Анна Австрийская была умна. Она ответила, улыбаясь:

– Все эти толки не имеют под собой никаких оснований. По той простой причине, что кардинал не выносит женщин. Он родом из страны, где у мужчин совсем другие наклонности.

Из чего следует, что регентша, дабы отвести от себя подозрения, готова была обвинить любовника в содомском грехе.

Однако никого это не обмануло, и Ла Порт, а затем мадам де Бриен также сочли своим долгом уведомить Анну о том, что в народе продолжает ходить худая молва о ее связи с кардиналом. Но если первого постигла такая же неудача, как и мадемуазель де Отфор, то второй, напротив, удалось добиться некоторой откровенности.

– Признаюсь тебе, что люблю его, – сказала королева, покраснев до ушей, – даже больше того: люблю пылко, но чувства мои не затронуты; это мой разум пленился возвышенной красотой его ума.

И она поклялась на образке, что отныне прервет любую беседу с Мазарини, если тот позволит себе завести разговор на темы, не связанные с государственными делами.

Однако поздним вечером она вновь впустила в свою спальню кардинала, который, как и в прошлые ночи, утолил все ее желания.


Вспомнила ли она о своем обещании, пока любовник «наполнял ей корзинку», как изящно выражались в те времена?

Такое трудно предположить…

* * *

В одно октябрьское утро 1643 года парижане узнали, что Мазарини выиграл в пикет дворец Тюбеф.

Мгновенно из уст в уста начали передаваться шутки, весьма нелестные для регентши.

Когда же стало известно, что первый министр собирается переехать из Клевского дворца, что стоял рядом с Лувром, на улицу Тюбеф, простонародье шумно возликовало.

– Семейка-то развалилась, – судачили кумушки, прыская со смеху. – Королева и кардинал расстаются.

Радость оказалась недолгой. 11 октября Анна Австрийская, которой не терпелось вернуть приятное соседство, покинула Лувр и обосновалась в Пале Кардинал, подаренный королю герцогом де Ришелье: теперь, чтобы попасть к регентше, Мазаринн нужно было всего лишь пройти через сад. Министр приказал пробить потайную дверь в стене, окружавшей сад, и ничто отныне не препятствовало ему каждую ночь «задавать корм» вдове Людовика XIII.

Бедная женщина, давно лишенная мужской ласки, ждала этого момента с нетерпением, которого не могла скрыть. Прижавшись лбом к стеклу, она неотрывно глядела в сад и бледнела, едва заслышав шуршание сухих листьев под шагами Мазарини.

Однажды он не пришел. Не помня себя от тревоги, регентша послала на улицу Тюбеф верного Ла Порта. Камердинер вернулся с ужасной вестью: кардинал заболел желтухой.

В народе эта новость вызвала веселое оживление, и вновь стали распространяться язвительные шутки по адресу Анны Австрийской.

– Без причины никто не желтеет, – говорили тогда.

Но и на этот раз королеве удалось пресечь досужие разговоры.

Проявив изумительную отвагу, она заявила 19 ноября в присутствии всех членов совета, что «ввиду недомогания господина кардинала, ввиду того, что ему тяжело каждый день проходить через сад, дабы попасть в Пале Рояль, и учитывая, что ежечасно происходят события, о которых ему следует докладывать, она считает необходимым предоставить ему апартаменты в Пале-Рояль, дабы иметь возможность должным образом обсуждать означенные дела».

Решение королевы было одобрено под рукоплескания господ министров.

Министры имели полное право аплодировать, ибо на сей раз влюбленные соединились под одной крышей.

Кардиналу отвели покои во дворе, который выходит на улицу Бонзанфан; отныне счастливому любовнику, чтобы попасть к королеве, нужно было лишь подняться по потайной лестнице.

Необыкновенная отвага со стороны женщины, которая еще два месяца назад краснела при одном упоминании Мазарини и стремилась всеми средствами – вплоть до самых экстравагантных – скрыть свою связь с ним, настолько удивила публику, что вскоре в городе стали шептаться, что любовники вступили в тайный брак.

Так впервые было высказано предположение, над разгадкой которого будут биться многие поколения историков.

Прежде чем мы в свою очередь займемся им, предоставим слово современникам.

Автор «Гражданского прошения», вышедшего в свет в 1649 году, пишет, например, о королеве и кардинале следующее: «Если правда, что они тайно поженились и что отец Венсан утвердил брачный контракт, они вправе делать то, что все видят, и много больше того, что всем известно».

Автор брошюры «Следствие умолчания на кончике пальца», также появившейся в 1649 году, вторит предыдущему: «К чему порицать королеву за любовь к кардиналу? Это ее обязанность, если правду говорят, что они поженились и что отец Венсан утвердил их брак, полностью его одобрив».

И уж совсем категорична принцесса Пфальцская. В своих «Мемуарах» она без тени колебаний утверждает: «Королева-мать, вдова Людовика XIII, не только была любовницей кардинала Мазарини, но и вступила с ним в брак; он не был священником и не давал обета безбрачия, а потому ничто не мешало ему жениться. В Пале Рояле до сих пор можно видеть потайную лестницу, по которой он каждый вечер отправлялся в покои королевы. Об этом тайном браке знала старуха Бове, главная камеристка регентши, и королеве приходилось сносить все прихоти своей наперсницы».

Итак, Мазарини и Анна Австрийская, судя по всему, состояли в тайном браке. Впрочем, дополнительным подтверждением может служить поведение священнослужителей и монахинь.

Анна Австрийская отличалась набожностью и регулярно навещала монастырь в Валь де Грае. Однако совершенно немыслимо представить, чтобы святые сестры так долго терпели связь, о которой не могли не знать и которую, конечно, сочли бы преступной.

Следовательно, в силу того, что с королевой не порывал будущий святой Венсан де Поль и что сама она продолжала с должным благочестием исполнять все предписанные обряды, есть все основания полагать, что сожительство двух прославленных любовников было введено в надлежащие рамки.



Остается выяснить, отчего союз этот пребывал под покровом тайны, хотя оглашение его пресекло бы все пересуды, оскорбительные для репутации королевы. Ибо никаких формальных препятствий не существовало: Мазарини был светским кардиналом и не давал обета безбрачия. Граф де Сен-Олер вкладывает в уста сторонников брака аргумент, не лишенный оснований: «Сохранение тайны преследовало политические цели: избежать в сто раз худшего скандала, ибо к любовной связи народ отнесся бы гораздо снисходительней, нежели к замужеству королевы; избежать толков, которые привели бы публику в еще большую ярость, что нерушимость брачных уз означает несменяемость министра…»