– Связь с лордами Дадли никогда не была доказана. Полагаю, что она вообще существовала только в воображении твоего отца.
От этих слов мальчик залился краской, но сэр Ричард продолжил:
– О, это было достаточно умно. Дадли были нужны аристократические предки, и он их нашел. И без сомнения, хорошо использовал. Между нами, Джон, заслуги гораздо больше тогда, когда человек поднимается к вершине горы из долины, чем тогда, когда начинает подъем, находясь уже вблизи от нее.
Джон промолчал, а сэр Ричард добавил:
– Мы с тобой всегда должны помнить: сэр Эдмунд Дадли был сыном фермера, юристом, однако таким мастером своего дела, что король обратился к нему за помощью. Твой отец и его друг Эмпсон вместе с ним правили Англией.
Глаза мальчика засияли.
– Всего лишь сын фермера – и один из тех, кто правил Англией?!
– Чему это должно научить тебя? Только одному: не имеет значения, как низко ты находишься, потому что нет предела – нет предела! – тем высотам, на которые ты можешь подняться. Возьми хотя бы самого короля. Разве не правда, что предок Тюдоров был конюхом и незаконнорожденным? Думай, мальчик, думай! Это изменническая мысль, и я выскажу ее шепотом. Дадли или Тюдор? Чем один лучше другого? Помни об этом. Всегда помни об этом. У твоего отца было огромное честолюбие. Может быть, сейчас он смотрит на тебя с небес… на своего старшего сына. Может, спрашивает себя: «Чего добьется мой сын в этом мире? Поднимется ли он так высоко, как поднялся я? Сумеет ли учиться на моих ошибках? Есть ли в его душе огонь, который сделает его великим человеком?» Джон, я не сомневаюсь в том, что твой отец смотрит на тебя с небес, молится и надеется.
Джон не забыл этих слов. Он твердо решил стать таким же великим человеком, как его отец.
В играх, в которые Джон играл, он всегда был лидером, а для Джейн – уже героем.
Положение сэра Ричарда при дворе позволило ему встречаться с королем – пока еще беззаботным мальчиком, влюбленным в удовольствия, но при этом мальчиком с просыпающейся совестью. Сэр Ричард считал, что королевская совесть может сыграть свою роль в будущем его юного протеже.
Юный король по-прежнему хмурился при имени Дадли. Ему было хорошо известно, что фаворита и советника отца казнили ради его, Генриха, популярности. Но сам он пока еще не договорился со своей совестью. Генрих не мог убедить себя, как это произошло позже, что Дадли и Эмпсон заслужили свою участь, а потому при каждом упоминании их имен он испытывал неловкость. И когда сэр Ричард осторожно попросил королевского позволения обратиться к парламенту с просьбой об отмене приговора о конфискации имущества Дадли, Генрих чуть ли не с большой охотой дал на то позволение.
Пусть мальчик унаследует богатство отца. Королю оно не нужно; у него свои сокровища, накопленные его отцом-скрягой, которые он может легко транжирить. Да, пусть конфискацию отменят. Пусть сын Эдмунда Дадли получит его богатства. Тогда король будет чувствовать себя счастливее при упоминании имен Дадли и Эмпсона; сможет забыть, что эти два человека были казнены, чтобы успокоить людей, из которых выжали большую часть его нынешних богатств.
Таким образом, первый шаг был сделан. Джон больше не был мальчиком без гроша за душой. Теперь он стал выгодной партией для юной Джейн, хотя пока и не мог появляться при дворе.
Сэр Ричард вернулся домой в большом возбуждении.
– Послушай, что я сделал для тебя, Джон! – воскликнул он. – Теперь твоя очередь.
– Да, теперь моя очередь, – торжественно ответил мальчик.
Джейн внимательно смотрела на них, гадая, что все это значит. Но не потребовала объяснения, ибо в этом не было никакой необходимости. Она была счастлива, потому что был счастлив ее отец; и она видела в Джоне ту глубокую внутреннюю сосредоточенность, которую уважала, хотя и не могла разделить ее с ним.
Только когда они остались вдвоем, отправившись к конюшням, Джейн спросила:
– Случилось что-то хорошее, не так ли? Он кивнул, но ничего не сказал, потому что не хотел, чтобы его слышали конюхи.
И, лишь выехав на расцвеченную клевером лужайку, объяснил:
– Теперь я человек со средствами. Состояние моего отца будет возвращено нашей семье.
– Джон… это значит, что ты уедешь?
Он улыбнулся, заметив в ее глазах страх:
– Если бы я уехал, то все равно вернулся бы. Ты же знаешь, Джейн, не правда ли, что когда мы повзрослеем, то поженимся?
