Татьяна Герцик - Вернуть всё

– Нет. Просто у вас тепло, а я привыкла к прохладе. Сами знаете, у нас в таунхаусе холодновато.

– Знаю, знаю. Ну, до свиданья!

Чувствовалось, ей больше хотелось сказать «прощайте», но настолько отступать от традиций она не стала. Зайдя в дом, первым делом потребовала у мужа:

– Что у нас тут эта цаца делала?

Иван Александрович удивился.

– Пришла по делу. А что?

– А то, что не нравится мне это. Нечего ей у нас делать! Ежели чего надо, то могла бы к тебе в контору прийти. Чего она тут у нас вынюхивала?

– Что-то я тебя не понимаю? Сколько народу тут у нас бывает, и по делам, и без них. И ничего. А учительница пришла, так ты сразу «нечего делать».

– Тут не учительница пришла, а разведенка наглая.

Иван Александрович осуждающе поднял брови.

– Может, ты еще скажешь, что она меня соблазнять заявилась?

Распаленная Анфиса Николаевна хотела было сказать, что так оно и есть, но взгляд Ивана Александровича вдруг стал таким непривычно жестким, что она решила промолчать.

– Ну, не думаю, что ее ты интересуешь. Александр – вот на кого она нацелилась. Недаром мне Клавдия Петровна говорила, что она уж очень умильная становится, как только его завидит.

– А ты больше эту сплетницу слушай. Такой же станешь. От нее муж сбежал, сын старается подальше держаться, дочь знать не знает. В селе ее как только не костерят, даром что заслуженная учительница. И ты себе такой же доли ищешь?

Анфиса Николаевна опешила. С такой точки зрения она на Клавдию Петровну никогда не смотрела.

– Вот то-то! Давай лучше ужинать. Александр-то где?

– Не знаю. Счас посмотрю.

Она осторожно прошла в пристрой к сыну, он не любил, когда к нему родители заявлялись без спросу. Вернувшись, доложила мужу:

– Спит. И, пожалуй, выпил. Коньяком разит – мочи нет.

Иван Александрович кратко констатировал:

– Понятно. Значит, со Снежаной объяснился наконец.

– Ну объяснился, так объяснился. А пить-то зачем? На радостях, что ли?

– На радостях он бы сейчас у Берсеневых сидел, а не дома спал. Значит, от ворот поворот получил. Я ему давно на это намекал, так он ведь не слушает.

– Какой поворот? Ты что, думаешь, Анька его отфутболила?

– Однозначно.

– Да не может быть! Он самый лучший жених в Ивановке!

– Это ты верно сказала: в Ивановке! А в других местах и покраше есть. Наверняка Аня себе жениха в городе приглядела. Она девка видная, в вековухах не засидится. А ты-то чем недовольна? Ты же ее недолюбливала.

Анфиса Николаевна замотала головой.

– Я и подумать не могла, что она отказать ему вздумает! Ишь ты, цаца какая!

– Ты уж последовательной будь. Не нравится, так не нравится.

– А она мне и не нравится. И еще больше, чем раньше. Потому что дура. Жила бы как у Христа за пазухой.

– Она и будет так жить, не волнуйся. Только не с Сашкой. Кстати, пока ты рядом, никто из невесток себя счастливицей считать не будет. Ты же любую изничтожишь.

– Да с чего это! Я человек миролюбивый. И спокойный. Ты вот мне сколько гадостей наговорил, а я ведь молчу!

– Потому что ты меня боишься. Выше я тебя по семейному статусу. А невестка должна будет тебе подчиняться, вот ты на ней и отыграешься.

Анфиса Николаевна хотела возразить, что это еще вилами на воде писано, но не стала. Она считала себя умной женщиной, потому что у управляющих жены в дурах не ходят, а умная жена никогда не станет с мужем скандалить из-за ничего.

В это время вернувшаяся домой Наталья забрала дочку у соседей, привела домой и занялась обычными делами. Все случившееся в доме у Вересовых было так похоже на нереальный сон, что она периодически с силой проводила рукой по лицу, чтобы понять, спит она или нет. Вечером, уложив дочь спать, подошла к окну и прижалась виском к холодному стеклу. Жизнь опять сделала странный кульбит. Что-то будет дальше?

Наталья посмотрела на такую невинную с виду полоску, и у нее мелкой дрожью затряслись руки. Беременна! Когда прошло первое потрясение, она насмешливо указала себе, что она это чувствовала давно, просто не хотела себе в этом признаваться. И опять встал исконно женский вопрос: что делать?

