Алина Знаменская - Венерин башмачок

— А где Маша? — Лиза только теперь обратила внимание, что кроватка старшей дочери пуста. А ведь ей самое время спать после обеда!

Лиза выжидательно воззрилась на негритянку. Та поняла, что не отвертеться, принялась лепетать по-своему, очень эмоционально и быстро, помогая себе жестами. Из всего набора ее слов Лиза сумела понять, что ребенок играет с кем-то из своих.

Лиза повернулась и пошла в указанном направлении. Когда же это кончится? Сколько раз она пыталась разъяснить новым родственникам, что для детей необходим режим. Они слушали ее улыбаясь, но поступали, как им удобно.

Лиза двинулась к холлу, но никого там не нашла. Так и есть, девочку унесли на половину свекрови, и теперь придется тащиться туда и объясняться с родственниками.

Лиза вернулась в детскую и приказала няне привести девочку.

Она стояла у кроваток близнецов и не чувствовала ничего, кроме отупляющей усталости. Однако она понимала, что близнецов придется забрать из детской, поскольку няне всех троих доверить нельзя. Справилась бы со старшей, Машенькой. Ей поскорее захотелось устроить все по-своему, убедить мужа в том, что она уже совсем здорова и сама в состоянии ухаживать за близнецами. Но Умару все не шел из клиники, где, как обычно, было полно работы. Он считал, что все прекрасно устроил, и был счастлив оттого, что у него наконец-то родился сын. Мальчика назвали Андрэ. Девочку, которая оказалась на несколько тонов светлее своего брата, назвали на французский манер — Мишель.

Услышав голосок Маши на лестнице, Лиза поспешила навстречу.

Маша лопотала, гремя цветными крупными бусами. Нуами держала девочку на руках и что-то говорила ей по-своему.

Лиза увела дочку в холл, обняла, будто не видела сто лет. После родов, больницы ей казалось, что Маша в ее отсутствие росла не по дням, а по часам. По сравнению с близнецами девочка выглядела эдакой крепышкой, радовала глаз. Лиза зарылась носом в ее кудряшки. Если бы мама могла видеть внуков хоть изредка! Больше всего Лизе хотелось, чтобы кто-то из близких разделял ее радости и печали, чтобы вместе с ней любовался ее детьми, чтобы было кому пожаловаться и с кем посмеяться. И то, что Маша родилась в России и ее держали на руках все близкие, окрашивало Лизину любовь к дочери в особенные, ей одной понятные, тона. Девочка гремела бусами сестры Умару, что-то лепетала себе под нос, и вскоре они обе уснули на диване в холле, обнявшись.

Когда Лиза проснулась, то не обнаружила дочери у себя под боком. Она развернулась и сразу увидела Умару с Машей на руках. Маша трепала его блокнот. Умару улыбнулся Лизе своей обычной улыбкой, но Лиза сразу поняла, что он чем-то озабочен. На ее вопросы он отшутился, тогда она начала рассказывать, как прошел день, жаловаться на Нуами и выкладывать свои соображения насчет устройства близнецов.

Вопреки своему обыкновению Умару не возражал. И уже к вечеру две горничные занялись обустройством ближайшей к спальне комнаты. Назавтра близнецов перевели туда. К вечеру следующего дня Лиза поняла, что переоценила свои силы. Она не. умела делать дела кое-как, поэтому мытье и кипячение детской посуды, кормление, уход за малышами отнимали все ее не восстановленные после родов силы. Ее шатало, зато близнецы, сытые и чистенькие, мирно сопели в своих колыбельках ровно по часам. Лиза падала с ними рядом на диван и успокаивала себя тем, что совсем скоро они подрастут и тогда она с улыбкой станет вспоминать эти трудные дни. Шутка ли — сразу трое младенцев! Любая взвоет… К счастью, больше у нее детей не будет. Умару все-таки послушался грозную тещу. В роддоме Лизе перевязали трубы.

Оксана сама не знала, что ее привело в этот час к Ларисе. Просто не могла она больше оставаться дома в этот выходной. Не могла. Ноги вынесли ее на улицу. Она шла, сама не зная куда, пока не уткнулась в старый дом, еще сталинской постройки, и не поняла, что пришла к Петровым.

Маленькая серьезная Анечка возила коляску с братиком по большой трехкомнатной квартире. То там, то здесь раздавалось довольное агуканье или же наставительная речь няньки. Лариса пекла блины и складывала их высокой горкой на тарелку посреди стола.

— Мажь медом, — угощала она подругу.

Оксана хлебала пустой чай и качала головой. Не могла есть. Кусок в горло не лез. Вообще жила как во сне с того самого дня, когда узнала, что Игорь в новой семье ждет ребенка.

— Мама, Диму переодеть надо. Он мокрый. — Девочка возникла в проеме дверей.

Лариса убежала, обдав Оксану теплом своей улыбки.

— А ты счастливая, — без всякого выражения констатировала Оксана, когда подруга вернулась на кухню.

