— О чем тут можно говорить? Ты оказался прав, она меня обманула. Ты выиграл.

Камаль опустил руки в перчатках и сорвал с головы шлем.

— Черт! — рявкнул он. — Ты думаешь, что я должен получать от этого удовольствие?

Дерек пожал плечами.

— Так, вот нет. Последняя вещь, которую я хотел был для тебя, получить твое растерзанное сердце, не говоря уже о распятии в прессе. Ты же на самом деле не думаешь, я что когда-либо хотел, чтобы тебя называли предателем и угрозой национальной безопасности, не так ли?

Дерек указал ему на головной убор, предлагая надеть, чтобы продолжить спарринг, подпрыгивая и стараясь раскрыться, чтобы сделать удар.

— Это уже не столь важно, — сказал Дерек. — Что сделано, то сделано, и я готов вернуться к жизни и забыть, что это когда-либо было.

— И ты думаешь получиться? — поинтересовался Камаль.

— Я не знаю, но чертовски уверен, что попробую.

— Мне кажется, ты совершаешь ошибку.

— Ты всегда так говоришь, — поморщился Дерек, как Камаль двинул его по левому плечу.

— Потому что так и есть. Да она обманула тебя, но это был совсем другой обман, нежели я думал первоначально, — он дернулся вправо и увернулся от одного из знаменитых апперкотов Дерека.

— Она обманула тебя не потому что пыталась использовать тебя. Она обманула, потому что боялась потерять... тебя.

— Ну, в одном она была права — она потеряла меня. Но думаю, ты преувеличиваешь ее я видно мало интересовал.

Камаль покачал головой.

— Нет, не преувеличиваю.

Дерек схватился за грудь, которая покалывала. Камаль замер, поняв, что это не от спарринга.

— Все прошло, ничего уже не вернешь. Любит она меня или любила, я не знаю, но знаю, что она разрушила кампанию, которую мы готовили в течение восемнадцати месяцев. Она разрушила мою безупречную репутацию, она разрушила шанс Мелвилла пойти выше, чем Сенат. Черт, он даже не переизберется на второй срок в Сенат теперь, — а про себя он подумал, что она разрушила его для любой другой женщины.

Камаль остановился.

— Думаю, что Мелвилл и его тесть тоже приложили к этому руку, — он начал перебирать ногами, пытаясь поймать Дерека врасплох, ударив его по бицепсу, оказалось по-настоящему больно. — Разве она не заслуживает второго шанса?

— Нет, — тон Дерека поставил точку в этом вопросе. — Я хочу жить дальше, как будто ничего не произошло. Мы можем закончить этот разговор? По крайней мере на сегодня?

Камаль глубоко вздохнул, стряхнулся, и двое мужчин продолжили спарринг, также, как они делали каждую неделю в течение вот уже многих лет.

Камаль задал всего лишь один вопрос:

— Ты все еще любишь ее?

Дерек скрипнул зубами и ответил:

— К сожалению, я всегда буду любить ее.



Как только Дерек оставил ее стоящей в одиночестве на тротуаре, Лондон сделал то, что делала всегда — спряталась. Она спряталась в своем доме, слишком измученная и убитая горем, чтобы выдержать большой мир за ее дверью. Но прячась неделю за неделей, она устала от этого. Джоанна приходила к ней каждый день, принося еду и маленькие безделушки, наняла массажистку. Ее мать тоже пыталась вернуть ее к жизни, поэтому не могла оставаться в стороне, проводя с ней по двенадцать или четырнадцать часов. Кухня Лондон наполнилась настоящими персидскими продуктами — сыр Фета, оливками всех сортов и разносторонними пряностями из ее детства.

Пока она наслаждалась прошлым из своего детства и двумя спорящими женщинами, она оставляла их, прячась у себя в спальне в постели. Сама себе она говорила, что это не потому, что Дерек ушел от нее навсегда. Конечно, не из-за этого.

— О Боже, — простонала Джоанна, кладя в рот рагу из баранины. — Это божественно, что твоя мать положила сюда?

Лондон сидела за стойкой кухонного островка, покачивая головой от любви своей подруги к ближневосточной кухни.

— Я же готовила все эти годы персидскую еду, — сказала она. — И ты ее кажется пробовала.

— Ты можешь готовить все, что захочешь. Но оставь это твоей маме, пожалуйста.

