Ника почувствовала, что руки ее затряслись, и сжала их в кулаки.
— Как ты могла, мама! — услышала как бы со стороны свой голос. — Как ты могла так поступить со Славиком?
— Что? — встрепенулась мать. — Ты что здесь делаешь?! Почему не на кухне? Или ты не видишь, что у нас гости? Любопытная! Паршивка такая! Смеет еще указывать матери!
Тетки обернулись и в недоумении уставились на племянницу. Но Нике было не до них.
— Как ты могла, мама? — все повторяла она, будто и не слыша протестов матери. Она повторяла свой вопрос в каком-то упрямом оцепенении, пока Оксана не вмешалась и не увела ее в другую комнату. Весь вечер Ника пролежала лицом к стене. Не вышла даже попрощаться с тетками. Она слышала, как в коридоре они собирались с кем-то поделиться новостью, и с тоской подумала о Юле, которая не сегодня-завтра узнает. Хорошо хоть не от нее, Ники…
К вечеру у девочки поднялась температура, Она заболела.
Две недели ее выхаживала Оксана. Инга добросовестно пыталась развлечь ее своей болтовней. А когда Ника наконец поднялась, Инга сразу потащила ее гулять. Лето катилось на убыль. Трава показалась Нике недостаточно зеленой, гаражи обступила пыльная, в рост человека, амброзия. Заросли лопухов увенчались сиреневыми соцветиями будущих колючек. Природа разочаровала Нику, напомнила ей о школе, о скорой разлуке с москвичами. Они обошли с сестрой все места, полюбившиеся им за время, проведенное вместе. Уже не хотелось беспричинно хохлать и толкаться. Вернулись домой. На лавочке у подъезда сидели старухи соседки. Увидев девочек, встрепенулись, заулыбались умильно и заговорили наперебой:
— Братец-то приехал с молодой женой!
— Молодые приехали, а вы гуляете, бегите скорей знакомиться!
Ника сжала губы и молча прошагала мимо соседок. В подъезде остановилась.
— Ты иди одна, — буркнула она Инге. — Я не хочу.
— Еще чего! А ну-ка прекрати! Мало ли он с кем встречался! А женился-то на Кате, и она теперь тебе родня. Она, а не Юля! Пошли-ка!
Инга решительно взяла за руку сестру и потянула ее наверх. Они вошли в прихожую, теперь сплошь заставленную корзинами, бидонами и тюками. В углу стоял свернутый рулоном ковер. Из большой комнаты раздавались чужие голоса.
— Приданое привезли, — громко прошептала Инга Нике в ухо и для наглядности пнула большой полосатый тюк, перегородивший прихожую. — Подушки. Или перина.
Но тюк неожиданно отреагировал на раздражение — зашевелился и издал скрипучий непонятный звук. Затем взвизгнул еще раз, погромче. Девчонки отпрыгнули и вцепились друг в друга.
— Э-э, да тут целый цветник!
Дверной проем загородил красномордый дядька внушительных размеров.
— Какая же из вас сестрица моего дорогого зятя?
— Мы обе сестры, — ответила Инга. — Только она родная, а я — двоюродная.
— Вон оно что! Ай да девки! Вы что же, порося испугались? А я вам порося привез вместо собаки! Будете на балконе держать!
Дядька хлопнул себя по коленям и громко загоготал. Из кухни выглянула тетя Оксана. Она была в фартуке, в руке держала пучок петрушки.
— Идите поздоровайтесь, — шепнула она девочкам.
Инга снова потащила Нику за собой, мимо громко гогочущего дядьки, в комнату. Они так и предстали перед молодыми — крепко держась за руки. Брат. увидев сестер, уставился в пол, хотя Ника надеялась увидеть его глаза и по ним все узнать. Но увидела только безмолвную макушку. Невестка же, наоборот, таращилась на новых родственников во все глаза и широко улыбалась. Ника смотрела на нее угрюмо и придирчиво. Все в новой родственнице — и ее веснушки по широкому лицу, и слишком здоровый румянец на упитанных упругих щеках, и руки — крепкие, загорелые, и ситцевый сарафан в крупные аляпистые цветы — все не нравилось Нике и вызывало глухую неприязнь.
— Ой, как на Славика похожа! — всплеснула руками невестка и.., кинулась к Инге. — Я сразу тебя узнала. Ты — Ника?
И, не дожидаясь ответа, деревенская жена Славика сгребла Ингу в охапку и расцеловала в обе щеки.
Ника не стала дожидаться, когда то же проделают с ней. Она выдернула у сестры свою ладонь и выбежала из комнаты. Миновав препятствия в виде тюков и корзин, выбралась на лестничную клетку, затем — в подъезд. Она не помнила, как очутилась у Юлиного дома. Ей вдруг мучительно захотелось увидеть их со Степкой. Она позвонила. Потом еще и еще. Никто не открывал. Она пошла в клуб. Прошла через прохладный, пахнущий влажной пылью вестибюль и поднялась по лестнице. Дверь Юлиного кабинета оказалась открытой. Там никого не было. Бросилось в глаза несколько деталей, изменивших кабинет. Со стола исчезла карандашница — большая деревянная, с резьбой. Не хватало нескольких книг на стеллажах и — что самое главное — кукол. Причем исчезли самые интересные, те, что делала сама Юля.