— С чего ты взяла? — Лариса уселась напротив и подперла щеку рукой.

— Глаза у тебя совсем другие стали. Светятся, — отозвалась Оксана, а про себя подумала: «Когда-то и у меня такие были глаза. И я была счастлива».

— Да уж какие тут глаза! — отмахнулась Лариса весело. — Только успевай крутись! У одного пеленки, у другой уроки, прописи, чтение… У третьего — переходный возраст. А уж про нас, взрослых, и говорить не приходится…

А потом, выпив чаю, Лариса согласилась:

— А вообще-то ты права. Мне моя жизнь нравится. — И поспешно добавила: — У тебя тоже все наладится. Вот увидишь.

Оксана только невесело усмехнулась в ответ. С кем? С кем наладится-то? С Андреем? С Игорем?

— Встретишь человека, с которым начнешь все заново. С белого листа, — словно отвечая ее невеселым мыслям, пообещала подруга.

— Когда там твоя новая экспедиция? — поинтересовалась Оксана. — Возьми меня хоть поварихой, что ли… Вдруг попаду в какую-нибудь переделку, заблужусь, как ты, авось в меня кто-нибудь влюбится.

Оксана изо всех сил пыталась вытащить себя из того ужасного настроения, в котором увязла, как в болоте.

— Зачем ждать экспедиции? — задумчиво проговорила Лариса. — Вот. — Она сняла с шеи камешек на веревочке и протянула Оксане. — Все в моей жизни перевернулось, когда я нашла этот амулет..

Оксана вертела на ладони отшлифованный камешек. Цветок, выбитый на плоской поверхности, кое-где позеленел от времени. Подумать только… Ведь его носила какая-то женщина. Любила, рожала детей, старилась… Так давно, что даже представить трудно!

— Увидеть бы, кому он принадлежал… — вслух подумала она.

— А мне иногда кажется, что я все про нее знаю, — призналась Лариса. — Какой она была, что любила. По крайней мере любовь в ее жизни присутствовала. Это точно. И мне кажется, у нее было много детей, половина из которых неродные ей по крови.

— Мистика, — ответила Оксана и вернула амулет. — Это — твое. Ты заслужила помощь венериного башмачка, а я — нет. И разгребать мне свою жизнь самой, без всяких талисманов.

Оксана ушла от Ларисы и вернулась в малосемейку. Она возвращалась к себе с непонятным нарастающим волнением в душе. Сердце стучало так, что, поднимаясь по лестнице, она задохнулась. Остановилась на площадке между этажами передохнуть и увидела Игоря. Он сидел на верхней ступеньке лестницы и курил. Ждал ее.

— Привет, — сказала Оксана, и что-то внутри у нее перевернулось и ухнуло. — Давно сидишь?

Игорь пожал плечами.

Пока они шли рядом по коридору До двери квартиры, Оксана почти ощущала, как внутри у Игоря тоже что-то переворачивается и ухает. Они молча вошли, молча сняли куртки. Молча прошли на кухню. Оксана села на табуретку, а Игорь остался стоять. Вынул из кармана бумагу и положил перед ней. Она не притронулась к ней. Все равно ничего не разобрала бы в этих латинских медицинских терминах. Когда-то она всячески сопротивлялась, не хотела подвергать Юльку этой процедуре. Неделю же назад сама предложила Игорю пройти тест на отцовство. Теперь результаты теста лежали перед ней, а она не могла заставить себя развернуть бумагу и взглянуть на них.

Игорь достал сигареты, стал вытряхивать из пачки. Руки его дрожали, зажигалка выпала и ударилась о пластик стола.

Оксана вздрогнула.

— Юлька — моя дочь, — наконец не выдержал Игорь. И поднял зажигалку. Тихо повторил: — Юлька — моя дочь…

Оксана почему-то не могла больше находиться в тесной кухне. Она прошла мимо Игоря, заметалась по комнате, бесцельно переходя от предмета к предмету. Больно стукнулась о гладильную доску локтем, плюхнулась на диван и стала тереть свой локоть, словно в нем сосредоточилась вся ее боль. Игорь пришел из кухни, стоял, подпирая косяк, и смотрел, как она нянчит свою руку. Они были как глухонемые оба. Игорь первый не выдержал. Он в одно движение оказался возле Оксаны, опустился на палас, уперся грудью в ее колени. Стал целовать ее ушибленный локоть. Запах мужчины, много лет делившего с ней постель, что-то повернул в ней. Она вцепилась в Игоря, и они оба оказались на полу, продираясь друг к другу сквозь одежду, как сквозь непроходимую чащу. Эти объятия были взахлеб. Каждый знал, что любая мелочь может все испортить, остановить, разрушить. Они любили друг друга как раньше, как давным-давно, в первые месяцы совместной жизни, когда страсть накрывала их внезапно, не спрашиваясь, а желание заставало врасплох где угодно — на кухне, в ванной, в гостях… Игорь горячо дышал ей в волосы, а она кусала его подбородок, мешая обиду и боль со стонами удовольствия…