Даниэла Стил - Верить в себя

— Я люблю тебя такой, какая ты есть.

— Я тоже тебя люблю… то есть мне так кажется, — уточнила Кэрол. — Но я не хочу связывать себя обязательствами, которые могут помешать мне осуществить мои планы. А больше всего мне не хочется еще раз пережить… то, что я уже пережила однажды. — Именно это было для Кэрол самым главным. Не карьера, не права женщин и другие дела, а разочарование и боль, повторения которых она так боялась. Кэрол понимала: былое чувство вновь пробуждается в ней, но теперь она прекрасно сознавала и опасность подобного увлечения. Пусть он больше и не был министром, пусть теперь он был свободен — все равно воспоминания о пережитых страданиях не позволяли ей рисковать снова.

— На этот раз тебе ничто не грозит, — сказал Мэтью с искренним раскаянием в голосе. — Поверь, я тебя не разочарую…

— Кто знает? — Кэрол пожала плечами. — Люди, сами того не желая, часто причиняют друг другу боль; вот почему любовь и страдание всегда идут рука об руку. Собственно говоря, любовь и есть готовность к страданиям, к жертвам. К сожалению, я такой готовности в себе не чувствую. Хватит с меня страданий. Я не хочу снова испытать то, что уже случилось со мною однажды. Мне не нужна новая боль — и новая большая любовь мне тоже ни к чему. Я слишком стара, чтобы ввязываться в подобные авантюры — ведь мне уже пятьдесят! — Хотя Кэрол и выглядела значительно моложе своего возраста, но она все равно его чувствовала — особенно после того как пострадала от взрыва.

— Но это же смешно, Кэрол, ты все еще молода. Люди намного старше нас женятся и выходят замуж, а мы… Чего мы боимся?! — Мэтью очень старался убедить ее, но Кэрол не собиралась менять своего решения.

— Старики вступают в брак, когда им нужна нянька, — жестко ответила она. — А нам с тобой, смею надеяться, до этого еще далеко. Кроме того, я только что сказала тебе, чего боюсь я. В моей жизни было слишком много боли. Я пережила разрыв с тобой, измену Джейсона, смерть Шона. По-моему, для одного человека этого вполне достаточно. Я не хочу повторения.

По ее тону Мэтью понял, как глубоко она верит в то, что говорит, и все же не мог отказаться от попыток переубедить Кэрол. Покидая ресторан, они все еще спорили, но так и не пришли ни к какому компромиссу. Кэрол продолжала стоять на своем, и Мэтью почувствовал, что все его усилия тщетны. И все же он еще боролся.

— Но почему ты не хочешь жить во Франции?! — в отчаянии воскликнул он в ответ на очередную ее реплику.

— Потому что мне нравится жить в Лос-Анджелесе, — отрезала Кэрол. — Я — американка, и я не хочу жить в чужой стране.

— Но ведь раньше ты жила! Ты провела во Франции два с лишним года, и я что-то не слышал, чтобы ты жаловалась, — возразил Мэтью. Ему хотелось воскресить в Кэрол воспоминания о том времени, когда им было хорошо вместе, но ее воспоминания отличались от его. Теперь Кэрол больше боялась себя, а не Мэтью, боялась принять решение, о котором потом будет жалеть.

— Да, жила, но по-настоящему счастливой я почувствовала себя, когда вернулась домой, — возразила она. — Только когда я снова оказалась в Америке, я осознала, что мое место здесь, и нигде больше. В этом, я думаю, и была одна из наших проблем, — добавила она чуть мягче. — Культурные различия — так, кажется, это теперь называют. Ты не видел ничего особенного, чтобы быть женатым и при этом жить со мной. Даже внебрачный ребенок тебя не смущал. Я понимаю, что во Франции на подобные вещи смотрят чуть ли не с одобрением, но мне такой подход не по душе. И я не хочу провести остаток своих дней среди людей, чьи взгляды столь разительно отличаются от моих. К сожалению, я слишком поздно поняла, что долго жить среди чужих людей, по чужим правилам, невозможно. В этом случае беды не миновать, что, собственно, и произошло с нами. Ты меня понимаешь?

Мэтью долго не отвечал. Теперь он видел, что когда-то нанес Кэрол слишком глубокую рану, которая не зажила даже за пятнадцать лет разлуки. В отличие от ссадины на ее щеке сердечные шрамы не были видны, но от этого они не становились менее болезненными. Когда они расстались, Кэрол возненавидела не только его, но и Францию, и французов, и теперь единственным ее желанием было вернуться домой, чтобы прожить оставшиеся годы в тишине и спокойствии. Нечто подобное она, несомненно, испытывала с самого начала — с тех пор, как уехала из Парижа. Было просто удивительно, как Шону удалось уговорить ее выйти за него замуж. Наверное, тогда Кэрол еще на что-то надеялась, но Шон умер, и она снова осталась одна. И тогда Кэрол навсегда закрыла для любви свое сердце.

