Сказал ли он это по простоте душевной или, напротив, был по долгу службы знатоком человеческих душ, но его просьба подействовала на Лину Георгиевну, как живая вода на обездвиженную Кощеем Василису Премудрую.

– Ой… Вам рецепт грибов или пирогов? – залилась она девичьим румянцем.

– От того и от другого не откажусь.

Лина Георгиевна сорвалась с места и побежала за ручкой и бумажкой, увлекая за собой генерала, чтобы в кухне, в спокойной обстановке, продиктовать поклоннику ее таланта заинтересовавшие его рецепты. Вера, Вадим и Маша тоже ожили и теперь неотрывно смотрели на Милицу Андреевну с некоторым даже испугом – фокус удался, ассистентке действительно отпилили голову.

– Да-да, понимаю, я должна объяснить, – заторопилась она. – Все слишком просто. Никакого детектива из меня не вышло. Я просто пыталась исправлять то, что происходит… и в результате… вот.

Она замолчала, но присутствующих это объяснение не устроило.

– Но почему Арина? – тихо спросила Вера. – За что?

– А как вы догадались, что это она, а не я? – произнес Вадим.

– И не я? – добавила Маша. – Мне кажется, все меня подозревали, особенно когда я эти серьги забыла снять. Откуда у меня деньги-то…

– Сначала я всех подозревала. Даже Веру, – созналась Милица Андреевна. – А потом поняла: вы умеете любить. И прощать. Беречь близких. Жертвовать собой ради них. А Арина одна – ненавидела. Напоказ любила, а в душе ненавидела. Вы же сами сказали мне тогда, Маша, помните, что чужую радость Арина не разделит, зато если беда – она всегда рядом, готова помочь. Когда Вадим находился рядом с Верой, она избегала их обоих. Когда он исчезал – не отходила от Веры. Так бывает, для некоторых разделить чужую беду проще, чем искренне разделить радость. Но потом я поговорила с ее бывшим мужем и поняла, что у Арины началась депрессия, когда она узнала, что у них с женой скоро родится ребенок. Даже развод ее не так травмировал. А вскоре и вы с Вадимом сообщили, что собираетесь пожениться – это стало последней каплей. Она попала в клинику, с неврозом. Вы же это чувствовали, Маша, правда? Вы же не от Веры скрывали свою любовь, она бы вас поняла и приняла, а от Арины. Ведь так?

Маша кивнула:

– Я заметила, как она возненавидела Вадима. А Сережа моложе меня, у него есть деньги. Моих любовников она еще готова была терпеть, но мужа…

– Она ревновала вас, подруг, и не ревновала мужа, – продолжила Милица Андреевна. – То есть делала вид, будто не ревновала. Хотя женщины с именем Маша весьма ревнивы. Я еще в самом начале это Лине говорила, да внимания тогда на это мы не обратили. А ревнивый человек ревнив всегда, это как болезнь. Я ничего не расследовала. Когда я уже знала вас всех достаточно хорошо, поняла, что то письмо могла написать только Арина – ну не вы же, Маша, и не Лина Георгиевна. Это значит, что она готова пойти на все, чтобы рассорить Веру и Вадима. Следовательно, и брошь взяла она. Больше некому. А главное – незачем.

– А генерала вы где взяли? – поинтересовался Вадим, глядя на Милицу Андреевну с детским восхищением.

– Что значит, где взяла? – обиделась Милица Андреевна. – Мы работали вместе. Он был начальником нашего райотдела, у нас были прекрасные, очень уважительные отношения. Если бы его не отправили тогда на повышение, то я ушла бы на пенсию не майором, а подполковником. Но с новым не сработалась, он был непорядочным человеком, и как профессионал – ноль без палочки. Я ушла в архив, хотя могла бы еще поработать. Мне моя служба нравилась.

– А день рождения зачем придумали? – спросила Вера. – Можно же было как-нибудь так…

– Как – так? – воскликнула Милица Андреевна. – С чего ради вы бы все ко мне пришли? А против Арины никаких улик на самом деле нет. На конверте имя Вадима написано печатными буквами. Экспертиза, разумеется, ее почерк идентифицировала бы, но кто стал бы проводить для нас экспертизу? Это такая морока, вы не представляете! Только в кино раз – и готово. И про обыск – полное, уж извините, вранье, потому что никакого заявления Вера не подавала. И никто бы не стал ничего обыскивать. Мне бы Арина не поверила – кто я такая? Приставучая старуха, которая лезет не в свое дело. А Михаил Петрович одним своим присутствием ее убедил, что все возможно. Естественно, мы рисковали, но…

– Я все пропустила? – В дверях появилась Лина Георгиевна. Щеки у нее раскраснелись, глаза блестели, а в голосе не было ни малейшего сожаления по поводу упущенной информации. – Вы мне расскажете потом? Мила, твой Михаил Петрович – милейший человек! Мы даже нашли общих знакомых, представляешь? Сестра его жены работает в фармацевтической фирме, которая поставляет в нашу сеть памперсы! Мир так тесен!

