– Знаешь, после того как ты все объяснил, то утро в Тирнане не кажется таким уж страшным.

– Вот теперь я точно все и полностью тебе рассказал. И могу лишь надеяться, что ты позволишь мне… быть частью твоей новой жизни.

– Я тоже этого хочу, но я не стану повторять ошибки молодости. Мы останемся в Лондоне до конца сезона.

– Как пожелаешь. Только я должен вернуть тебя на Хилл-стрит, пока на улицах еще пусто. Иначе нам просто придется обвенчаться со всей возможной поспешностью, чтобы, гм… покрыть твое грехопадение.

Глава 13

Только чудом им удалось незамеченными проскользнуть в дом Суэвернов, а Анне даже пришлось несколько раз прятаться от слуг за портьерами, пробираясь в свою комнату.

Вернувшись во флигель, Айвен решил все же поспать, но мечтам об объятиях Морфея сбыться не удалось: едва он зашел в кабинет, чтобы забрать рубашку, так и оставшуюся лежать на ковре у дивана, как раздался стук в окно.

– Извини, что так рано, – проговорил граф Рэйвенвуд, перебираясь через подоконник в комнату, – но я просто жажду узнать, не зря ли я рисковал жизнью, играя роль свахи для тебя и мисс Суэверн.

– Мы поговорили и достигли взаимопонимания. – Айвен незаметно уронил рубашку за диван и затолкал под него же позабытую Анной перчатку. В отличие от графа, он не стремился посвящать даже друзей в интимные подробности.

– О! Надеюсь, эта формулировка означает, что скоро свадьба?

– Анна хочет провести сезон в Лондоне, а о дне свадьбы мы вообще не говорили.

– Кажется, я страдал зря. – Граф уселся на диван и вздохнул. – Я, кстати, ночевал в клубе. Сейчас только зашел домой переодеться – и к тебе. Видишь ли, я вчера случайно признался, что знаю тебя.

– Очень неосторожно, – усмехнулся Айвен. Ситуация его скорее забавляла, чем удручала. – И что теперь? Граф Рэйвенвуд будет прятаться от графини вечно?

– Нет, почему же. – Сильно озабоченным Руперт не выглядел. – Луиза скоро остынет. Надеюсь, она остынет, поговорив с мисс Суэверн. А потом…

Договорить графу не удалось, потому что в окно кабинета решительно постучала графиня Рэйвенвуд – в голубом утреннем платье нежного оттенка, которое вовсе не делало ее менее воинственной. Айвен вздохнул, сочувственно посмотрел на графа и открыл окно.

– Помогите мне войти, – отчеканила Луиза, протягивая руку. Айвен мысленно порадовался, что подоконник низкий: если бы не это, графиня ни за что бы не перебралась через него, учитывая нынешнюю моду на пышные юбки. – И можете потом сбежать. Я даже рекомендую вам сбежать, пока я буду занята с графом.

– Доброе утро, – вежливо ответил Айвен.

– Будет добрым, когда я разберусь с вами двумя, – пообещала Луиза. Ступив на пол гостиной, она решительным жестом поправила юбку и уперла руку в бок.

– Луиза, – вмешался граф, на всякий случай закрываясь диванной подушкой. – Я сейчас все объясню.

– Знаешь, когда я утром увидела, как ты тайком выбираешься из своей комнаты и, оглядываясь через плечо, скрываешься в парке… Если бы я тебя так хорошо не знала, я бы решила, что ты прячешь здесь любовницу. Но ты превзошел сам себя! У тебя тут Айвен МакТирнан собственной персоной! – Графиня на мгновение остановилась, а потом решительно закончила: – Я тебя убью.

– Луиза. – Граф встал с дивана, расстался с подушкой и подошел к жене. – Позволь мне представить тебе лорда Айвена МакТирнана. Лорд МакТирнан, это моя супруга, графиня Луиза Рэйвенвуд.

– Очарован, – поклонился Айвен.

Луиза молча переводила взгляд с мужа на Айвена и обратно. Кажется, она сочла, что над ней издеваются.

– Взаимно, – наконец ответила графиня, но в голосе было столько яда, что сразу стало понятно: ее больше порадовало бы, если бы Айвен МакТирнан провалился в ад. – А теперь оставьте эти светские любезности и просто, коротко и понятно объясните мне, что тут вообще происходит. И учтите, я очень, очень, очень зла! Поэтому молитесь, чтобы ваши объяснения показались мне… удовлетворительными.

