Эмилия Остен - Верность и соблазны

Анна остановила послушную лошадку прямо у парадного крыльца. Дом казался пустым. Никто не вышел, чтобы отвести лошадь в конюшню, ни в одном окне не мелькнуло ничье лицо. Может, кто-то просто решил так жестоко подшутить над вечной невестой? Из всех людей на свете так мог поступить только Джексом, но он совершенно точно не стал бы утруждать себя столь сложным проектом надувательства сестры.

Анна выбралась из двуколки, накинула поводья на сильно разросшийся куст слева от крыльца и поднялась по истертым ступеням к дубовой двустворчатой двери с медными заклепками и молотком в виде львиной лапы. На стук в дверь никто не отозвался, хотя Анна колотила достаточно решительно. Осмотревшись по сторонам, она толкнула тяжелую дверь и с трудом протиснулась в узкую щель между створками. Холл выглядел вполне обжитым, с мебели сняты все чехлы, хотя при ближайшем рассмотрении пыль стерта была далеко не везде. В углу под лестницей стояли два чемодана и огромный сундук, через перила небрежно перекинуто пальто. Значит, кто-то в доме все-таки есть.

Анна помедлила, пытаясь сообразить, что делать дальше. Сюда она примчалась, повинуясь неосознанному порыву и пребывая в душевном смятении, теперь же ее охватила нерешительность. Может, надо было просто послать слугу с приглашением нанести визит? Раз уж Айвен так официально отправил карточку? Анна прислушалась. Ни звука, ни шороха.

И тут она просто-напросто струсила. Десять лет надежд и ожидания – это целая жизнь. Анна уже привыкла к этой жизни, привыкла к одиночеству. Может быть, стоит и дальше хранить чудесные воспоминания? Иногда призрак прошлого может оказаться совсем не тем, кого ждешь. Десять лет прошло. Она изменилась необратимо. А вот что эти годы сделали с Айвеном? Даже те почти три года, в течение которых все еще приходили письма, изменили Айвена. И Анна не была уверена, что хочет столкнуться с лордом капитаном МакТирнаном вот так, без подготовки и лицом к лицу, – лишь они двое. А что, если Айвен тоже ожидает увидеть ту Анну, которой давным-давно нет? Вряд ли он думает, что навстречу ему выйдет та девушка, только вот…

Неожиданный звук, донесшийся откуда-то сверху, заставил Анну буквально подпрыгнуть на месте. Испуганная и взволнованная, она все же нашла в себе силы извлечь из ридикюля визитку и написать на ней несколько слов.

Анна Суэверн приглашает лорда МакТирнана пожаловать в Верн на ужин завтра, шестнадцатого мая.

Оставив карточку на столике у дверей, Анна почти бегом покинула странно пустой дом, вскочила в двуколку и заставила лошадку быстрой рысью оставить позади окрестности Тирнана.

Айвен с трудом открыл глаза и сел на постели. Болело все тело, от кончиков пальцев до макушки. Ад и преисподняя, морская болезнь. Фрегат ее величества «Внезапный» причалил в Глазго еще третьего дня, затем день в наемном экипаже… Что ж, этот день на суше ничуть не улучшил состояние Айвена, если не сказать, что усугубил. Сколько ему пришлось поплавать по морям за десять лет – и все равно каждый раз, едва ступив на палубу, он падал с приступом тошноты – и потом, сойдя на берег, болел еще несколько дней. И ничего не помогало, даже опиум не приносил желанного забытья и облегчения.

Вчера, проезжая Вернхилл, близлежащую деревеньку, Айвен оставил в почтовой конторе карточку для отправки в Верн. Теперь он сильно об этом сожалел. Это просто какое-то помутнение рассудка. Что подумает Анна, когда вдруг поутру обнаружит на серебряном подносе визитку из Тирнана? Здравствуй, любимая, я вернулся? Ты явилась мне среди кровавых грез – и вот он я? Айвен застонал и рухнул обратно на подушки. Вечером в Тирнане оказался лишь пожилой сторож, так что пришлось наслаждаться минимальными удобствами: постель, хорошо хоть сухая и чистая, стакан воды, а большего возмущенный желудок не принимал, фланелевая ночная рубашка, тесная в плечах и груди – десять лет назад Айвен был строен и гибок. Голова раскалывалась, рот наполнился горькой слюной, а помощи и поддержки ждать неоткуда. Впрочем, не привыкать. Айвен укрылся с головой одеялом и застонал. Звук странно отразился от зачехленной мебели, преобразовавшись в какое-то замогильное завывание. Интересно, явится ли сегодня сторож? И догадается ли привести кого-нибудь из деревенских, желающих поработать в Тирнане в качестве горничных, дворецкого, лакеев… и кто там еще нужен в хозяйстве богатому провинциальному лорду?