– Да, Джон, – откликнулась она.
– Тогда ты будешь счастлива. И я тоже.
Он был уверен, что она довольна, точно так же, как был уверен в том, что однажды станет лидером. Ей не пришло в голову, что с его стороны это выглядело высокомерием. Впрочем, если Джон и проявлял высокомерие, то в ее глазах оно было достоинством.
Пока они скакали по полям, она думала об их будущем, об их браке и детях, которые у них появятся.
Он тоже думал о будущем, но не о жизни с Джейн. Она была для него чем-то, что он воспринимал как должное. Гром лошадиных копыт, казалось, ему выстукивал: «Дадли – Тюдор!»
Эти имена подразумевали честолюбие – взлет из небытия к величию.
Они поженились, когда Джону было девятнадцать, а Джейн только подошла к своему восемнадцатому дню рождения. Они продолжали спокойно жить в доме сэра Ричарда – близко от двора, однако по-прежнему вне его.
Король изменился: он больше не был беззаботным мальчиком, совесть начала поочередно то мучить, то успокаивать его. И вот теперь Генрих поверил, что сэр Эдмунд Дадли был изменником, который навлек на народ великие испытания, а следовательно, заслужил свою судьбу. И что же, спрашивал себя монарх, подумают о нем его подданные, если он почтит потомков такого человека?
Нет, нельзя оказывать милость Дадли. Разве можно принимать при дворе сына изменника?
У Джейн родился первенец; и Джон, чувствовавший, что позор и унижение того дня па холме Тауэр впечатались в него так глубоко, что лишь ошеломляющие знаки достоинства и огромной власти могут отвлечь внимание от этого недостатка, решил: раз он не может завоевать милостей при дворе, то должен искать славу на поле битвы.
Джейн расплакалась, узнав о его намерении ехать во Францию.
– Почему ты не можешь остаться здесь? – спрашивала она. – Зачем тебе нужна слава? У нас есть все, что нам нужно. У нас есть наш маленький сын, твое фамильное состояние, и у нас будут еще дети.
– Да, еще дети, – согласился Джон. Разумеется, у него будут еще дети. Дети – даже девочки – всегда полезны для людей власти, потому что через них осуществляются связи с великими и богатыми. У Джейн своя задача, у него – своя. Она должна обеспечить ему много сыновей и несколько дочерей, а он должен вернуть власть и славу имени Дадли.
Джон отличился па службе у Чарльза Брэндона, герцога Суффолка, женатого на сестре короля, Марии. И вернулся с полей сражений сэром Джоном Дадли.
Был сделан важный шаг вперед.
Быстро текли годы, полные затаенных амбиций. Джейн выполняла свою задачу более успешно, чем Джон – свою.
Она подарила ему четырех сыновей, трех дочерей и вскоре должна была родить еще одного ребенка.
Джейн долго потом помнила этот день. Она была совершенно счастлива в саду их особняка в Челси, где река билась о край поместья. Она думала о своих любимых детях и гадала, кого теперь носит – мальчика или девочку. Как же благословенна она своими четырьмя красивыми сыновьями! И как, должно быть, позавидовал бы ей король, если бы увидел их! Говорили, что его глаза вначале зажигаются, а потом гаснут, когда он смотрит на сыновей других мужчин.
В тот момент о короле ходило множество слухов. И каких! Действительно ли он возьмет Анну Болейн в жены? Сделает ли ее королевой? Джейн видела, как прелестная Анна проплывала мимо по реке на своей барже. Говорили, что Генрих становится все более и более нетерпеливым, вокруг него тревожная атмосфера, а здесь сидит маленькая Джейн Дадли, мирно ожидающая рождения еще одного ребенка, живущая вдали от двора, хотя и так близко от него – умиротворенная и счастливая в кругу своей семьи.
Разумеется, ей хотелось, чтобы мечта Джона принимать участие в делах двора осуществилась. Но иногда его яростная решимость добиться этого пугала Джейн. Она смотрела, как он шагает по комнате, по лужайкам, глядя сузившимися глазами на баржу на реке, но не видя ее. И тогда про себя радовалась, что ее муж находится вне происходящего при дворе. В этот момент Джейн думала о великом человеке, кардинале Вулси, который принял свое назначение и скончался от разбитого сердца. Она не желала Джону такой же участи. Впрочем, какое нелепое сравнение – Джон и великий кардинал! Лучше бы ее муж вообще не был Дадли и его отец не поднялся бы до таких высот величия, а мирно умер в своей постели.