По делам.
Заслужила.
Выпала из реальности на несколько суток. А едва наскребла силы оторвать голову от подушки, выбраться из-под одеяла — как уже и срок подоспел.
А потому… полуживой труп (не без помощи уборщицы) собрал свой чемодан — и добрался до заветного автобуса.
Молила… молила Господа сжалиться надо мной: и если не явить родной дом, то поскорее забрать к себе…
Километры за километрами, одни населенные пункты сменяют другие…
Казалось, этот путь бесконечный. Круги… круги ада, уготовленные нарочно для покаявшегося грешника. Который, только если всё выдержит, то получит благодать. Получит прощение… если не от самой себя, то хоть от…
Вдох-выдох… И вновь закрываются веки.
Устала… от всего устала. А еще больше — от мыслей. А потому опять провалиться в сон.
Так или иначе… когда-то всему этому придет конец. В какой-нибудь форме, но придет.
Очнулась в больнице. Медсестры, уколы, капельницы. Мельком даже помню лицо отца, матери. Или это всё сон, или я сошла с ума?..
…а может, я всё еще еду?
И снова несколько суток (как оказалось), чтоб окончательно прийти в себя.
Областной город. Больница. И я — после операции.
Лопнувший аппендицит.
Как я добралась, как доехала; как сообразили и меня доставили в больницу, как вовремя прооперировали — никто не знает.
Одно слово у всех на устах: «Судьба».
Повторяла и я за ними, кривясь от смущения… Особенно когда приходилось пересказывать то одной соседке по палате, то другой, то третей… свою историю «узколобого, но везучего туриста».
Мама приезжала (что уже точно помню), проведывала — один раз, папа — три… да и то, только потому что тут, по месту. Один — удосужилась и Аннет, но так… мимолетом, передать фрукты. Что ж, и на этом… всем признательна.
Хотя… как по мне, так проще одной: меньше на нервы своей паникой действуют. Меньше ноют, что я такая «безответственная, глупая овца». И вообще, меня бы «по уму, надо выпороть, что не обратилась в больницу по месту, а еще и отправилась в такой далекий путь». Прилетело и медперсоналу из санатория, за их «халатность», хотя те, конечно, сразу заявили, что не их вина, ибо сбежала я «втихую».
В общем, выжила. А потому… и хватит елозить эту тему. Жива, почти здорова — а значит, и достаточно.
Надеть тапки, такие же розовые, как и вся моя остальная одежда (спасибо папе), набросить капюшон байкового халата на голову — и выдвинуться в сквер.
Сойти с ума же можно в четырех стенах. Да ладно бы дома! А то…
Пройтись под густыми кронами деревьев в сторону свободной скамейки — присесть.
Вдох-выдох. Уже и август.
Шустро лето пролетело…
— Девушка, а это не вас там все ищут? — обронила неожиданно мне мимо проходящая (мусор выносила та) санитарка.
— Кто? — обмерла я.
— Ну, медсестры. Не знаю, — пожала плечами. — Сходите, спросите… — махнула рукой на здание. — Просто, девушку всю в «розовом» спрашивали. — Усмехнулась: — А из таких… «однотонных» только вы здесь и есть.
Рассмеялась я пристыжено.
— Спасибо большое, — поспешно. Встать кое-как с лавки, кривляясь (хоть и не больно уже, но… еще неприятно, да и страшно как-то, вдруг что где… переусердствую).
Шаги в сторону крыльца. Но не успеваю даже приблизиться, как тотчас меня тормозит Алёна (медсестра из нашего отделения). Улыбается:
— Ну ты даешь! — замирает рядом. Ухватила за руку. Взор в лицо: — Там такой переполох из-за тебя наши устроили! Почему никому не сказала, что уходишь?
— В смысле? — оторопела я. — Ивановне сказала. Ну… той, которая из нашей палаты, у окна.
— Та, — скривилась девушка, махнув рукой. — Ты бы еще дворнику карту нарисовала. Пошли! Там к тебе приехали!
— Кто? — недоумеваю я. — По-моему, еще вчера со всеми аудиенциями управилась, — тихо смеюсь.
— Ну… видимо одного из виду все же упустила.
— «Одного»? — в ужасе повторяю за ней.
— Ага, — ироническое, дружеской издевкой. — Хорошенький такой. Был бы на пару годков старше, точно бы у тебя увела!
