишь постоянно быть рядом с ней. Барон невольно улыбнулся, вспомнив рассказы жены о легендарном Одиссее. Она поведала ему о бесконечных и долгих перипетиях жизни бесстрашного воина, мешавших ему целых десять лет вернуться домой.

Господи, теперь он сможет сжать ее в своих объятиях не раньше чем через две недели! Дункан вздохнул.

— Но по крайней мере до приезда в Лондон у меня будет время… — произнес он, не замечая, что говорит вслух.

— На что? — перебил его Джеральд.

— Жениться на Мадлен, — ответил барон Джеральду.

Глаза его друга расширились от удивления. Дункан встал и побрел прочь, оставив Джеральда наедине с его недоуменными вопросами.

* * *

Пока Дункан отсутствовал, замок его претерпел некоторые изменения. То были необходимые меры предосторожности — воины опасались за сохранность баронессы.

Но не только это внесло некоторое разнообразие в будничную жизнь замка. Теперь по утрам и большую часть дня двор всегда бывал пустынен. Несмотря на жару, прислуга предпочитала чистить ковры и стирать белье в помещениях. Лишь к вечеру, когда на землю опускались сумерки, люди осмеливались выйти во внутренний дворик и глотнуть свежего воздуха.

Тому была единственная причина — все дожидались, пока Мадлен прекратит стрелять из лука.

Баронесса твердо решила, что научится как следует управляться с луком и стрелами, и буквально сводила Энтони с ума, заставляя его снова и снова давать ей уроки стрельбы. Ему, конечно, приходилось помогать ей, но он никак не мог понять, почему Мадлен с таким трудом дается это искусство. Как она ни старалась, стрела всегда попадала тремя-четырьмя футами выше или ниже цели. Энтони это доводило до бешенства, но добиться лучших результатов Мадлен не удавалось.

Нед исправно снабжал госпожу стрелами. Мадлен растеряла уже добрые пятьдесят штук, то и дело отправляя их за крепостную стену. Когда женщина наконец научилась стрелять пониже, стрелы то и дело вонзались в деревья, стены домов и сохнущее на веревках белье.

Надо сказать, Энтони был необычайно терпелив, понимая упорство своей госпожи — она, конечно, хотела уметь защищать себя. Но была у нее и другая цель: Мадлен мечтала о том, чтобы Дункан гордился ею. Впрочем, об этом Энтони не догадывался…

Посланец короля Англии прибыл в крепость Векстон поздним вечером. Энтони встретил его в большом зале, ожидая, что тот передаст ему приказ монарха на словах, но посланец вручил Энтони свиток пергамента. Тот позвал Мод, чтобы служанка накормила и напоила гонца.

Мадлен вошла в зал в ту самую минуту, когда гонец уже выходил из дверей. Она тут же заметила бумагу.

— Что это за послание, Энтони? Это письмо от Дункана? — нетерпеливо спросила она.

— Нет, это послание от самого короля, — объяснил Энтони и с этими словами направился к небольшому сундучку, стоявшему напротив двери, ведущей в кладовую. На сундучке стояла резная деревянная шкатулка. До этого Мадлен полагала, что шкатулка служит своего рода украшением, но когда Энтони открыл крышку и положил туда свиток, Мадлен успела заметить в шкатулке и другие бумаги. Похоже, Дункан хранил там различные документы.

— Разве тебе не хочется немедленно узнать, что пишет король? — удивленно спросила Мадлен.

— Нет, пусть послание подождет возвращения барона, — заявил Энтони.

Судя по выражению его лица, Энтони и самому не хотелось ожидать так долго.

— Конечно, можно было бы послать за одним из монахов… — нерешительно начал он.

— Я сама прочту послание, — перебила его Мадлен.

Энтони был поражен. Мадлен почувствовала, что краснеет.

— Да, Энтони, — заговорила она, — я умею читать, но очень прошу тебя никому не говорить об этом. Не хочу, чтобы надо мной смеялись, — добавила Мадлен.

Энтони кивнул.

— Дункана нет уже три недели, — напомнила ему госпожа. — И ты говорил, что он может не вернуться и в ближайший месяц. Ну, что скажешь? Неужели мы будем ждать так долго?

