– Почему же ты не сказал мне? – Спросила я. – Я бы поняла.
– Ну… – Эдди напрягся, – если честно, я был не до конца уверен…
– Что?! – Я возмущенно вскочила на ноги.
– Я бы проверил, не сомневайся! Через пару недель все бы точно выяснилось!..
– Пару недель? – Стиснув зубы, процедила я. – Ах ты!.. Башмак недоношенный!
Воцарившаяся напряженная тишина внезапно была разбавлена моим чересчур серьезным воплем. Эдди прыснул, Макс не сдержался, да я и сама как-то не поняла, что такое сказала. Гнев сменился безудержным хохотом, причем, вероятнее всего, мы смеялись даже, скорее всего, из-за накопившегося напряжения. «Недоношенный башмак» стал только возможностью, за которую мы уцепились, чтобы выплеснуть все, что так долго сдерживалось из-за всего, что с нами за последние несколько месяцев произошло.
Это было жестоким, самым ужасным испытанием в моей жизни. Если бы я только знала, если бы только могла предположить! Теперь все встало на свои места, да, но эти восемнадцать тяжеленных дней без Энцо… Они были настоящим кошмаром!
Но я больше не могла винить Эдди. Отчасти ведь он помог мне в достижении той цели, которой я так хотела достигнуть. Он ведь сделал именно то, что было нужно, чтобы Энцо остался в моем времени.
Теперь все было хорошо. Спокойно. Солнце обрело другой смысл и больше не беспокоило меня. Энцо в моем времени, он со мной, теперь можно было не беспокоиться ни о чем на свете.
Мы вернулись ко мне домой через несколько часов. Пришлось потратить много времени, чтобы обсудить все то, что произошло с Энцо и понять, что мы не узнали практически ничего. Макс и я тоже поведали много чего о нашем приключении, о том, что произошло в Древнем Египте и… некоторых обстоятельствах, которые нас там задержали. Конечно, всего мы не рассказали, но это совершенно не обязательно.
Энцо был благодарным слушателем, разве что его путешествие не шло ни в какое сравнение с нашим. Впрочем, хоть он и был потрясающ, мы тоже не где-нибудь по углам бродили, мы правили с Зором…. Ладно-ладно, в последний раз можно.
Энцо, естественно, устал, еле-еле держался, чтобы не заснуть. Мы перестали его мучить, хоть и далеко не сразу. Макс подвез нас до моего дома и уехал обратно дежурить в больницу.
Когда мы поднялись ко мне, пришлось обработать все раны Энцо, потому что на все мои заявления показать его врачу, я встречала категорический отказ. В порядке он. Ничего, что раны из одиннадцатого века, а он теперь принадлежит нашему времени?
В общем, я слишком устала и вымоталась, чтобы спорить с ним. Да и он тоже.
Мы добрались до моего дивана и, как только он уселся на него, его глаза начали предательски закрываться. Похоже, он наконец-то позволил себе расслабиться. Я улыбнулась, собираясь взять плед и укрыть его. Он же поймал меня за руку и притянул к себе. Глаза слипались, как у маленького ребенка, вымотавшегося после целого дня бессмысленного бега.
– Каждый, кто неизбежно проваливается в сон, имеет право на последнее желание, – произнес Энцо.
Я медленно улыбнулась, вспоминая наш с ним первый в жизни разговор, состоявшийся еще в одиннадцатом веке. Что-то было особенное теперь в его словах. Он говорил спокойно, расслаблено, он знал, что теперь в полной безопасности. А у меня появилось то самое ощущение, которое рождает послеполуденный летний зной в середине июля во время школьных каникул. Безмятежность, свобода, наполненная летним безмолвием, тишина и покой. Прекрасное чувство!
– Чего же ты хочешь? – Спросила я, не стирая улыбки с лица, точно зная ответ.
– Поцелуй меня, – произнес он.
Я опустилась к его губам. Дежавю – страшное дело! Особенно, когда оно происходит по обоюдному желанию сторон. Конечно, поцелуй был совсем не таким, как тогда. В тот момент я действительно думала, что, возможно, уже не переживу той ночи. Сейчас – это была уверенность, защита и такая всепоглощающая теплота.
Едва отстранившись, я заглянула в его почти слипшиеся глаза.
– Доволен? – Спросила я.
Он выдохнул ухмылку.
– Даже не близко, – мотнул головой он, а затем поцеловал меня так, как сделал это впервые в жизни, в нашу первую встречу. Ведь тогда он точно знал, что ничего плохого за этим не последует.
И в этот самый момент я вдруг поняла: он знал это всегда!