– Вот и Арина то же самое говорила, – проворчала Милица Андреевна, слегка раздосадованная, что ее бенефис завершился так неожиданно.

– Какой ужас! – поежилась Лина Георгиевна. – Мы договорились встретиться с супругой Михаила Петровича и ее сестрой. Он сказал, что они обе пекут отменные шаньги. А вот шаньги у меня никогда не получались. Ни с картошкой, ни с творогом. Всегда пересыхали. А со сметаной – тем более…

Вера сидела, прижавшись к Вадиму, и из глаз у нее текли слезы, которые он вытирал ей ладонью. Маша умчалась в кухню звонить мужу, поэтому поддерживать разговор о будущих шаньгах пришлось Милице Андреевне как хозяйке дома. И имениннице. «На будущий год опять шестьдесят отмечу, – кивая в такт речей подруги, думала она. – Хорошая идея. А еще лучше – пятьдесят девять. И цифра приятнее, и расходы меньше, раз некруглая».

Съехав с шоссе на проселочную дорогу, Вера опустила стекло и с наслаждением вдохнула весенний воздух. Весна в этом году была поздняя, и кое-где в тени деревьев еще лежал снег, но уже упоительно пахло нагретыми солнцем стволами сосен, смолой, влажной прошлогодней травой и будущими подснежниками. Все-таки апрель на исходе!

– Вадим, оказывается, у счастья бывает запах! – сообщила она о своем открытии мужу. – Вот из чего надо духи делать! Давай попробуем наш воздух в пузырьки собирать и продавать? Разбогатеем! Представь: зима, холодина, а ты открываешь пузырек – и у тебя весна, твоя личная! Как идея? Нет, ты только понюхай! Ну опусти же стекло!

Наклонившись к Вадиму, Вера попыталась опустить стекло. Руль при этом она держала левой рукой и, зазевавшись, ухнула машину в большую колдобину, которых на грунтовой дороге было много. Вадим, не разделяя ее восторгов, сидел, вцепившись в ручку двери.

– Твоя манера вождения доведет меня до инфаркта, – сообщил он жене. – А запах на пробу можешь собрать в полиэтиленовый мешочек. Сергей тебя проконсультирует насчет бизнес-плана.

– Ура! Отдать швартовы! – Дурачась, Вера вывернула руль, чтобы проехать левым колесом по большой луже.

– Вера, можно я пешком дойду? – жалобно попросил Вадим. – Пять километров по лесу, для здоровья – сплошная польза, а с тобой я каждый раз столько нервных клеток трачу…

– Сдавай на права! – рассмеялась Вера. – Будешь меня возить. Купим «Лендровер» вместо этой «реношки», ей давно на пенсию пора. И станешь мне нервы мотать.

– Вот именно. Ты же знаешь – у меня не получится. А ты правда хочешь «Лендровер»? И сколько он стоит?

– Мы с тобой такие богатые? – весело удивилась Вера.

– Ну пока нет, конечно, – смутился Вадим. – Но эта машина очень старая.

– Да пока ездит, и ладно, – отмахнулась Вера и, потянувшись к Вадиму, чмокнула его в щеку.

Машину подбросило так, что оба едва не треснулись головами об потолок.

– Все, я больше не могу! – возмутился Вадим. – Как тебе удалось права получить?

– Не ругайся, уже почти приехали! Я, честное слово, лишь с тобой так езжу, потому что ты боишься очень смешно. И только по лесу.

– Смешно ей… – проворчал Вадим. – Странное у тебя чувство юмора.

– Ой, слушай, а вот как раз на этом месте мы в прошлом году зимой с папой застряли, – вспомнила Вера. – Поехали в сад, а накануне снег выпал. И застряли. Толкали-толкали – без толку. Хорошо, что рядом, автомобиль бросили, дошли пешком. В саду никого, пришлось брать лопату, возвращаться и самой откапывать. Смех!

– Вот я и говорю – странное у тебя чувство юмора. Руки бы пожалела, пианистка.

Вера принялась хихикать, как девчонка. Вадим покосился на нее подозрительно.

– Вадим, я просто подумала: если мы с тобой поедем зимой и застрянем, угадай, кто откапывать будет? Опять я! Твои руки дороже стоят, чем мои. Все, приехали, не ругайся!

Вера выбралась из салона, разогнулась, потирая спину: все чаще давал о себе знать остеохондроз. Взглянула на мужа и опять засмеялась – он тоже, кряхтя, потирал поясницу.