На Левый берег Кэрол перешла по мосту Александра Третьего, миновала Дом инвалидов и вышла на набережную, где, как она помнила, раскладывали свои товары антиквары. Улица Сен-Пер вывела ее к улице Жакоб. Кэрол вернулась сюда — совсем как почтовый голубь, который возвращается домой. Дойдя до перекрестка, она свернула в узкий переулок, где стоял принадлежавший ей когда-то дом. Сначала по приезде в Париж Кэрол с детьми поселилась на частной квартире, которую сняла для нее студия, но там им было тесновато, поскольку для Хлои пришлось пригласить няню (Энтони уже ходил в школу при американском посольстве), и в конце концов они перебрались в отель. Когда съемки закончились, Кэрол решила задержаться в Париже и нашла этот дом. Он очаровал ее с первого взгляда — настоящая маленькая жемчужина, спрятавшаяся в зелени небольшого ухоженного сада. Несмотря на скромные размеры дома, все они отлично разместились в нем: дети и няня поселились в мансарде — в комнатах с овальными слуховыми окнами, выходившими прямо на крышу, а спальня Кэрол на втором этаже была достойна самой Марии-Антуанетты. В ней были высокие потолки, глядящие в сад створчатые окна, прекрасно сохранившийся дубовый паркет восемнадцатого века, резные филенчатые панели на стенах и отделанный розовым мрамором камин, который можно было топить дровами. Рядом со спальней был кабинет, гардеробная и туалетная комната с ванной, которая своими размерами напоминала небольшой бассейн. Хлоя, во всяком случае, устраивала в ней настоящие заплывы, да и Кэрол любила свободно вытянуться в горячей воде, к которой она добавляла ароматные масла или пену. На первом этаже находились столовая, гостиная и кухня, дверь из которой вела прямо в сад. Летом и весной, в хорошую погоду, они часто обедали в саду, под огромной цветущей яблоней, которая осенью приносила множество мелких, но вкусных плодов. Этот восхитительный дом был построен в восемнадцатом веке, скорее всего, для какой-нибудь придворной куртизанки. Кэрол так и не удалось узнать, кому он принадлежал в те далекие времена, однако она была уверена, что с ним связана какая-то романтическая история. Для нее, во всяком случае, старинный дом с самого начала был чем-то большим, чем просто жилищем.
Сейчас она легко отыскала его и даже вошла в сад, благо ворота были гостеприимно распахнуты. Несколько минут Кэрол постояла, глядя на окна своей бывшей спальни и гадая, кто живет здесь теперь, счастливы ли эти люди, сбылись ли их мечты. Сама она была счастлива здесь целых два года, хотя тогда все закончилось довольно грустно, и Париж Кэрол покидала с тяжелым сердцем. Да, и сейчас, вспоминая те давние события, она почувствовала, как заныло в груди. Казалось — явившись сюда, она словно приоткрыла дверь в прошлое, которая уже полтора десятка лет оставалась закрытой наглухо, и теперь на нее вдруг нахлынули полузабытые запахи, звуки и ощущения. Да, она была счастлива здесь с детьми, счастлива, потому что каждый день ее ожидало что-то новое и неожиданное, как всегда бывает, когда начинаешь строить новую жизнь. Но потом все закончилось, и Кэрол вынуждена была вернуться в Штаты. Решение далось ей нелегко; оно было сопряжено с болью серьезной потери, но в конце концов она все же сделала над собой усилие и покинула Париж. До сих пор Кэрол гадала, верно ли поступила и как сложилась бы ее жизнь, если бы она осталась. Сейчас, когда она стояла на лужайке перед своим бывшим домом, ей казалось, что она все сделала правильно и что возвращение в Штаты принесло пользу если не ей самой, то ее детям. Быть может, и она тоже от этого выиграла, вот только что? Даже пятнадцать лет спустя Кэрол не взялась бы ответить на этот вопрос.
Потом ей пришло в голову, что она знает, что привело ее сюда сегодня. Ей снова нужно было убедиться, что тогда она сделала правильный выбор. Когда она будет уверена в этом на сто процентов, ей будет проще разобраться в себе и найти ответы, без которых она не могла писать свою книгу. Задуманное ею путешествие по карте собственной жизни начиналось именно здесь; только повторив — пусть и в воображении — свой путь, она сможет сказать, что же с ней случилось и случится. Правда, свой роман Кэрол задумывала как произведение художественное, однако, чтобы написать его, ей нужно было знать правду, которую она потом сумеет преобразовать в вымышленную историю. Увы, слишком долго она избегала этой самой правды, но теперь первый шаг был сделан, и Кэрол порадовалась собственной храбрости.