Они проговорили всю обратную дорогу до отеля. Когда машина Мэтью остановилась у «Ритца», они попрощались — сегодня Кэрол не хотелось, чтобы он поднимался к ней в номер. Поблагодарив Мэтью за ужин, она легко поцеловала его в губы и выскользнула из салона.

— Может, ты все-таки подумаешь?.. — спросил он умоляющим тоном.

— Нет, Мэтью. Я обо всем подумала еще пятнадцать лет назад. Два с половиной года ты лгал мне и себе, ты тянул время, не в силах сделать решительный шаг. Что же ты хочешь от меня теперь?

В ее взгляде было столько грусти, и Мэтью понял, что у него нет надежды. И все же он никак не мог смириться с поражением.

— Прости меня, Кэрол! Позволь мне любить тебя и заботиться о тебе до конца моей жизни. Я обещаю… я клянусь, что на этот раз я ничем тебя не огорчу!

Он говорил искренне — у Кэрол не было причин ему не верить, и все же она отрицательно покачала головой.

— Я и сама могу о себе позаботиться, — негромко сказала она, наклонившись к приоткрытому окну машины. — Что касается твоего предложения, то… Я слишком устала и не хочу рисковать во второй раз.

С этими словами она повернулась и, сопровождаемая двумя охранниками, стала подниматься по ступенькам. Мэтью проводил ее взглядом, а когда она исчезла за дверью, тронул машину с места. Глаза его застилали слезы, но Мэтью ничего не замечал. Теперь он знал точно: то, чего он боялся, случилось.

Он потерял Кэрол навсегда.

За завтраком Кэрол была необычно молчалива и грустна. Она только пила свой чай и почти не притронулась ни к омлету с грибами, ни к булочкам с шоколадной глазурью в отличие от Стиви.

— Когда мы вернемся домой, я буду весить фунтов триста, — сказала Стиви со вздохом, отправляя в рот очередную булочку, и Кэрол лишь молча кивнула. Допив чай, она развернула газету, и Стиви, которая только сейчас сообразила, что с подругой творится что-то неладное, забеспокоилась. За все утро Кэрол не сказала и двух слов, что показалось Стиви дурным предзнаменованием. «Неужели, — подумала она, — ее выписали из больницы слишком рано и теперь ей стало хуже?»

— Как прошел вчерашний ужин? — спросила она. Кэрол откинулась на спинку кресла и вздохнула.

— Хорошо, — односложно ответила она, откладывая в сторону газету.

— И куда вы ходили на этот раз?

— В «Л'Оранжери» на Иль Сен-Луи. Когда-то мы с Мэтью часто там бывали. — «Л'Оранжери» и «Вольтер» были любимыми парижскими ресторанами Кэрол.

— А ты хорошо себя чувствуешь? — осторожно осведомилась Стиви.

Кэрол кивнула:

— Просто я немного устала. Наверное, я еще не привыкла так много ходить. — Они с Мэтью гуляли почти каждый день, и Кэрол заметно окрепла, хотя по вечерам ее ноги ныли от усталости.

— А Мэтью очень расстроился из-за статьи в «Геральд трибьюн»? — продолжала расспросы Стиви.

— Ничего, переживет. Что ж расстраиваться, если там все правда? Он просто забыл… Удивительно, как наша история не выплыла наружу еще тогда, хотя, должна признаться, мы были очень осторожны. Тогда и мне, и ему было что терять.

— Я думаю, эта статья не будет иметь никаких последствий, — заметила Стиви, и Кэрол снова кивнула. Она тоже так думала.

— Неужели вы весь вечер говорили об этой несчастной статье?

Кэрол пожала плечами:

— Не только. Мэтью сделал мне предложение.

— Какое предложение? — не поняла Стиви.

— Выйти за него замуж, — бесстрастным голосом сообщила Кэрол.

В первый момент Стиви онемела, потом просияла.

— Боже мой! И что ты ответила?!

— Разумеется, я ему отказала.

Стиви внимательнее всмотрелась в лицо подруги.

— Отказала?.. — проговорила она растерянно. — Но почему?! Я была уверена, что вы до сих пор любите друг друга. Почему бы не попробовать начать все сначала?