На сей раз мы ехали в купе вдвоем и благословляли судьбу за это — общаться с незнакомцами не было сил. По соседству с нами располагалось семейство с двумя маленькими детьми. Младший, мальчик лет трех, весьма любопытничал и при всякой возможности заглядывал к нам в купе. Он молча наблюдал за нами, а когда ему предлагалось войти, ребенок мгновенно исчезал. Однажды нам таки удалось завлечь его в свои сети. Малыш с достоинством принял предложенный ему персик, медленно, не глядя на нас, надкусил его и пробормотал:

— Спасибо.

— Суровый мужчина, — улыбнулась Марина и посадила ребенка себе на колени.

Мальчик решительно высвободился, посмотрел на нас исподлобья и направился восвояси. Мы переглянулись с подругой и как по команде протяжно вздохнули, без слов понимая друг друга. Во взгляде, жестах, движениях Марины читалась глубокая тоска по материнству. Со мной все ясно, но за Мариной я никогда не наблюдала особой тяги к детям. Возможно, она сама не знала себя с этой стороны. Любовь пробудила спящие инстинкты…


Хороший мой, я вернулась другая. Нет, меньше любить тебя я не стала, но во мне появилась уверенность, что я смогу жить одна, ведь ты все равно будешь со мной, как там, на юге. Поездка мне показала, что это возможно. Еще я почувствовала, что могу писать, и теперь у меня есть друг — Марина. Мы сроднились с ней, наша дружба давала мне силы перенести одиночество, жизнь без тебя. Конечно, она не заменяла семейную жизнь, это невозможно, но поддержку я чувствовала определенно.

В Москве уже давно хозяйничала осень, было сыро и пасмурно. На эту погоду мы прихватили плащи и палантины. Расстались на вокзале. Марина наняла носильщика, а я сразу же села в такси и поехала домой. Противоречивые чувства мешались во мне, пока я ехала по городу. Я успела соскучиться по Москве, по своей квартире, но страшно было возвращаться в пустой дом, как в клетку, где живут тоскливые воспоминания, страхи и комплексы. О нашей любви, которая тоже жила здесь, я старалась не думать, иначе бы не решилась уйти. Я еще не знала, куда направлюсь дальше, где буду жить. Надеялась, пока ты путешествуешь, снять квартиру. Еще непонятно было, на что и как буду существовать, оплачивать жилье, но полагалась на твою помощь. Хотя бы в первое время, пока не устроюсь куда-нибудь. Почему-то ни секунды я не сомневалась, что ты поймешь меня и поможешь.

Неприятно кольнуло внутри, когда я увидела кучку твоих поклонниц, нагло воззрившихся на меня. Наверно, их выгнали из дворика и они расположились на детской площадке напротив дома. Только напрасно они тут сидят, убивают время. Должны бы уже понять, что ты дома почти не бываешь…

Я вошла в подъезд с тоскливым предчувствием. Действительность наваливалась на меня и тащила на дно. Или это чемодан такой тяжелый? Куда только девалась накопленная солнечная энергия, легкость, лучезарность? У моря все было так просто… Все, не буду откладывать, прямо сейчас позвоню в агентство по недвижимости и попрошу подобрать мне квартиру. Боюсь, после не хватит решимости.

Я открыла ключом дверь, вошла и поставила чемодан. Нос тотчас уловил запах табака. Может, это с лестничной площадки? И тут из кухни донеслись непонятные звуки. Я испугалась так, что сердце едва не остановилось. Прислушалась, замерев. Да, в доме кто-то был. Скинув туфли, на цыпочках я прокралась к закрытой кухонной двери. Шум возни, звон разбитой посуды, бормотание:

— Будь оно неладно!

По инерции я еще тряслась, но уже все поняла и распахнула дверь. Ты сидел за столом, на котором царил хаос: бутылки, огрызки, пустые пластиковые упаковки, консервные банки, окурки. Ты был изрядно пьян. Увидев меня, как-то жалко улыбнулся и сипло пробормотал:

— Ты приехала…

Я не могла говорить, только смотрела. За какой-то месяц ты изменился почти до неузнаваемости. Резче обозначились морщины, прибавилось седины в волосах, глаза смотрели тускло и безжизненно. Я не сразу догадалась, что еще так изменило твой облик: ты сбрил усы и персидскую бородку. Мне вновь стало страшно, теперь уже по другой причине.

— Что случилось? — наконец выговорила я с падающим сердцем.

