— Мама! — проговорила она, захлебываясь слезами. — Она умирает, мама! Наша Машенька умирает! Помоги мне…
Все же перед отъездом Ульяна не выдержала. Не смолчала. Все оказалось не так в этот ее приезд к сестрице. Все не так. И виновата во всем сама же сестрица Инночка. А кто же еще? Все потому, что счастья захотела. Всю жизнь его искала и не устала от поисков. А какое еще такое счастье-то в пятьдесят лет? Детей собери вокруг себя и радуйся. Нет, нужна любовь! А с чего началась вся свара? С любви и началась. С Андрюшкиной. Он заявился к матери и объявил, что от Кристинки ушел и жить будет дома, поскольку Оксана его отвергла.
Стали разбираться и выяснили, что давеча он надел свой парадный костюм, купил цветов и поехал к любимой женщине делать предложение. А она развернула его на 180 градусов и заявила, чтобы он возвращался к жене и не маялся дурью.
Андрея встретил полковник и стал утешать при помощи коньяка. Инна Викторовна возмутилась такой поспешности сына. Зачем, дескать, сразу предложение делать? От одной и сразу к другой! К чему, мол, такие крайности? Слово за слово, Андрюшка хлопнул дверью и покинул отчий дом. Вернее, материнскую обитель. Вот тут Ульяну и прорвало. Может быть, она бы и смолчала, не окажись в тот момент на семейной кухне Верховцева, который закусывал куриной ножкой, отложенной для себя Ульяной Викторовной. И ведь все в доме знали о том, что она любит ножки, и в прошлые свои приезды она с таким вопиющим невниманием не сталкивалась.
— Раскидала, значит, детей… — начала Ульяна, обращаясь к сестре, но наблюдая за Верховцевым. — Рассовала по углам, успокоилась.
— По каким таким углам я их рассовала? — с пылу с жару подхватила та. Она еще от перебранки с сыном не остыла. — Я все для них сделала! Все им отдала!
— Что сделала-то? — подначивала Ульяна, краем уха улавливая, как смачно хрустит куриной ножкой приблудный полковник. — Кого Андрюшке позволила в жены взять? Чуду, какую и не придумаешь!
— Будто он меня спрашивал! А то ты Андрея не знаешь, Ульяна! — отмахивалась Инна Викторовна, перетирая тарелки. Она рукам дело искал», ей тошно было после ссоры с сыном.
— Знаю. Знаю, что он — дитя неразумное, а ты — мать. Как допустила? А теперь винишь его, а в чем он виноват?
— В том и виноват, что башкой не думает вперед! Ульяна все смотрела на Верховцева, и так он бесил ее своей невозмутимостью, что она только выжидала момент, чтобы вцепиться в него напоследок, как он в ту курицу.
— На то ты и мать, чтобы за детей все обдумать. А просто тебе так удобнее, вот что я тебе скажу!
— Что удобно-то мне? Что ты несешь?
— А то и удобно! Что они не на глазах! Андрюшку спихнула абы за кого, Лизу так вообще, срам сказать, куда сплавила…
— Я — сплавила?! — задохнулась Инна Викторовна.
— А кто же? Я, что ли? Чтобы самой на старости лет вольготней было любовью заниматься!
— Ульяна Викторовна! — Брови полковника удивленно полезли вверх.
— А я шестой десяток Ульяна Викторовна! — обрадовалась та, что наконец задела полковника за живое. — Что, правда-то глаза колет?
Инна Викторовна махнула рукой и быстро вышла из кухни. Но Ульяне она и не нужна была. На ее удочку попался полковник.
— Зачем же вы так с сестрой? — укорил он гостью — Инна к вам всем сердцем.
— А она знает, за что мне добром платит! — отрезала Ульяна. — А ты в наши родственные дела не лезь. Ты здесь кто? Нет никто! Ноль! Вот!
— Ну как же? — растерялся полковник. — Я в некотором роде…
— Вот и дело-то! В некотором! Ты тут не первый!
И Ульяна, беззастенчиво загибая пальцы, стала называть фамилии сестриных официальных и гражданских мужей. Тех, кого помнила.
Полковник засмущался Он не знал, что ответить на такие выпады.
— И где они теперь? — резонно поинтересовалась Ульяна. — Ветром сдуло. И тебя сдует, ежели будешь шибко высовываться. — И она кивнула на обглоданную куриную ножку.
Полковник растерянно притих. А Ульяна разносила его почем зря и остановиться не могла.
Но Инна Викторовна остановила ее. Влетела на кухню и сказала:
— Тише вы! Замолчите.
