Симона Вилар - Ветер с севера

Душа Эммы непроизвольно рванулась к нему. Ей пришлось взять себя в руки, чтобы остаться стоять с выражением брезгливого любопытства.

Ролло скривил рот в усмешке.

– Принцесса франков! Ты прекрасно выглядишь, Эмма. Надеюсь, теперь твоя душа довольна и ты счастлива, созерцая меня здесь.

У девушки задрожали губы. Но, когда она заговорила, голос ее звучал твердо:

– Да, Ролло. Многое изменилось, и теперь ты пленник, а власть над тобой – у меня.

– Власть? Что ж, возможно. Хотя она и прежде принадлежала тебе. Однако ты не понимала этого.

Она молчала, оглушенная. Ролло больше не смотрел на нее. Звякнула цепь, когда викинг отвернулся к стене.

– Пора уходить, – напомнил Эврар. – Надеюсь, вы достаточно насмотрелись на норманнского волка?

Эмма молча последовала за ним и спустя несколько минут уже была в своих покоях, где было сухо, тепло и уютно. Пучки свечей потрескивали на высоких кованых треножниках, источая благоухание чистого воска. Суетливо забегали встревоженные долгим отсутствием принцессы прислужницы, придвинули к ее ногам резную скамеечку, когда она опустилась в тяжелое дубовое кресло, принесли кубок с подогретым вином. Однако девушка отказалась от питья и попросила оставить ее одну. Сидя неподвижно и не отводя взгляда от трепещущих языков свечей, она думала об оставшемся во мраке подземелья норманне.

Поздним вечером к ней явился герцог Роберт, поставивший себе за правило перед сном навещать племянницу. Эмма пела ему, и это доставляло герцогу огромное удовольствие. Сейчас она также села за арфу, стараясь держаться как можно более непринужденно. Однако Роберт вскоре заметил ее возбуждение.

Эту песню когда-то пел друид-оват. Сейчас Эмме казалось, что это было в какой-то иной жизни.

Она умолкла, и звук струн замер в полутемном покое.

– Что случилось, Эмма? – негромко спросил герцог.

Она повернулась, тяжелые подвески заколебались у висков. Роберт сидел, небрежно уронив красивые руки на резные подлокотники, изображавшие крылатых грифонов. Весь в темном, только на плече и запястьях поблескивают драгоценные каменья. Эмме не хотелось говорить о Ролло. Герцог не поймет, да и сама себя она не вполне понимала.

– Мне стало известно, что герцог Гурмгайлон просил моей руки.

– Вот как? Кто же тебе это сообщил? Или ты внезапно стала понимать бретонский язык своих дам?

– Некоторые из них неплохо изъясняются на латыни. Однако о Гурмгайлоне я услышала сегодня в соборе, после исповеди.

Здесь она почти не солгала.

Роберт коснулся своей золотистой холеной бородки.

– Ты хотела бы стать супругой Гурмгайлона Корнуайского?

– Разве это так необходимо?

Роберт молча смотрел на нее. Эмма отвернулась, теребя кончик косы, и продолжала:

– Он мне противен. К тому же я невеста Ги Анжуйского, старшего сына графа Фулька.

– Забудь об этом.

– Мы помолвлены.

– Забудь. Женщины нашего рода не выходят за сыновей вассалов. Фульк – наглый выскочка. Пипина из Байе наверняка поведала ему, кто ты, и он попросту пытался возвыситься, породнившись со мной и нынешним королем. Хвала Господу, вас не успели обвенчать. Я прикажу расторгнуть вашу помолвку.

– Но мне любезен Ги! Я хочу быть его женой.

Эмма впервые возвысила голос, сама испугавшись своей дерзости. Роберт удивленно поднял брови. Взгляд, устремленный на девушку, стал жестким.

– То, что ты говоришь, Эмма, имеет только одно объяснение – ты не получила должного воспитания. Однако тебе следует запомнить – франкские принцессы не выдвигают условий, когда речь идет об их браке. Высокое положение обязывает их ко многому. Правитель живет по иным законам, чем обыкновенный смертный, и наши женщины выходят замуж по иным соображениям, нежели продолжение рода и исполнение своих прихотей. И уж коль ты вошла в мою семью – изволь не прекословить. Теперь я решаю твою судьбу.

Он говорил спокойно, как и всегда, но интонация была новой. Эмма невольно поежилась. Герцог казался бесстрастным, но слова его прожгли ее насквозь. Так он мог бы говорить с рабом, совершившим проступок, с вассалом, но не с ней. Обычной приветливой мягкости не было и в помине.

И тем не менее она решилась задать вопрос:

– Значит, решено – вы отдаете меня Гурмгайлону Корнуайскому?

– Во всяком случае, не Ги Анжуйскому.

