— Отвернитесь! — приказала Вера, точно и не она лежала перед ним голая минуту назад.
Сухарев подчинился.
— Давайте ваше условие! — своим командным голосом потребовала она, одеваясь.
— Я, Вера Сергеевна, так и быть, согласен прикинуться для этого товарища вашим мужем, если вы напрочь откажетесь от идеи выкупить эту базу!
Вера выросла перед ним в футболке, надетой задом наперед.
Сухарев улыбнулся. Вера поняла его улыбку по-своему.
— Черта с два я откажусь ее купить! Она мне очень нравится!
Егор понял, что она злится на него за унижение, учиненное им ей минуту назад. Он убрал с лица улыбку и слез со стола.
— Тогда придется рассказать вашему… Коле.., всю правду.
Вера треснула кулаком по столу. Егор покачал головой. Этот удар предназначался ему, он прекрасно: понимал ее.
— Но я ведь не рассказала вашим летчикам…
— Парапланеристам.
— Да ну их! Я ведь не подвела вас?
— Ну и рассказали бы. Подумаешь… Мне все равно. Забавно было наблюдать ваше смущение, поэтому и не стал их разуверять.
Верины брови сначала полезли вверх, затем опустились к переносице.
— Вы — чудовище!
Он пожал плечами:
— Вы тоже не ангел.
— Но вам меня не переиграть!
— Ну так я пошел? — Сухарев кивнул в сторону соседнего флигеля.
— В вас нет ничего человеческого! Эгоист! — громким шепотом возмущалась Вера. — Вы тут совсем одичали у себя в лесу! Вы зациклились на своей дурацкой базе!
— А вы зациклились на своем дурацком Коле!
Вера ахнуть не успела, как влепила ему звонкую пощечину.
Сухарев сузил глаза. Он развернулся и неторопливо направился в сторону соседнего флигеля. Над турбазой гремела музыка. Звезды мигали в вышине.
Вера скрипела зубами, глядя в удаляющуюся спину. Ей казалось, что сейчас она способна взглядом прожечь его рубашку. Но он ни разу не обернулся. Когда он уже подошел к веранде, Вера вскочила и побежала за ним.
— Подождите же вы! Я согласна! — прошипела она ему в спину.
Он остановился.
— Я верил, что благоразумие победит.
— Пойдемте же скорее, пока он нас не увидел!
Сухарев положил руку ей на плечо, но она сбросила ее и зашагала нетерпеливо впереди него.
— Я рад, что мы так хорошо договорились, — заключил Сухарев, едва они переступили порог его комнаты. Его глаза насмешливо блестели.
— Вы уверены? — развернулась Вера. Ей хотелось во что бы то ни стало сбить с него спесь, это дутое самодовольство. — А может быть, я передумаю. Может, я только ищу предлог, чтобы пойти к нему!
— Вы не пойдете.
— Это почему же?
— Всегда выигрышнее совершать новые ошибки, чем повторять старые. Не так ли?
В комнате было темно. Только свет от луны доносил сюда слабое призрачное свечение.
Вера стояла в двух шагах от своего противника. В темноте влажно блестели его глаза, полные живого интереса. Его всего она сейчас не видела — тем острее чувствовала его присутствие. Здесь, в тесном помещении, почти каморке, в напряжении их конфликта все особенно обострилось, приобрело острые углы.
Вере казалось — зажги спичку, и воздух вспыхнет, как бумага.
Именно в этой резкой концентрации эмоций сна ощущала явное волнение от близкого присутствия своего противника. И с удивлением вынуждена была признать, что не питает физического антагонизма по отношению к нему. Да, ей хотелось врезать ему по морде, толкнуть, крикнуть, сказать что-нибудь обидное, чтобы его лицо исказилось гримасой гнева. Но выгнать? Остаться в этом электричестве одной? Ни за что!
И в ответ на свой внутренний монолог она невольно подалась вперед, словно собиралась вцепиться в Сухарева, чтобы он, не дай Бог, не убежал. Но, осознав свой порыв, остановилась.
— Так это вы, что ли, моя новая ошибка? — тщетно пытаясь придать своему голосу насмешливость, хрипло поинтересовалась она.
— А почему бы нет? — так же хрипло ответил Сухарев и тоже подался вперед.
Расстояние между ними стремительно сократилось, а концентрация напряжения так же стремительно возросла. Забыв обо всем. Вера обвила руками шею своего врага, впилась в него губами.