Обозрев беспорядок на столе, ты виновато произнес:

— Я тут одичал без тебя…

Ты смотрел на меня с детской беспомощностью, а в глазах твоих стояли слезы. Господи, что же случилось? Я рухнула на стул, налила себе рюмку водки и выпила.

— Не надо, не пей, — пробормотал ты морщась. — Жуткая гадость.

— Что случилось? — повторила я вопрос.

С трудом прикурив сигарету, ты вдохнул дым и закашлялся. Я ждала с нарастающей тревогой. Откашлявшись, ты хрипло произнес:

— Голос… Я потерял голос.

«Расплата!» — обожгла меня мысль. Больнее нельзя было тебя ударить. Горячая волна любви, жалости, желания отдать жизнь, только бы тебе это помогло, накрыла меня с головой.

— Это конец! — Ты силился усмехнуться, но не смог удержать слез.

Я тоже едва не расплакалась, однако, подавив рыдания, выговорила со всей твердостью, какая была мне присуща:

— Что за глупости ты говоришь! Так не бывает. Давно это началось?

Теперь ты смотрел на меня с надеждой, как ребенок на всесильного взрослого.

— Неделю назад.

— Но ты же говоришь — значит, голос есть.

— Я не могу петь.

— Может, от этого? — Я кивнула на стол.

Ты горько улыбнулся:

— Здесь обратная связь.

— Значит, это временно. Я слышала, такое случается.

Ты покачал головой:

— Я был у врача. Он подписал мне приговор.

Ты налил себе водки, но я не дала выпить, накрыв рюмку ладонью.

— Подожди, не пей, прошу тебя. Почему это произошло? Врач объяснил? Что он сказал, почему пропал голос?

Ты повесил голову и замолчал. Я решительно убрала со стола водку, направилась в ванную, включила воду. Пока набиралась вода, наводила порядок на кухне. Собрала весь мусор в мешок, вымела осколки, помыла посуду. Ты пьяно клевал носом, дремал. Добавив в ванну успокаивающие травы и расслабляющие соли, я повела тебя отмокать. Ты не мог сам раздеться, я взяла на себя и это. Снимая майку, не выдержала, припала к твоей груди, поцеловала в серединку. Как соскучилась… Ты вяло обнял меня, но я высвободилась и расстегнула на тебе ремень.

— Боюсь, что толку от меня сейчас будет мало, — пробормотал ты, а я, щелкнув тебя по носу, решительно стянула джинсы и все остальное.

— Ныряй!

Ты понял это буквально и чуть не захлебнулся.

— Ну что ты как маленький, — ворчала я, с нежностью хлопоча над тобой.

Вся моя одежда была мокрая после этого, следовало переодеться. Пока ты лежал, дремля в теплой воде, я перенесла чемодан в свою комнату, переоделась в домашний наряд. Потом выволокла тебя, немного протрезвевшего и успокоенного, из ванны, обтерла пушистым полотенцем и отвела в нашу спальню. Ты свалился в подушки и пробормотал, окончательно засыпая:

— Как хорошо, что ты приехала! А я все звонил, звонил…

Я бросилась к телефону и набрала Маринин номер. По счастью, она была дома и могла говорить. Я вкратце обрисовала ситуацию.

— Что же делать? Марина, нужно срочно найти врача, хорошего врача, который специализируется на подобных случаях! И если можешь, узнай, что же все-таки произошло с Колей?

— Хорошо, — с готовностью ответила Марина. — Я поговорю с ребятами и узнаю, у кого он был и что ему сказал врач. Жди.

Легко сказать. Я металась по дому, разбирала свои вещи, заглядывала к тебе, сидела рядом и смотрела на твой спящий профиль. Марина позвонила к вечеру, когда уже я сама готова была набрать ее номер.

— Для начала телефон запиши. Это врач Кураев, которого мне порекомендовала одна певица из Большого театра, проверенный.

Она продиктовала номер, назвала его имя, я записала.

— Я поговорила с Герой и Андреем, еще кое с кем, — продолжила Марина. — Выяснила, что потеря голоса произошла на фоне стресса. Нагрузки тут ни при чем: он мало пел в последний месяц.

Холодея от предчувствия, я выдавила:

— Стресс? Но от чего?

Марина сделала паузу, собираясь с духом.

— Эта девушка, из «Коловрата», выходит замуж за модного продюсера. Как только ее диск вышел и стал популярным, она рассталась с Николаем. Ей сделали предложение, от которого она не смогла отказаться. Так часто бывает. Законы шоу-бизнеса.