Айвен предпочел не вмешиваться в отношения супругов и жестом предоставил графу право дать все требуемые объяснения, а потом просто слушал, удивляясь способности Рэйвенвуда сглаживать острые углы и представлять себя, любимого, в самом выигрышном свете. Когда граф закончил изложение всех перипетий, которые имели место быть после получения того самого письма с вопросами от супруги, Луиза сменила гнев на милость. Айвен лишь покачал головой: с талантами Рэйвенвуда можно стать не просто отличным дипломатом, а даже рискнуть уговорить дьявола потушить огонь под сковородкой, на которой предстоит жариться в аду.

– Что ж, – произнесла Луиза, обратив взор на Айвена. – Как я понимаю, усилия моего супруга принесли плоды.

– Да, миледи. – Айвен встретил взгляд графини уверенно и без тени сомнений. Конечно, у него не имелось столь обширного, как у графа, опыта общения с этой невероятной женщиной, но он справедливо полагал, что будет уместно говорить только правду – и не пытаться увиливать.

Луиза протянула, задумчиво на него глядя:

– Не скажу, что меня сильно радует такой поворот событий, но тут главное, чтобы он радовал Анну. – Она нехорошо прищурилась. – И… кажется, я уже упоминала, что вам грозит, если вы ее разочаруете.

– Да, миледи, – покорно кивнул Айвен.

– Так помните об этом.

– Да, миледи.

– А теперь, Руперт, изволь сопроводить меня домой. Пора завтракать.

– Да, миледи, – ответил граф и подмигнул Айвену.

Проводив ранних визитеров до окна в парк, Айвен вернулся к дивану и упал на подушки. Кажется, теперь можно поспать.


Джексом, на удивление, вышел к завтраку, а вот леди Присцилла – нет. Впрочем, Анна подозревала, что и домой после бала матушка не вернулась. Кажется, вдовствующая баронесса, увидев хоть и смутную, но перспективу выдать дочь замуж, все же решилась принять предложение верного поклонника и стать графиней Тремейн.

– Доброе утро, сестричка.

– Доброе утро, – Анна еще не выпила свой кофе, поэтому не считала утро добрым, но что уж тут поделаешь.

– Все так же пьешь эту горькую гадость? – поинтересовался Джексом, хотя ответ прекрасно знал. Однако утренние разговоры требовали хоть никаких, а семейных традиций. Это правило Джексом свято соблюдал – одно из немногих соблюдаемых им правил. Спросить Анну о том, не изменила ли она своим привычкам, – что может быть безопаснее и… безнадежнее?..

– Три кусочка сахара – и совсем не горько. – Анна осторожно, чтобы брызги кофе не попали на белейшую скатерть, опустила упомянутые кусочки в чашку.

– Ты, как всегда, отпустила слуг, – отметил брат все в том же «семейном» стиле. – Обслуживать себя за завтраком – это как-то совсем по-деревенски.

– Я – деревенская леди. Можешь позвонить, кто-нибудь нальет тебе чаю.

– Возможно, ты окажешь мне эту честь?

Анна отпила глоточек обжигающе горячего кофе, вернула чашку на блюдце и внимательно посмотрела на брата. Он, как всегда, был красив, как всегда, слегка небрежен: чуть более слабый, чем принято, узел шейного платка, вольно рассыпавшиеся волосы, словно не тронутые расческой, идеальные ногти, но на правом мизинце – чуть длиннее остальных. Барон Джексом Суэверн во всей красе. И, что неизменно поражало Анну, несмотря на весьма разгульный образ жизни, бессонные ночи за карточным столом или в бальной зале, бесконечные и довольно опасные путешествия, братец выглядел отлично для своих тридцати пяти лет.

– Да, мне вполне по силам налить тебе чаю. Что-нибудь еще? – Анна встала, взяла чайник и наполнила чашку Джексома.

– Булочки с джемом, если тебя не затруднит.

Анна пододвинула к нему джем и корзинку со свежими булочками.

– Теперь обслуживай себя сам. Все, что тебе нужно, находится на расстоянии вытянутой руки.

– Премного благодарен.

Анна вернулась к своему кофе и взяла газету.

– Может быть, ты отвлечешься на время от деловой колонки и развлечешь брата беседой? – Джексом повертел в руках нож, примеряясь, как бы поудобнее разрезать булочку, чтобы потом не перепачкаться в джеме.

– Джексом, ты же знаешь, что каждая наша беседа заканчивается скандалом. И ты знаешь почему.

– Ах, в детстве ты была хитрее. Ты ловко обходила острые углы.

– Мы давно уже не дети. И… – Анна решила, что порция откровенности не помешает. – Что-то в последнее время я вообще не склонна мило с тобой беседовать. Прости.

– Знаешь, сестричка, а мне почему-то именно в последнее время очень хочется откровенно с тобой поговорить, – протянул брат. – По-родственному.