Откуда-то изнутри поднималась жаркая восторженная волна. Конечно, рожать! Малыш будет похож на Александра. Она тихо прошептала ему: Александрович, как будто знала, что родится сын. И тут же сникла. Конечно, отчество-то она ему может дать любое, но вот будет ли в свидетельстве о рождении стоять и фамилия Александра?

В это верилось с трудом. Все последнее время он так усердно ее избегал, что она его видела всего-то пару раз, и то мельком. Он ее чурался, как прокаженной. Но, может, он просто стыдился того, что случилось? За собой она никакой вины не чувствовала. Да, она очутилась не в том месте и не в то время, но сделала это без всякого злого умысла.

Судьба, что тут скажешь.

Но нужно все-таки о беременности Александру сказать. Он имеет право знать. А потом, по всей видимости, ей придется отсюда уехать. Но вот куда? Домой, к матери, нельзя, Яков ее засмеет. Да и как они будут впятером ютиться в их двушке? К тому же вдруг надумает вернуться папаша? Что тогда?

Оставаться здесь нельзя. Родить без мужа в этой патриархальной деревне то же, что в мусульманской стране изменить мужу прилюдно – забросают камнями. И пусть эти камни будут не материальными, но боль от этого будет не менее острой. А уж как рада будет Клавдия Петровна! После того, как Александр Иванович прилюдно отчитал ее, как малолетнюю преступницу, да еще и палкой пригрозил в случае повторения, она косилась на нее из-под всех подворотен, но громко обхаивать боялась. А вот теперь у нее появится для этого чудный повод. И можно будет сказать «я ведь предупреждала!»

На улице закричали дети, играя в салки. Она с беспокойством выглянула в окно. Нет, все в порядке, Уля играет вместе с соседскими детьми. Хорошо, что начались каникулы, и не нужно ходить в школу. Вот уже несколько недель ее подташнивает по утрам. Ушлые школьные дамы наверняка бы все поняли. Хорошо, что у нее до нового учебного года есть время все хорошенько обдумать.

Через неделю решилась на разговор с Александром. Но вот как его заманить к себе? Не пойдет. Нет, нужно действовать по-другому.

На следующий день рано утром пришла в школу. Та была гулкой и пустынной, какой-то унылой и нежилой. Внизу ходил туда-сюда Дмитрий Сергеевич-второй, видимо, прикидывая, что нужно делать в первую очередь. Наверняка школу в этом году снова придется ремонтировать учителям.

Она осторожно прокралась наверх. В учительской никого не было. Она быстро набрала номер конторы и спросила:

– Александр Иванович на месте? Никуда еще не уехал?

Секретарша раздраженно буркнула:

– Вроде здесь еще. Что-то передать?

– Да, пожалуйста. Скажите, что его ждут в школе. У нас к нему предложение.

И, не дожидаясь вопроса «кто звонит?», положила трубку.

Чтобы не сходить с ума от беспокойства, достала тетрадь и принялась прикидывать план участка. Ей все казалось, что можно сделать еще лучше. Но от волнения в голову не приходила ни одна умная мысль.

Через полчаса решила, что Александр не придет. Может, некогда ему, а может догадался, кто его зовет.

Она встала и подошла к окну. Если он придет, она увидит его сразу. И тут же позади раздался его глубокий голос:

– Вы не меня ждете?

После того, что было, это величание ударило по натянутым нервам, как по барабану.

– Вас. – Она подошла к столу и села за ним, создавая разделительное пространство. – Садитесь, пожалуйста.

Он подозрительно оглядел учительскую.

– А где все?

– Думаю, придут позже. Но у меня к вам приватный разговор.

– Какой еще приватный разговор? О чем?

Наталье вдруг стало смешно.

– Если помните маленький эпизод в вашем доме, то у него оказались последствия. К сожалению.

Александр побледнел.

– Какой еще эпизод?

Наталья изучающе посмотрела на него. Неужели и вправду не помнит? Этого она не ожидала. Продолжала молча смотреть на него.

– Черт! А я был уверен, что это был сон! Неужели это был не сон? – он тревожно уставился на нее, ожидая опровержения своим самым страшным ожиданиям.

– Нет, к сожалению, это был не сон.

– Если ты думаешь, что я на тебе женюсь, то зря! – это прозвучало слишком громко и категорично. – Я люблю другую! – и совсем уж по-детски: – И всегда буду любить ее одну!