И включила телевизор. Показывали Африку. Рахитичных негритят со вздутыми животами, тростниковые хижины, грязно-мутную реку.
Все трое прилипли к экрану.
— Не удалось избежать новой вспышки дизентерии и на территории Южно-Африканской Республики, — объявила диктор. — Больницы переполнены, а зараженные все продолжают поступать.
И все. Канал переключился на другой сюжет, а сестры так и остались перед телевизором, не в состоянии не то что спорить, но и даже просто говорить. Не сговариваясь, бросились они к телефону. И услышали страшную новость. Машенька, их первая внучка, которую они вместе качали в колыбельке, умерла от дизентерии. В дом Инны Викторовны пришло горе.
Эпилог
— А католическое Рождество — это теперь наш семейный праздник?
Петров хитро блестел глазами и что-то прятал за спиной.
— Конечно, — невозмутимо ответила Лариса, дорисовывая последние штрихи макияжа. — Умару — католик, и мы должны быть солидарны.
Петров притворно вздохнул и протиснулся в спальню вместе со свертком.
Лариса сделала вид, что ничего не заметила. В зеркале ей виден был весь Петров, в парадном костюме, с галстуком. И то, как он возился, разворачивал свой сверток. А сверток был плоским, и она уже догадалась, что там картина. К тому моменту, когда Петров справился с завязками И бумагой, Лариса повернулась к мужу лицом, чтобы оценить подарок.
— Закрой глаза! — поспешно заорал он.
Лариса повиновалась. Муж приблизился и установил свой подарок так, чтобы Лариса увидела сразу во всем объеме.
Она открыла глаза. Это действительно была картина. На пестром фоне разнотравья выделялся бордово-желтый цветок. Он гордо выпирал свою желтую губу, собственными листьями создавая себе фон. Вдалеке художник изобразил холмы с обрывками леса. Но сразу становилось понятно: картина писалась ради цветка. И он был прекрасен.
— Нравится?
— Спасибо, Саша… — Лариса была тронута. Она не могла сразу подобрать слова, чтобы выразить нахлынувшие чувства. Она понимала, что подарку предшествовала целая эпоха: сначала Петров обдумывал, потом искал художника, потом объяснял тому, что да как. — Где бы нам ее повесить? — Она задумчиво осмотрела спальню.
Когда в комнату вошел Петров-средний, то застал такую картину: родители, нарядные и полностью готовые отправиться в гости, с молотком и линейкой возятся у стены.
— Мы в гости-то идем? — поинтересовался он.
— Идем, — хором подтвердили предки.
— Тогда завяжите мне кто-нибудь галстук.
Лариса поняла, что Сашка пришел специально для того, чтобы она внесла последний штрих в его облик. Он любит, чтобы она уделяла ему внимание. Ведь в основном ее время занято мачышами. Маленький Димка такой шустрый, никому покоя не дает. Ползает по квартире, как снегоход, вот-вот встанет на ноги и побежит. С Аней приходится много заниматься, чтобы оценки были хорошие. Вот Санька и хитрит. Лариса завязала ему галстук и поправила воротник.
— Нравится картина?
— В нашей семье, похоже, культ венериного башмачка, — констатировал Саша.
— Это наша семейная легенда, — отозвался Петров-
старший с табуретки. — Когда я отважно спасал Ларису Николаевну из лап смерти, у нее на шее висел талисман с цветком.
— Но сначала Лариса Николаевна нашла меня, — напомнил Саша. — И если бы мы с Димой не полезли в эту пещеру, то вы вообще никогда бы не познакомились. Ты ведь, батя, не любитель ходить на родительские собрания.
— Оболтус… — проворчал отец и слез с табуретки.
— Какие вы оба красивые! — похвалила Лариса и подтолкнула их к выходу. — Нехорошо опаздывать.
Когда Петровы прибыли в дом Ларисиной тети, все были уже в сборе. Юлька выбежала им навстречу и сразу затеяла возню с Аней. Маленького Димку унесли наверх — он уснул еще в машине. В гостиной командовал полковник. Он расставлял бутылки, Андрей помогал ему. Рядом с Андреем Лариса заметила незнакомую девушку.
Лариса прошла за теткой на кухню.
— А кто эта девушка?
— Андрюшка привел, чтоб Оксану позлить. Будто ты не знаешь его.
— Значит, к Кристине он возвращаться не собирается?
— Развелся официально. В нашей семье это был год разводов, похоже, — невесело усмехнулась Инна Викторовна, доставая из холодильника салаты. — Он, дурачок, не понимает, что Оксана еще не отошла от стресса. Ей время нужно.