Остались только куклы учениц. Возможно, Юля унесла их домой, чтобы освободить место для новых. В гулкой пустоте клуба раздались шаги и мокрое шлепанье тряпки.
— Чего пришла? — хмуро спросила техничка, втаскивая за собой швабру с мокрой тряпкой и ведро. — Каникулы у них, а они ходют!
— Я Юлию Юрьевну ищу.
— Ищи-свищи. Уволилась твоя Юлия. Уволилась и уехала.
— Как это — уволилась, а как же… Куда уехала? — цепляла Ника вопросы, как крючки, хотя уже все поняла.
— Уехала. К матери, поди. Куда мы все едем, когда плохо? К матери. Если твои куклы тут есть, забирай. Велела — девочки мои придут, пусть своих кукол с выставки забирают, мол.
— Я забрала. Я когда в лагерь уезжала, забрала свою.
Ника все стояла посреди кабинета, не в силах осознать свою потерю и уйти.
Техничка намочила тряпку и шмякнула ее об пол.
— А тебя как звать?
— Ника.
— Ника? Так она о тебе вспоминала.
— Правда?!
— Она для тебя тут кое-что оставила. Велела передать.
Техничка открыла шкаф и вытащила оттуда коробку. Ника подняла обтянутую материей крышку. Внутри коробка оказалась перегорожена на множество ячеек. Каждая имела свой цвет и хранила свое собственное сокровище — горсть одинаковых белых бусин, свернутый новый сантиметр, катушки с нитками всех цветов, моток искристого люрекса, крючки, петельки, набор иголок, наперсток, цветная тесьма, шелковые ленты для отделки. Для человека, изготавливающего кукол, это настоящее богатство. На откидной крышке красовались цветные кармашки. В одном из них помещались ножницы, из другого торчал угол открытки.
— Ишь ты! — восхитилась техничка. — Видать, ты хорошо у ней занималась! Любила она тебя!
Не дождавшись ответа, стала тереть пол своей шваброй, бормоча под нос что-то невнятное.
Ника вытащила открытку. Это была обычная открытка, на все случаи жизни, с надписью: «Поздравляю». На лицевой стороне пестрели маки. А внутри было написано совсем немного; «Ника! Постарайся стать счастливой! Юля».
И все. И ни слова о том, как ей больно, ни намека вроде «передай своему брату» — ничего… Но Ника прочла все — и ее отчаяние, желание сорваться, уехать, не видеть, не слышать, не знать.
Ника шла по улице в обнимку с коробкой для рукоделия и думала о любви. Как легко, оказывается, разбить чужие надежды на счастье. И как, собственно, незамысловато происходит предательство.
«Постарайся стать счастливой…» Да уж, она постарается! Она будет беречь свою любовь, сторожить ее, она никого не подпустит близко к своей любви!
Юля сама во многом виновата. Ведь Ника предупреждала ее, говорила об опасности, а та не захотела послушать ее. Сейчас бы не одна уехала, а вместе со Славиком. И была бы счастлива. А может, она уже покаялась, что не послушала Нику? Отсюда и пожелание — «постарайся быть счастливой». Я, мол, не старалась, а ты старайся. Да уж, она, Ника, постарается. Стеной будет стоять за свою любовь.
После приезда молодых москвичи засобирались, и довольно скоро настал день отъезда. В доме суматоха — собирались гостинцы, укладывались вещи.
Ника достала с полки свою «цыганку», подержала в руках, раздумывая, поправила цветастую яркую юбку.
— Это тебе. — Она протянула куклу Инге.
— Ника! Какая прелесть! Неужели это ты сама сделала? Я ее на комод поставлю в своей комнате. Мама, смотри, что мне Ника подарила!
— Боже мой, какая красота. Не жалко тебе отдавать, Ника?
— Для Инги не жалко.
— Так смотри же, мы будем тебя ждать. После школы — к нам.
— Я приеду, — твердо ответила Ника.
С приходом в дом молодой хозяйки многое изменилось. Катерина оказалась девушкой работящей и бойкой. Поначалу она все больше помалкивала, возясь по хозяйству. У Ники даже появилось свободное время, чего раньше практически не было. Ника все свободное время тратила на учебу. Перед ней стояла цель, о которой в доме никто не подозревал. Впрочем, идиллия длилась недолго. Матери только однажды понадобилось показать свой буйный нрав, чтобы получить от новой родственницы столь же бурный отпор. Вожделенная невестка, которую мать сама выбрала в родной деревне, так костерила придирчивую свекровь, что та вначале опешила и притихла. А потом начались скандалы. Та ей слово, эта — десять.