Задумчиво опустив голову, она двинулась к выходу из сада и едва не столкнулась с мужчиной, который как раз входил в ворота. Увидев ее, он удивленно приподнял брови, но Кэрол извинилась перед ним по-французски, и мужчина, кивнув, двинулся к дому уверенной хозяйской походкой.
Проводив его взглядом, Кэрол поспешила выйти за ворота и отправилась бродить по улицам и переулкам Левого берега, заглядывая в попадавшиеся по пути антикварные лавчонки. Потом она зашла в кондитерскую, куда когда-то часто приходила с детьми. Там Кэрол купила пакетик миндальных печений и ела их на ходу. Она хорошо знала этот район, и теперь он навевал ей множество горьких и сладостных воспоминаний о давней счастливой поре. Один вид этих мокрых после дождя домов, этих луж на асфальте всколыхнул в ее душе столь многое, что Кэрол почувствовала желание как можно скорее вернуться в отель и засесть за книгу. Похоже, теперь она знала, какой должна быть ее книга и как будет развиваться сюжет, а главное — ей было ясно, с чего следует начать. Те полторы главы, которые она вымучивала целых два месяца, никуда не годились. Их следовало переписать заново, и теперь Кэрол представляла, как это сделать. Она просто начнет с самого начала и двинется дальше…
И, продолжая думать о своей книге, Кэрол остановила проезжавшее мимо такси.
Забравшись внутрь, Кэрол назвала отель. Машина тронулась, и Кэрол, откинувшись на спинку сиденья, снова погрузилась в воспоминания о своем доме, о Париже, о том, как сильно изменился город за прошедшие пятнадцать лет. Она заметила это, пока шла от отеля до рю Жакоб и бродила по Левому берегу, разглядывая обновленное убранство улиц. Когда она приезжала сюда с Шоном, многое здесь выглядело иначе — не говоря уже о тех днях, когда Кэрол прилетала в Париж, чтобы оформить продажу дома. Тогда, впрочем, ее одолевали слишком сильные чувства, поэтому Кэрол было не до красот. Дом ей продавать не хотелось, но и оставлять его за собой не было смысла. Из Лос-Анджелеса во Францию не налетаешься, к тому же тогда Кэрол очень много снималась, почти не делая перерывов между съемками. А самое главное — у нее не осталось сколько-нибудь веских причин возвращаться в Париж. Эта страница ее жизни была закрыта навсегда (так, во всяком случае, она думала), и дом был последним, что связывало Кэрол с любимым городом.
Дом она решила продать примерно через год после своего возвращения в Штаты. Тогда они со Стиви прилетели во Францию буквально на два дня: Кэрол подписала необходимые бумаги и сразу вернулась в Лос-Анджелес. Ни времени, ни желания предаваться ностальгическим воспоминаниям у нее не было, но теперь ситуация изменилась. Времени у нее было сколько угодно, да и воспоминания не пугали и не ранили ее так сильно, как когда-то. Пятнадцать лет — достаточный срок для того, чтобы прошлое перестало причинять боль, и теперь она, возможно, была готова обратиться к прошлому. После того как умер Шон, никакие потери ее больше не страшили.
Кэрол так глубоко задумалась, что не заметила, как напротив Лувра такси свернуло в тоннель и оказалось в дорожной пробке. Лишь четверть часа спустя она обратила внимание, что машина почти не движется, и с удивлением огляделась. То, что они застряли надолго, ей стало ясно сразу, но Кэрол это нисколько не обеспокоило. Она никуда не спешила, к тому же долгая пешая прогулка, да еще предпринятая сразу после перелета через несколько часовых поясов, утомила ее. Добраться до отеля, поужинать, поработать над романом и пораньше лечь спать — таков был ее план на остаток сегодняшнего дня.
Она продолжала размышлять о своей книге, когда такси проехало еще несколько ярдов, потом резко дернулось и снова встало. В Париже был час пик — кто-то возвращался с работы домой, кто-то ехал за город. В это время движение на основных городских магистралях всегда было затруднено, но Кэрол напрочь об этом забыла. Подняв голову, она бросила взгляд в окно на остановившийся рядом автомобиль и увидела на переднем сиденье двух парней, которые что-то кричали, смеялись и сигналили пыхтевшей впереди машине. Из машины высунулся молодой человек и, словно старый знакомый, махнул им рукой. Парни в легковушке ответили на этот жест еще одной серией пронзительных гудков и новым взрывом хохота, и наблюдавшая за ними Кэрол тоже улыбнулась. Судя по черным как смоль волосам и смуглой, цвета кофе с молоком, коже, это были марокканцы или выходцы из Северной Африки, и она подумала о том, что пятнадцать лет назад такие лица встречались на парижских улицах гораздо реже.