Правда, взамен кое-какую услугу и мне Феде пришлось оказать (но о ней позже).
Звали в гости и Мазуровых, да только те (по каким-то своим причинам не пришли; а после и вовсе Рита перестала отвечать на мои звонки). Что ж, обидно, но как есть. Каждый быть волен в своих решениях, и я не вправе их осуждать.
Со своей матерью я так и не помирилась, хотя и та не звонила. Обиделась, наверняка, что я богатенького Сереброва променяла на «обычного» Рогожина — ну и плевать. Как ей на меня, так и мне — на нее. Как говорится, взаимно.
С Никой очень сдружились. В принципе, чего удивительного? Всё, как раньше… Нет, частить со встречами мы особо не частили. Все же, как не пытался Федька, а принять ее выбор относительно мужа так и не смог. И пусть откровенных перепалок не случалось, но вечно сычами друг на друга смотрели (и до сих пор смотрят)…
Наверно, так оно всегда бывает, когда встречаются два «сверх упрямых» лидера на одной территории. Когда характеры сильные, взрывоопасные сталкиваются… Кому-то от этого, а вернее, всем, да будет жарко.
Но если вдруг что — то совет или дельная помощь всегда от Рожиной Старшей в нашу сторону прилетала. Не чуралась доброты в их сторону и я, особенно когда и у них дети пошли: с радостью делилась опытом и помогала нянчить (когда тем надо было отлучиться, а надолго с кем-то другим (пусть и профессионалом) оставлять — (ни сам Мира, ни Ника) не хотели — боялись: не доверяли чужим).
Наладилось у Феди и с магазинами. Не сразу, конечно, но наладилось. Не один год, правда, прошел. Свой старый бизнес вконец продал «партнерам», а на вырученные деньги (плюс, от старых успехов дотация пришла, да кредит на шею себе повесили) — открыл новый, иной (но смежной) направленности. Так что живем пока, не кашляем. И даже ипотеку вдобавок взяли. А так как у нас двое деток — то материнский капитал нам выплатили, что уже хорошо — скорее с долгами распрощаемся.
В общем, как-то да будет. Главное — быть вместе и никогда не отчаиваться.
Б о н у с ы. ф и н а л а
(на момент конца 46 главы и начала эпилога)
(Ф е д о р)
Не ожидал. Кого-кого, а у себя на пороге офиса, его так точно не ожидал. Мира. Собственной персоной. И без пригласительного.
Резвые шаги навстречу, заливаясь, как всегда, своей долбо**ческой ухмылкой, и вдруг кинул мне бумажный крупный сверток на стол.
— И, что это? — кивнул я ему вместо «привет».
— Твое.
Беглый взор по презенту — и снова я вперил взгляд в эту скотину:
— Что это? — гневно, не притрагиваясь.
— Мазуровские отступные. Твоя доля.
— Мне ни х** от него не надо, понял?! — резво, доходчиво. Чеканя слова.
— А это моя земля, понял? — дерзкое, ядовитое. — И здесь я буду решать, кто что кому должен, и кто что когда получит. Тому х** хватит, что у него осталось, чтоб выполнять свои обязательства. А это — твое по праву, заработал. И не*** тут девочку-целочку включать. О чести и гордости мне впаривать. Дали — БЕРИ.
— Мне… НЕ НУЖНО.
— Да? — саркастическое. — А им?
— Кому? — уступаю, веду дальнейший диалог.
— Да той… про которую ты даже Нике ничего не сказал. И про детей «ваших». Слышал, беременна.
— Только приблизься к ней! — бешено, вмиг сорвался с места. С последних сил держусь, чтоб не кинутся на этого с*киного сына.
— Остынь! Федор, — едкое, паясничая. — Мы ж теперь родственники. К чему… война? — колкая, лживая ухмылка.
— Не родственник ты мне. И никогда им не будешь, — гневное, но уже более сдержанное.
— Как хочешь, — лукаво прищурился.
— Обидишь Нику или Ваню — урою.
— Да пожалуйста! Буду рад, — с*ка, мергидная улыбка. — А деньги возьми. Не себе. Малым — они-то… вряд ли, как ты, одной твоей идеологией, гордыней будут сыты. Да и хотя бы… для науки: чтоб таким, как Мазуров, неповадно было. И про Вольского не переживай — не сдаст никому твою тайну. Мне слово дал.
— Слушай, — резво; с гневом прищурился, вцепился я в этого гада взглядом. — А давай, — едкое. — Реально, давай заключим сделку. — Заухмылялся лживо я, кроя эмоции. Молчит, выжидает тот. А потому продолжил я: — Ты не лезешь в мою семью, а я — не лезу в твою. По рукам? — протянул ладонь ублюдку.