Увидев, как поникла голова девушки, герцог немного смягчился:

– Я отказал Гурмгайлону. Он не настолько могуществен, к тому же из него никогда не получится второй Алейн Великий. Я сказал тебе это, чтобы ты немного успокоилась, но впредь помни – тебе никогда не придется решать самой, кто станет твоим супругом.

– Но ведь моя матушка сама решила связать себя с вашим братом, графом Эдом Парижским! И сделала это вопреки воле Каролингов. Пипина Анжуйская рассказывала мне о королеве Теодораде.

– Это был редчайший случай. Теодорада взяла на душу тяжкий грех, пойдя против воли своих опекунов. И все несчастья, что выпали на твою долю, – расплата за проступок твоей матери.

На какое-то время в покое повисла тишина. Эмма молчала, глядя на пол, устланный тростником. На резном столике подле Роберта, источая пар, стоял кубок с подогретым густым вином, к которому он так и не прикоснулся. Наконец заскрипело кресло, когда герцог поднялся. Эмма тоже встала. Роберт, не глядя на нее, поправил фибулу на плече.

– Через пару дней мы отбываем в Париж. Разумеется, я беру тебя с собой в город твоего отца, и ты явишься всей франкской знати.

Его отчужденный взгляд неожиданно смягчился от какой-то мысли.

– Я представлю тебя своей супруге – Беатрисе Вермандуа. Вот у кого тебе следует поучиться покорности и благопристойным манерам. Клянусь Крестом, во всем франкском королевстве нет женщины, равной ей. Ты войдешь в нашу семью, Эмма. Кстати, мою старшую дочь зовут так же, как и тебя. Ей тринадцать. А сыну Гуго нет и десяти.

Герцог забросил полу плаща через плечо и направился к выходу.

Эмма догнала его уже возле двери.

– Только минуту, светлейший герцог. Если мы отбываем так скоро, я хотела бы знать, что вы велите сделать с вашим норманнским пленником?

Роберт поморщился.

– Я вижу, тебя по-прежнему волнует Ролло, Эмма?

– Да. Он причинил мне немало зла, но и много раз спасал жизнь.

– Знаю, ты уже поведала мне об этом.

– Тогда что удивительного в том, что я интересуюсь его судьбой?

Роберт посмотрел на нее так пристально, что девушка смешалась, вспыхнула и отвела взгляд. Герцог проговорил негромко:

– Ролло Нормандский отправится с нами в Париж. Я выкупил его у Гурмгайлона, он будет отвезен на Остров франков, Ситэ, дабы там при стечении народа подвергнуться казни за все зло, что причинил нашей земле. Взглянуть на казнь будут приглашены даже некоторые из его соплеменников, дабы яснее уразуметь, что ожидает их в землях франков, если они не примут святое крещение…

– Крещение? Разве можно крестить этих язычников?

– Можно. Некоторые из них, правда, крестятся по нескольку раз, и это не мешает им оставаться язычниками и поклоняться своим богам. Однако каждый крещеный норманн может рассчитывать на то, что ему будет позволено поселиться и мирно жить в наших краях.

– И Ролло, приняв крещение, также будет помилован?

– Нет. Такого закоренелого грешника невозможно заставить поклоняться Спасителю. Мне нередко доводилось спорить с ним по этому поводу.

«Мне тоже», – печально подумала Эмма, понимая, что ничто уже не спасет викинга.

Дядя недоволен ею – это она поняла, когда он не дал ей обычного благословения на ночь и не поцеловал в лоб. Но это было теперь совершенно безразлично Эмме. Они были кровной родней, но по сути оставались совершенно чужими. Ей очень хотелось верить, что когда-нибудь это изменится. Герцог возвысил ее и окружил заботой, но за это потребовал полной покорности. Что ж, придется учиться быть благодарной. Она не была таковой в отношении Ролло, и теперь ее мучили угрызения совести. Хотя и Роберт, и Ролло схожи в одном – оба они пытаются по своему усмотрению распорядиться ее судьбой. Но Роберт имел на это право, а Ролло – нет.

Герцог не заходил к ней на следующий день, весь погрузившись в хлопоты по сборам в дорогу. А на рассвете следующего дня Эмму подняли спозаранку и велели собираться. Во дворе ожидал огромный нескладный дормез – целый покой на колесах с устланным множеством шкур днищем, дабы не так ощутимы были толчки при движении. Эмма всегда мечтала путешествовать именно с такими удобствами, тем более что путь безопасен и их охраняет целое войско. Девушка оживилась, болтая и пересмеиваясь с выбранными ею в дорогу попутчицами из числа придворных дам, укладывавшими в ящики дормеза тюки с одеждой, посудой, туалетными принадлежностями. Но это настроение вмиг улетучилось, когда она увидела клетку из прочных дубовых брусьев, скрепленных железными скобами. Ее установили на одной из повозок, вокруг столпились стражники, которых возглавлял Эврар Меченый. Эмма тихо приблизилась и взяла повод его коня: