— А что… с ней… случилось? — спросил Тёма прерывающимся голосом.

— Врачи говорят — инсульт, — коротко ответил Самойлов. — Ну, так что передать? Ты приедешь?

— Да, — подтвердим Тёма неожиданно севшим голосом, и связь оборвалась.

Сосед позвонил утром, и Надя принимала ванну. Ничего ей не говоря, Тёма побежал покупать авиабилеты. Конечно, молодая жена была расстроена из-за смерти свекрови и срыва их медового месяца, но не сказала ни слова упрека.

Дома они застали траур. Сергей Ильич и Леля были убиты горем и недееспособны. Все хлопоты по похоронам взяли на себя дядья Борис и Илья, но больше всех — муж Лели, Бандурский: это он помог получить место на уютном Преображенском кладбище.

Похоронили Анну Михеевну в солнечный летний день. Тёма и в детстве-то мало плакал, а тут впервые слезы лились, и он ничего не мог с собой поделать. Боль от безвозвратной утраты была невыносимой. Он не только сознавал, что потерял единственного в мире человека, который его беззаветно любил, но вдобавок испытывал муки совести из-за того, что не успел, хоть частично, отплатить матери добром.

* * *

На поминки собрались все родственники и сослуживцы Анны Михеевны по Текстильному институту, где она долгие годы преподавала английский. Вскоре, когда были произнесены надлежащие застольные речи, коллеги и родные Нади разошлись, и за столом остались самые близкие.

— Плохо все же мы живем, — с горечью сказала Римма. — Слишком слаба наша медицина. Ведь если бы врач «скорой» сразу верно поставил диагноз, то Анечку можно было бы спасти! А он решил, что это отравление грибами и ей сделали промывание желудка в то время, когда требовался полный покой. — И возмущенно добавила: — Вот в Америке такого бы не произошло. Вадик пишет, что медицина там на грани фантастики!

— Что верно, то верно, — поддержал ее Борис Ильич, недавно вернувшийся из служебной поездки в Чехословакию, Польшу и Восточную Германию. — Здорово мы еще отстаем от Запада и от наших союзников в Европе. Даже у побежденных немцев медицинская техника шагнула намного дальше нашей!

— И сколько же это будет продолжаться? — посетовал Илья Ильич. — Нам же после войны обещали прекрасную жизнь… А получается, что даже побежденные немцы живут лучше нас! Что скажете, товарищи партийцы? — остро взглянул он на старших братьев и Инну.

— Сам знаешь, что страна в войну была разрушена, а потом с Германии мы получили шиш. Союзники забрали себе весь золотой запас гитлеровского рейха, а нам кинули кости с барского стола, — хмуро ответил Борис Ильич. — Теперь же все деньги уходят на создание коммунистического блока против США и их сообщников по Североатлантическому альянсу.

— Да и остальные средства расходуются бездарно, — вторила ему Инна. — Мне это особенно хорошо видно на «стройке коммунизма». Никто там не заботится о простых людях. Живут в условиях полного бездорожья, ютятся в бараках, зарплата маленькая, в магазинах ничего нет.

— А мне кажется, что там наверху, — Илья Ильич поднял глаза к небу, — в наглую обманывают народ! Обещают манну небесную, а ничего и не думают делать. Сами-то создали себе шикарные условия и сейчас живут уже, как при коммунизме!

Все с опаской посмотрели на Сергея Ильича, который всегда пресекал такие речи, но убитый горем хозяин на это не отреагировал, и инвалид войны мрачно заключил:

— Что ни говори, а Западные союзники и партийные бонзы украли у нашего народа плоды его великой победы! Где бы все они были, если бы не огромные жертвы, которые он ради нее принес? Какая черная неблагодарность! Нет, простым людям не приходится ждать ничего хорошего!

Тёма слушал все эти речи и понимал, что бывший фронтовик совершенно прав. Пережив тяжелые потрясения, он реально оценивал происходящее и уже знал, что ждать от судьбы сплошного праздника слишком наивно. И хотя надеялся на лучшее, ясно сознавал, что у него начинается чреватый сплошными испытаниями этап семейной жизни и становления, как ученого.

Самое трудное и интересное ждало его впереди.


Конец первой книги