— Нет, конечно, — согласился с ней Энтони. Открыв шкатулку, он вытащил пергамент и вручил его Мадлен. Затем он прислонился к столу, сложил руки на груди и стал ожидать, о чем же пишет его повелитель.

Письмо было написано по-латински — именно на этом языке обычно велась деловая переписка.

Мадлен понадобилось немного времени, чтобы перевести письмо. Голос ее звучал ровно, но вот руки, когда она закончила чтение, дрожали.

В послании не было даже приветствия барону Векстону. Гнев короля был очевиден. Смысл послания сводился к тому, что Мадлен немедленно должна явиться ко двору.

Ее огорчил не столько сам этот приказ, сколько сообщение, что за нею послан отряд королевских воинов.

— Итак, король послал за тобой воинов, — заключил Энтони, когда его госпожа закончила читать. Голос его дрожал.

Мадлен подумала о том, что Энтони оказался в нелегком положении. С одной стороны, он был целиком предан своему господину — барону Векстону, а с другой — не смел ослушаться приказания короля Англии.

— А в письме сказано еще что-нибудь? — спросил Энтони.

Мадлен медленно кивнула, а затем ободряюще улыбнулась.

— Я надеялась, ты не спросишь, — прошептала она. — Знаешь, похоже, король пришел к выводу, что… есть два барона и две сестры… Вильгельм решил, что вражду можно прекратить, если каждая из сестер вернется к своему брату… — Глаза Мадлен наполнились слезами. — Но у Дункана есть и другой выход — обвенчаться со мной, — прошептала она.

— Значит, королю еще не известно, что вы уже обвенчались, — заметил Энтони. Он с горечью подумал о том, что Мадлен не знает, как на самом деле обстоят дела.

— Но если Дункан женится на мне, Адела будет вынуждена стать женой Луддона, — закончила Мадлен.

— Спаси нас Бог, — с отвращением пробормотал Энтони.

— Адела не должна ничего об этом знать, — сказала Мадлен. — Я скажу ей лишь то, что король требует моего приезда ко двору.

Энтони кивнул.

— Мадлен, может, ты и писать умеешь? — вдруг спросил он.

— Да, — едва слышно призналась женщина.

— Тогда, пожалуй, если король еще не прислал своих воинов, нам удастся выиграть некоторое время…

— Зачем? — недоуменно спросила Мадлен.

— Чтобы дождаться твоего мужа, — ответил Энтони.

Он поспешил достать из шкатулки пергамент и чернила. Мадлен уселась за стол и приготовилась писать. Отвернувшись от нее, Энтони принялся ходить взад-вперед, обдумывая, что ответить королю.

Тут внезапно Мадлен заметила еще одно послание в конверте со сломанной печатью — это было то самое письмо из Руанского монастыря. Из любопытства она вынула его и начала читать, что святые отцы сообщили ее мужу о Лоренсе.

Энтони повернулся к госпоже, когда она уже дочитала письмо. Он сразу же узнал печать.

— Барон не хотел, чтобы ты волновалась, — прошептал Энтони, обнимая Мадлен за плечи.

Она ничего не ответила, лишь запрокинула голову, чтобы взглянуть ему в глаза. Ее лицо стало неузнаваемым — точно таким же, как в первые недели ее пребывания в замке.

Энтони не знал, как помочь ей. Если он сейчас постарается объяснить Мадлен, что Дункан легализует свой брак с ней при первой же возможности, то этим лишь усугубит положение — оба понимали, что барон все же не сказал жене правды.

— Мадлен, твой муж любит тебя, — проговорил он неуверенно.

— Но ведь выходит, что он мне не муж, не так ли, Энтони? — Не дав ему времени ответить, Мадлен повернулась к телохранителю спиной. — Так что мне написать королю? — тихо спросила она.

Энтони признал свое поражение — пусть его господин сам выпутывается из этого каверзного дела. Он решил лично заняться посланием королю и сообщить монарху, что барон Векстон еще не вернулся в свой замок, поэтому ничего не знает о приказе Вильгельма.