Мысли буквально царапали мозг, поэтому Айвен постарался снова уснуть, но какой-то скрип, донесшийся с первого этажа, заставил его насторожиться. Жизнь научила его вообще всегда быть настороже, наготове и во всеоружии. Вот и сейчас он извлек маленький «дерринджер» из-под подушки и проверил, как ходит курок. Легко и бесшумно. Подавив приступ тошноты и стараясь не обращать внимания на вращающийся интерьер, Айвен почти бесшумно выбрался из комнаты и прокрался к лестнице. Он отлично помнил ту точку у лестницы, с которой холл у входа просматривался полностью, а снизу наблюдателя было не разглядеть. Пришлось немного наклониться, что вызвало очередной приступ головокружения. Стараясь не шуметь и не упасть, Айвен вцепился в перила и… замер, даже не дыша и не моргая.

Анна стояла у дверей, в лучах света. Медовые волосы стали чуть темней, чем он помнил, а модная в этом сезоне прическа с гладким пробором и сложным узлом на затылке шла ей неимоверно. Темно-синяя, цвета ночного неба амазонка облегала ее невероятно стройный стан, утративший девичью округлость. Она смотрела куда-то под лестницу, слегка прикусив нижнюю губку. Между бровей пролегла едва заметная морщинка, словно Анна много хмурилась все эти годы. Она была невероятно прекрасной, невероятно прекрасной незнакомкой. Ничего общего ни с его воспоминаниями, ни с его опиумными грезами. Она была совершенством, воплощением красоты, грации и… Айвен не мог подобрать слов. Чистоты? Невинности? Идеала?

Пистолет выпал из внезапно ослабевшей руки, и звук удара металла о паркет гулко разнесся по всему дому. Анна вздрогнула. Айвен лишь на мгновение отвел взгляд, чтобы поднять оружие, а когда снова посмотрел вниз, она уже исчезла.

Маленький бумажный прямоугольник белел на столике у дверей. Визитка. Она пришла и оставила визитку. Айвен почувствовал, что просто физически не сумеет спуститься по лестнице. Но и оставаться в неведении насчет содержания карточки он не мог. От самоубийственной попытки сползти по ступенькам в холл его спасло лишь появление сторожа в сопровождении группы весело щебетавших молоденьких деревенских девушек. Наверное, кандидатки в горничные.

Весь следующий день Анна металась по дому, не в силах посидеть на месте хотя бы мгновение. Утром явился Чаттем, но Анна просто не была способна сконцентрироваться на деловых вопросах. Когда она вдруг поинтересовалась у серьезно вещающего что-то про капиталовложения управляющего, какое платье лучше надеть к ужину, голубое или нежно-зеленое, Чаттем захлопнул гроссбух и схватился за голову. Анне едва удалось его успокоить, так разволновался верный помощник. Пришлось, конечно, рассказать ему, что Айвен вернулся. Кажется, что вернулся, ведь сама-то она его не видела. Все равно скоро вся округа будет гудеть, обсуждая новости.

– Леди Анна, – покачал головой Чаттем, – я не знаю, что сказать.

– Так голубое или зеленое?

– Я думаю, что лучше зеленое. Оно… такое зеленое.

Теперь пришла очередь Анны качать головой.

– Хорошо, Чаттем. Давайте отложим все вопросы на завтра. А лучше… Мы с вами уже все это обсуждали. Действуйте, как договаривались. Я полностью на вас полагаюсь.

Проводив Чаттема, Анна сразу же пожалела, что не попыталась сосредоточиться на делах. Все распоряжения насчет ужина были отданы (в том числе и приказание протереть пыль с нижней поверхности столешницы), а до вечера оставалось еще очень много времени, просто бездна. Побродив по дому и посмотрев на суету слуг, Анна поднялась в свою комнату, достала из секретера стопку писем Айвена и вышла в сад. Ночью все же налетела гроза, так что все растения резво потянулись вверх, вдохновленные первым настоящим весенним дождем. Новая жизнь. Как символично.

Анна, прости меня.

Когда-то я писал тебе, что иногда меня посещает мысль, будто ты могла бы стать офицерской женой и присутствовать здесь, как это делают некоторые другие леди; но я тут же останавливал себя, понимая, что натерпелся бы за тебя страху. Только вначале мне казалось это романтичным, самоотверженным, стоящим риска. Потом я научился замечать, как устают эти женщины от постоянного страха за мужей, как сжимаются их пальцы, когда доносятся звуки канонады, и как они смотрят на курьеров, когда вестей после штурма долго нет. Мы, мужчины, отправляемся на бой, потому что это для нас естественно, нет ничего проще войны – и нет ничего сложнее. У мужчин свои отношения с войной. За месяцы, проведенные в Крыму, я научился понимать ее и даже считать в некоторой степени другом. Другом, научившим меня смотреть на мир иначе. Я изменился, Анна. Я стал жестче и злее и стараюсь не показывать всего этого в своих письмах, чтобы не огорчать тебя. Но нам придется заново знакомиться, когда я вернусь. Если я вернусь.