— Она что-то особенное, не так ли? — спросила Лондон, не в силах удержаться от улыбки, от мысли, что женщина, которую она ненавидела — нет, не ненавидела, просто обижалась на нее очень долго.

— Я понимаю, что ей следовало сказать тебе правду о твоем отце, но она потрясающая, Лондон. Красивая, потрясающая, мужественная и готовит, как ангел, хотя ей следовало бить людей палками.

Лондон молчала, опустив глаза и задумавшись над тем, что говорила Джоанна.

— Ты знаешь... я никогда не видела, чтобы она с кем-то встречалась. Может быть за последние десять лет, но когда я росла у нее никого не было, и она никогда даже сейчас ни о ком не говорит. Мне кажется, мне следует спросить ее об этом, — она пожала плечами. В конце концов, это была ее мать.

— Кстати, говоря о свидании..., — Джоанна кинула на Лондон взгляд, вытаскивая йогурт и инжир из холодильника.

— Нет, — предупредила Лондон, тут же напрягаясь. Ей потребовалось шесть часов, чтобы перестать плакать, два дня, чтобы что-нибудь съесть, и полная неделя, чтобы дотащиться до душа, уже прошел целый месяц, а она все еще не могла заставить себя выйти из дома.

Она была пленницей в своей золоченой клетке, и она хотела бы здесь остаться намного дольше, если бы ей не нужно было зарабатывать на жизнь.

Голос Джоанны стал совсем тихим, она сопереживая смотрела на Лондон.

— Я знаю, что вы причинили друг другу боль, но ты же любишь его, не так ли?

Лондон вздохнула.

— Это уже не важно.

— Да, почему? — Джо поднесла ложку йогурта к миске, наполненной хлопьями с медом и грецкими орехами.

— Он не любит меня. Как он может любить меня после всего, что я сделала? Зная, чья дочь?

— Мне кажется, ты его недооцениваешь. Такого человека, как Дерек Эмброуз, не отпугнут запятнанные свекрови. Этот человек славится тем, что пробьет любую стену и добьется всего, чего хочет своим гуманным отношением. Знаешь ли ты, что он пошел в политику, потому что хотел продвинуть экологические реформы? Он жертвовал миллионы долларов на программы обучения женщин и защиты дикой природы. В прошлом году он провел сбор средств для крошечной организации в Гане, которая занимается строительством школ для местных детей, выставляя вопрос не требовать от них носить школьную форму. Это главная причина, по которой дети не ходят в школу в странах Африки, они не могут позволить себе купить форму.

— Ты как ходячая энциклопедия фактов из жизни Дерека Эмброуза, не находишь? — ляпнула Лондон, испытывая настоящее чувство зависти от того, что Джоанна знала о нем такое, а она нет.

— Ты могла бы тоже это знать, если бы последовала за ним, — ответила Джоанна спокойно.

— Извини, — пробормотала Лондон.

Джоанна, наконец, поставила миску с едой на столешницу и полностью развернулась к ней лицом.

— Я не знаю Дерека, как тебя, — она взяла руку Лондон в свои. — Но я вижу, когда человек влюблен, и то, что я вижу, говорит мне, что он влюблен в тебя. Даже несмотря на то, что он ушел от тебя, Дерек так и не разлюбил тебя, потому что ты скрывала от него свой секрет из страха.

Лондон почувствовала боль в сердце. Она так старалась заглушить ее и спрятать подальше, но Джоанна явно не позволит ее спрятать. Неужели она не понимает насколько это больно?

— Он тоскует, — продолжила Джоанна. — И испытывает боль, но он справится с ней. И ты можешь помочь ему справиться с этим, но только если вы поговорите друг с другом.

Лондон покачала головой, прикусив губу, пытаясь окончательно не расплакаться перед подругой.

Джоанна похлопала ее по руке, прежде чем отпустить.

— Подумай об этом, ради меня, хорошо?

Сделав глубокий вдох, она кивнула.

— Хорошо. Я подумаю.

— Хорошо. Твоя мама скоро вернется? Я съела последнюю бахлаву, а нам нужно бы еще.



Дерек оторвал взгляд от своего ноутбука, так только его брат вошел к нему в кабинет.

— У меня нет времени пойти на обед, но если ты захочешь заказать пиццу, я смогу сделать перерыв, чтобы разделить ее с собой.

Маркус плюхнулся в одно из кресел напротив рабочего стола Дерека.

— Что заставляет тебя сидеть здесь допоздна?