Мурашки по телу.
«Неужто Иван? Ну… ну не может же быть!» — возмущается разум.
А душа разрывается. Душа вопит… немо взывая, моля о том, что не смеет произнести вслух.
Зато грохочет смело сердце, отбивая своими стальными колесами по жилам такт: «Федор. Федя. Феденька…»
И вот оно, еще один шаг — и узнаю. У двери застыл в растерянности мой личный Инкуб.
Стоит, мечет взгляды по сторонам, что-то… кого-то высматривает, выискивает, нервно сжимая пакеты в руках.
Обмерла, встала я, как вкопанная.
— Ты чего? — запнулась и Алёна. Уставилась на меня.
А я молчу. Пропали звуки. Пропали вдохи. Сверлю Его взором.
Почувствовал. Увидел. Вперил и Он в меня взгляд.
Миг — и добрая, проказливая улыбка озарила его уста.
— А-а-а, понятно, — протянула девушка. — Ну, не буду мешать. Потом в палату. И найди меня, маякни, что вернулась. Хорошо?
Не сразу соображаю, а потому повторное ее, одернув меня за рукав:
— Хорошо?
Испуганный взор на нее — и поспешно закивала я головой.
— Чудики… — тихо рассмеялась та. Разворот — пошагала прочь.
Шорох — взгляд на Федьку. А Он — еще пару шагов — и уже замер подле меня.
— Привет, — громом… разрывая вперед мое сердце молнией на части. — А я тут тебе… это… покушать привез. А то мало ли… — тихо рассмеялся, отведя очи в сторону. Покраснели щеки. — Может, голодом морят.
— Морят, — невнятно мямлю.
— А? — дернулся.
Дрогнул и мой взгляд — глаза наши встретились, но тотчас мы, смущенные, осеклись.
— Морят, — выдавливаю из себя чуть громче.
— А, — рассмеялся.
Колкая, жалящая пауза…
Как много хочется сказать, но сил… духу не хватает. Да и не высказать всё… словами.
— Может, — внезапно отозвался, — пройдемся… по скверу? Ну, там… на скамью… присядем?
Робко закивала я головой, разворот — и пошагала.
Обнял вдруг, несмело… несколько раз замявшись, задергавшись, но всё же переборов себя. Сжал за плечи — притискиваюсь в ответ.
Еще ход, еще шаги — и обмерли. И снова задергались, как дураки, на месте, пытаясь уступить один другому, не мешать присесть.
Опустились на лавку. Почти вплотную друг к другу.
Зажатый, взволнованный Федя — а потому не сразу даже решается отставить в сторону свою поклажу. Но миг — выдох — и рядом с собой, по другую сторону взгромоздил пакеты на скамью.
Тихо, нервически рассмеялся. Взор на меня. Прокашлялся:
— Ну… — выстрелом звук, отчего в момент устремила взгляд на него (глаз коснуться не решаюсь). — Расскажешь… как ты до такого докатилась?
Виновато опускаю голову.
Острым лезвием самобичевания полосонуло по горлу.
Немотствую.
— Ну, чего молчишь? — и снова смущенно, сдавленно смеется. — Вань…
Пронзил звуком в самое сердце.
Решаюсь — отчаянным смертником: тотчас бросаюсь, прижимаюсь к Нему.
— Ты чего? — нервический смех. Обнял несмело за плечи, прижал к себе в ответ.
А слезы… позорные, выкрывающие слезы уже градом покатились по моим щекам.
— Вань, ты чего? — испуганно.
Попытка отстранить меня от себя, взглянуть в очи — но не поддаюсь. Сопротивляюсь — покорно уступает.
Миг — и еще крепче сжал в своей хватке.
— Что-то произошло, да? — цепенящая, пугающая тишина. — Ванесса, что случилось? — дрогнул, просел его голос от ужаса.
— Федя… если бы ты только знал… как я рада тебя видеть, — несмелым, запойным шепотом, молясь.
Обмер ошарашенный. Но секунды — и шепнул в ответ:
— Я тоже очень скучал.
Поднимаю очи. Немного отстраняюсь — поддается. Выдерживаю взгляд — но ровно настолько, чтобы сполна наполниться ядом… ненавистью к самой себе. Чтобы наполниться порохом для залпа.