Она приоткрывает рот, смотрит на меня в упор. А мой взгляд мечется с губ на глаза и обратно. Ее уязвимость почему-то ранит, и это ощущение мне не нравится.
Вера смотрит на Вика, все еще не понимая, как так сложилось, что он сидит рядом. Откуда взялся? Чудо, не иначе. Она такая трусиха! Так сильно боялась в том парке, но не уходила. Потому что страх остаться наедине со своими мыслями сильнее. Вот бы все прекратить одним разом, легкой быстрой смертью, да решиться на нее непросто. В кино женщины могут, а в жизни - совершить роковой поступок намного сложнее. Чувство самосохранения зашкаливает так, что искры летят. Жить хочется! Выть впору, как хочется. Что она и сделала - закатилась в слезах. Перед Виком. Позорище. Без сомнений, он бы многое отдал, чтобы оказаться сейчас в другом месте.
Кладет руку ей на шею, осторожно поглаживает. Она замирает под этими легкими движениями.
- Вера, дело ведь в мужчине? В моем брате, да? - осторожно спрашивает. - У тебя горе, я вижу, но ты ведь умный человек, не будешь пускаться во все тяжкие, даже если что-то страшное случилось с близкими. Ты бы не искала приключений в парке. Что за тяга к саморазрушению? - его голос низкий, глубокий, будто бархатный. Он подхватывает ее, несет теплым потоком. Становится легче, впервые за неделю. Сил хватает только кивнуть ему. Потом еще раз. И еще.
- Ты можешь рассказать мне, если хочешь. Я никому не скажу. Что тебя гложет? Ты так сильно любишь его?
Кажется, ей немного легче. Алкоголь дурманит, но нервы потихоньку успокаиваются. Больше она не напряжена, не готова рассыпаться в пыль при любой встряске. Собирается с духом и говорит:
- Ты правда хочешь поговорить?
Он кивает без тени улыбки. Понимание, что он принимает ее всерьез, бодрит. Вера убедилась, что они сидят достаточно далеко от других гостей бара и их разговор никто не сможет подслушать.
- Не знаю, можно ли об этом рассказывать. Я новичок. Но так как это касается и меня - думаю, имею право. Ты, должно быть, еще не в курсе. Я тебя сейчас ошарашу. Вик, Артем ВИЧ-положителен.
Вик отодвигается и мрачнеет. Откидывается на спинку дивана, тяжело вздыхает, скользит взглядом по бару, словно ища знакомых. Затем поворачивается к ней и задает абсолютно простой, но самый важный вопрос:
- А ты? - смотрит в упор.
Вера замирает, смотрит на край стакана, который двоится, плывет, дергается.
- Наверное, тоже.
- Ты не знаешь наверняка?
- Женщинам заразиться проще, чем мужчинам.
- Вы не предохранялись?
Она качает головой:
- Мы пассивно планировали ребенка. Полгода назад он для санитарной книжки сдавал анализы, у них это добровольно-принудительно, ресторатор - настоящий псих по части болезней, все было чисто. И за полгода до этого. А теперь вот он пересдал и такой результат.
- Кобелина, - Вик трет лоб, пораженно качая головой. Бормочет еще несколько невнятных, жестких ругательств. В иной бы момент Вера отшатнулась и покраснела, но сейчас лишь кивает.
Ей становится немного легче от того, что он не спрашивает, не могла ли она принести домой болезнь. Он даже не сомневается, что вина на Артеме. Он на ее стороне.
- Я узнала два месяца назад, что он мне изменяет. Они спали в моей кровати, когда я пришла. То есть, в его кровати.
- Давно он тебе сказал?
- Неделю как. С тех пор я не живу, Вик. Я горю в аду, слышишь? Каждый день. Мне кажется, по моим венам течет зараженная кровь. Я отравлена, понимаешь? И никак не очиститься. Только если выпустить ее всю.
- Ты еще не знаешь наверняка.
- Я читала в интернете, что для женщин риск просто огромен. Я изгой. Сегодня на работе резала томаты и поранила палец. Такое часто бывает, - она показывает ему заклеенный пластырем указательный палец, - так у меня закружилась голова. Показалось, что кровь другого цвета. Не такая, как обычно. Я вылетела из кухни, словно вирус может передаваться по воздуху. Наверное, мне стоит уволиться. И вообще не выходить из дома. Никогда.
- Ш-ш. Навыдумывала. Вера, нужно просто пойти сдать анализ.
- Я знаю! Сегодня хотела, но не смогла. Просто я никогда не думала, что так получится. Мне двадцать три, в моей жизни был только один партнер. Я не принимала наркотики, мне не переливали кровь. Если я получу положительный результат, то как жить-то дальше?
- Жить нужно столько, сколько отмерено.
- Я бы посмотрела, как бы ты заговорил на моем месте! - зло рявкает она. - Прости. Пожалуйста, прости. Я никому не могу рассказать об этом. Родителей жалко, друзья начнут шарахаться. А ты слушаешь и не убегаешь. И я на тебя же срываюсь. Просто я еще не осознала. Не смирилась, понимаешь? Как там в психологии... Период отрицания?
- Я хочу тебе кое-что сказать. Но сначала позволь кое-что сделать, - он приближается и убирает прядь ее волос за ухо. Банальное, простое движение получается привычным, словно он так делает часто. Проводит кончиками пальцев по ее лицу. А потом тянется и, прежде чем она успевает сделать что-либо, целует. Прямо в губы. В ее, вероятно, зараженные губы. Вера отшатывается и качает головой.
- Нельзя, - шепчет она.
- Мы больше не будем говорить сегодня об этом. И вообще говорить. Мы будем целоваться.
- Ты, вообще, слушал меня?!
- У меня десны здоровые, ран во рту нет. А у тебя?
- Я не знаю, - обескураженно шепчет.
- Кровью сплевываешь, когда чистишь зубы?
Она отрицательно качает головой, нахмурившись.
- Тогда расслабься, - он кидается на нее. Напористый, но осторожный. Мягкие горячие губы касаются ее все еще холодных, напряженных. При следующем движении его губы обхватывают ее. Она не отвечает, а он будто не обижается. Она замирает, едва дышит, сраженная неожиданностью происходящего.
- Но... - шепотом. Он отрывается от нее и утыкается своим лбом в ее, дышит прерывисто:
- Чтобы заразиться через слюну, мне нужно выпить литра два-три. Обещаю, так далеко мы не зайдем. Держись за что-нибудь, Вера. Целоваться я люблю. И умею. - Он на миг увеличивает расстояние между ними и широко улыбается, и она понимает, что это впервые с их знакомства. А потом целует ее снова, но на этот раз она сдается, приоткрывает рот, а его язык тут же касается ее нижней губы. Быстрое, едва уловимое движение. Потом еще одно. От третьего она дрожит, сосредоточившись на ощущениях, капитулируя. Его напряженные руки упираются в диван по обе стороны от нее, он повсюду, а она как будто в безопасности. И еще она не ожидала, что он так потрясающе пахнет. Его губы и язык ласкают ее рот, с каждой минутой поцелуй становится глубже, чувственнее. Он идеальный: влажный, горячий, пронзительный.
На мгновение Вик отрывается, отодвигается и смотрит ей в глаза своими расширенными, блестящими. Он смотрит так, что сердце обрывается, а желудок скручивается узлом. Его желание настолько очевидно, что кожа начинает гореть, а дыхание рвется. Душа рвется прямо на его глазах. Но смотрит Вера на губы. Такие знающие. Она смотрит и думает, что хочет еще. Ничего больше не нужно, только бы продолжать целоваться. И он исполняет ее желание, но теперь уже не спрашивая разрешения, а жадно. Как будто дорвался. Она забывается, дрожащими руками касается его волос на затылке, но опустить их на плечи не спешит. Пока так. Он ее не трогает, и она первая не станет. Он сказал, что они будут только целоваться.
Ее не видно бармену и официантам, так как Вера практически лежит на диване в объятиях Вика. Стон срывается с губ, потому что тело хочет большего. Оно ведет себя так, словно не отравлено, откликается на ласку этого мужчины. Он отрывается от нее, дышит в шею, ведет по ней языком, оставляя след. Она опять дрожит, и он сжимает крепче ее запястье. Шепчет во влажное ухо, отчего она слегка выгибается, подавая вперед грудь:
- Поехали ко мне.
И только на пассажирском сиденье его машины она понимает, глядя на напряженное лицо Белова, что ни за что не подвергнет его опасности.
- Мне нужно узнать результат, Вик. Иначе я не смогу. Что бы ты ни говорил, как ни убеждал, я не смогу, пока не поговорю с врачом.
Некоторое время он думает, потом кивает:
- В понедельник поедем вместе, ладно? Я давно не проверялся. Вдруг меня тоже ждет сюрприз?