Едва ощутив на своей спине его сухие, горячие ладони, она задрожала как осиновый лист и, злясь на себя за слабость и не умея совладать с внезапно нахлынувшей страстью, с силой толкнула Сухарева, и он упал на кровать, увлекая ее за собой. Они вцепились друг в друга, как борцы в смертельной схватке, громко затрещала в темноте чья-то футболка, сдираемая через голову, протяжно скрипнула разбуженная пружина старой кровати.
Теперь они оба, по пояс голые, стояли на коленях друг против друг, как боксеры на ринге, и тяжело дышали. Вера провела ладонью по его груди — мышцы под пальцами отозвались напряжением. Егор подвинулся и наклонился к ее лицу. Потерся щекой о ее щеку. Она впилась ногтями в его спину. Егор обхватил ее руками и наклонился к груди. Вера выгнулась навстречу — ногти поехали по его спине, оставляя следы. Концентрация напряжения в комнате достигла апогея. Каждый поцелуй Егора пронзал ее насквозь.
Ей казалось, что вот-вот она не выдержит и просто взорвется. Когда его рот добрался до заветных точек на груди, Вера не выдержала, дернулась, они упали, перекатились, не отпуская один другого, подушки поползли на пол, а ноги переплелись как лианы. Его рука проехала по ее спине, пальцы вползли за пояс ее бриджей.
Вера кусала его подбородок, царапала плечи. Он освободил ее от бриджей, и теперь единственным препятствием оставались его джинсы. Его руки беспрепятственно гуляли кругом, а поцелуи становились все настойчивее. Верино тело горело как от ожогов. Она оказалась внизу, Егор нависал над ней, как тигр у водопоя, не в состоянии утолить жажду. Вера нащупала пояс его джинсов, нашла пуговицу, желая одного — поскорее устранить это последнее препятствие. И вдруг он резко вывернулся из ее рук, сел на кровати и потряс головой, словно мокрый лохматый зверь, отряхивающий воду.
— Что случилось? — почти с ужасом в голосе спросила Вера. Она протянула руку и потрогала оцарапанное плечо. Он дернулся и отодвинулся на самый край.
Он даже не смотрел в ее сторону!
— Ну, нет… — сказал он и поднялся. Егор отошел к окну, а Вера не сводила глаз с его блестящей от пота спины.
— Егор, вернись.., пожалуйста! Я ничего не понимаю.
— Да? Ну тогда я тебе объясню. — Он повернулся к ней. — Ты решила использовать меня, сгорая от страсти к своему Коле. Я не дурак и понимаю, что сейчас ты не со мной, ты — с ним. Вас разделяют какие-то пятнадцать метров. Я не хочу быть твоим громоотводом!
— Чего же ты хочешь? — Вера в полном недоумении взирала на него. Она потянула на себя покрывало и завернулась в него. — Ты же сам сказал: новые ошибки. Я тебя не понимаю. Я же ничего; не требую от тебя. Если ты насчет турбазы беспокоишься, то…
Он как-то странно посмотрел на нее, нашарил на столе сигареты и зажигалку. Вышел на веранду. Действительно, чего же он хочет?
Егор закурил и сел на ступеньки крыльца. Идиот.
Так глупо себя повел. Какая ему разница, кого она хотела, когда легла с ним в постель? Какая ему разница? Завтра она соберет манатки и уедет. Поминай как звали. Останется у него в памяти как забавный эпизод. А могло быть небольшое приключение. Но он сам оттолкнул ее, поставил крест на приключении. Чего же тебе надо, Сухарев? Уж не влюбился ли ты случаем?
Сухарев резко поднялся и пошел. Он шел по дорожке мимо столовой, к реке. Едва нырнул под густой полог сосен, вверху знакомо загудело. Этот звук стал привычен, как гул холодильника в комнате. Он свыкся с ним за семь лет. Он его выучил; этот ночной разговор сосен, перекликающийся с шепотом реки и отдаленным стуком колес железной дороги.
Сухарев сел на верхнюю ступень металлической лестницы, ведущей к воде. Черная лента реки ласкалась к берегу, но Егор не верил ей. Он знал, насколько обманчива ее кажущаяся покорность и безмятежность.
Он любил и ненавидел эту реку. И, словно чувствуя противоречивость его отношения, река то и дело представала перед ним в своем новом обличье. Егору показалось, что за эти годы он повидал ее всякую — и залитую солнцем огненно-рыжую, напоминающую озорную девчонку, и почти прозрачно-голубую, невинную и безобидную. И темно-синюю, с холодными барашками пены, и мутно-зеленую, поросшую у берегов грязной зеленью. Он видел ее белую, замерзшую — зимой и черную, отчужденную, почти враждебную — осенними ночами.