— По рукам, — и хоть с иронией, да не без искренности. Правдивая, довольная улыбка. Ответил участием. — Но деньги — не заберу. Ради Ники — не заберу. Моя бы воля — я бы и кожу с него заживо содрал. Но нет, ваша Риточка постаралась. Так что хватит мне тут… святых корчить. Крыс надо наказывать. Показательно. Особенно, когда они родственники.
(в дополнение к эпилогу)
(В а н е с с а)
Узнала позже и о Ритке. Оказывается, она на меня злилась за то, что Рогожин якобы лишил ее части средств. И то… тех, что, на самом деле, обманным путем в свое время прикарманил ее муженек. Да-да, тот самый! Старый партнер и друг в одном лице, а нынче наш враг — Мазуров. А ведь это он подставил Федю (спевшись с Серебровым и прочей «Ко»)…
Но после, как Рожина Младшая встретила очередную свою «любоф», проще стало. «Прошло». Другим она заморочилась. Говорят, Валентина даже домой перестала пускать. А там и вовсе ее любовник к ней переехал. «Валик» пропал. Причем жена даже не особо переживала на этот счет. Относительно этого я, конечно, в ней видела себя: как я с Серебровым обошлась. Но там же была ЛЮБОВЬ! И… не знаю, даже не смотря на всю жестокость Лёни, никогда бы… не пожелала ему такой участи. Выселить, отобрать всё. Чужого привести в дом — и как так и надо. Нет. Уж лучше самой уйти. Но… я — это я, а Рита — это Рита. А вскоре, вообще, новость за новостью: ребенка она деду с бабой отдала, а сама укатила за границу. С третьим (этого уже бросив). Отныне теперь у нее — «Бизнесмен». Большую часть денег «наследства» Мазура вложила Рита в его дело — линию по производству женского белья, причем официально став партнером. А что по Валентину — подала на «без вести пропавший», так что через несколько лет — ее официально признали «вдовой» и капитал окончательно закрепился за ней. На остаток она выкупила дело у своего жениха — и тоже его послала. Забрала к себе ребенка — и живет теперь, припеваючи. Хотя замуж так больше и не вышла: женихи, конечно, как перчатки менялись. И, наверняка, теперь уже они под нее подстраивались, а не наоборот. Да, сбылась мечта Рогожиной: в достатке и независима. Но счастье, счастье-то она нашла? Сомневаюсь…
Да и на вид: на языке одна ложь, на лице — камень, а не эмоции. А в глазах… А в них и того страшнее заглядывать, дабы вконец не увериться в своих словах. В своих догадках.
И об моем обещании… Федьке Старшему.
Изначально, конечно, все сынициировала я. Пока Федя Младший в садике, и пока я еще не родила, приехали. Оба мы приехали с Рогожиным на кладбище, к моему отцу. Серебров больше — никто в моей жизни, а потому в любом виде запретов нет. Да и давно не было. Все у меня моральных сил не хватало. А тут… как бы и повод организовался (перед двойным важным событием). Вот и — приехали.
Шаги, бродя на бум, попытки выудить из памяти, расспросить даже местных сторожей — и выбрели.
Вот оно. Уставила я взор на гранитный, дорогой, красивый памятник, где умелым мастером высечен портрет папы.
А все же… Аннет действительно его любит, раз так постаралась… когда уже не особо есть причины строить из себя прилежную жену. Можно было бы… куда проще — и не было бы не перед кем стыдно, но…
Шумный вдох — и как на духу, как с живым человеком:
— Я выплатила долг. Исполнила веление, как смогла. А остальное — уже не от меня зависело. Я на тебя не обижаюсь. Больше не обижаюсь. И ты… прости. Я Его люблю. И я буду с Ним, хотел, хочешь ты того… или нет. Буду. И ему буду рожать детей. Лишь только ему. Прощай.
Разворот — и пошагала прочь.
И вот тут… уже Рогожин настоял: приехали и на годовщину, и на следующий родительский день. Мол… внук должен знать свои корни, тем более что… всё уже позади.
А я, в свою очередь, настояла на том, что после рождения нашего общего ребенка — мы все вместе хоть иногда, но ездили к родителям Феди (ну, и на свадьбу пригласили, конечно). Федя был не в восторге от всего этого, да деваться было некуда. Каждый из нас понимал, что этот договор прежде всего забота друг о друге, для нас самих нужен, вот только гордость не дает о всем этом признаться вслух. Мы любим своих родителей, какими бы они не были, и каких ошибок не наделали. Точно также, как и они любят нас — вопреки всему.