Мариана Запата - Виннипегская Стена и я

— Он может себе это позволить.

Вот оно. Я заморгала.

— Я зарабатываю собственные деньги и не собираюсь тратить его или мои.

— Ты в этом уверена? — у него хватило наглости приподнять бровь.

Он мог не говорить, что это последнее, чего мне хотелось?

— Да, уверена. Хочешь проверить мой банковский счет? — я уже отправила копии своего банковского счета правительству, чтобы доказать, что могу содержать нас с Эйденом, менее расточительно, но могу, если буду экономить, по крайней мере, так думает правительство.

Тревор издал странный звук, и я смерила его взглядом.

Я не хочу разговаривать с ним; сейчас он просто выводит меня из себя.

— Все из-за этого? Ты думаешь, я здесь ради денег Эйдена? Думаешь, я пыталась заполучить его из-за этого? — спросила я медленно, наконец, пытаясь понять, может, он стал так враждебно относиться ко мне из-за моей личности.

По тому, как он оттянул мочку своего уха, по нервному тику, что я заметила у него еще несколько лет назад, который начинался у него, когда он был раздражен, я поняла, что попала в самую точку.

— Правда? Ты проводил интервью и нанял меня. Я даже не знала, кто он, пока ты мне не сказал, — ага, мой тон был оборонительным. — Если у тебя было со мной так много проблем, ты мог уволить меня.

— Уволить тебя? — он провел рукой по своим стильно подстриженным, подернутым сединой волосам. — Я пытался уволить тебя около четырех раз.

Что?

Тревор поджал губы.

— Ты не знала?

— Когда? — закашлялась я.

— Разве это важно?

Не должно, но...

— Это важно для меня.

Озлобленный, наполненный горечью мужчина посмотрел на меня, как на идиотку.

— Он не позволил мне.

Ты ничего не знаешь, Ванесса Мазур.

Я не понимала. Ничего не понимала.

— Когда я в последний раз предложил ему найти кого-то другого, он сказал, что первым человеком, кто уйдет, буду я. Я.

И вот кое-что встало на свои места. Почему Тревор вел себя со мной как мудак — прима-балерины не любят танцевать, когда внимание сосредоточено не на них. Поэтому он так сильно пытался отговорить меня от ухода — чтобы сохранить собственную работу. Вот почему он был на грани, когда узнал, что мы поженились и не сказали ему — потому что ему казалось, что мы объединились против него, что, отчасти, правда.

Но эти новости сбили меня с ног.

Будто у меня из-под ног вырвали коврик.

Я ему нравилась. Я, мать твою, нравилась Эйдену. Он не шутил, когда говорил об этом пару месяцев назад.

То, как Тревор прочистил горло: грубо, вынужденно, будто пытался взять себя в руки после того, как вышел из себя.

— В любом случае, скажи Эйдену, что я скоро ему позвоню. Вам обоим, возможно, скоро надо будет собирать вещи и переезжать на более холодные пастбища, — произнес он. — Увидимся.

Я не сказала ему ни слова. Что еще, черт побери, я могла сказать?

Дрожащими руками я подняла телефон и написала сообщение Здоровяку.

Я: Не знала, что Тревор хотел меня уволить.

Час спустя я получила ответ.

Эйден: Он приходил домой?

Он даже не пытался увиливать.

Я: Ага.

Эйден: Да, он хотел тебя уволить. Я не позволил ему.

Он был на наркотиках?

Я: Ты ничего не сказал, когда я ушла. Я просто думала... что тебе плевать.

Эйден: Я не собирался заставлять тебя оставаться, если ты не хотела этого.

Я: Но ты мог что-то сказать. Я бы проработала дольше, если бы ты только попросил.

Я едва отправила сообщение и поняла, какой глупый это аргумент. Если бы он попросил. Эйден ―как я, он никогда не попросит. Никогда.

Эйден: Но я получил тебя на более долгий срок, не правда ли?

Почему я все равно это делала?

Почему?

Почему я просто не сказала: «Ван, кому есть дело до того, бежишь ты марафон или нет? Ты сделала даже больше, чем могла себе представить. Кого ты хочешь впечатлить?».

Как бы сильно я этого ни хотела, жизнь вселила в меня уверенность. После всего, что произошло, я едва смогла добавить три километра к своей дистанции, и это было ужасно.

Пока бежала, я ругала себя за это, а после была жутко уставшей, колено болело чертовски сильно, и после душа я валилась на кровать и отказывалась вставать.

Все признаки говорили о том, что бежать марафон — ужасная идея.

Ничто не меняло того факта, что я скучала по компании Зака, и то, как он мотивировал меня, даже когда мы оба ругались из-за того, как глупо этим заниматься.

Я должна это сделать. Я тренировалась не один месяц. И не довести дело до конца — не вариант.

Я смогу это сделать.

Я, черт возьми, не боялась. Мои руки не дрожали из-за нервов. Подсознательно я не поглаживала палец каждые несколько минут, ища кольцо, которое Эйден подарил мне, но я оставила его дома, боясь потерять.

Цепочку Эйдена на удачу я спрятала под футболку. Я была окружена людьми, которые улыбались и выглядели такими чертовски настроенными на участие, что это слегка приводило меня в уныние.

Тридцать три километра. Я смогу пробежать тридцать три километра. Тут есть чем гордиться, не правда ли?

Я едва задумалась над этим и мысленно стукнула себя. Конечно, тридцать три километра — это нечто, но ради чего я заставила свое тело пройти через ад за последние несколько месяцев? Ради этого.

Если я этого не сделаю, мне надо будет надрать задницу. Даже если я приду последней, я должна его закончить. К черту все.

Я встряхнула руками. Я могу это сделать.

— Вы Ванесса Мазур? — спросил меня незнакомый голос справа.

Я повернулась и увидела девушку в футболке, на которой было обозначено, что она волонтер на марафоне. Я заставила себя улыбнуться и кивнуть.

— Да.

Она протянула мне телефон.

— Вам звонят.

Звонят? Осторожно взяв телефон, я поднесла его к уху, наблюдая, как она уходит.

— Алло?

— Кексик, — произнес глубокий голос.

Я поднесла телефон к лицу и посмотрела на экран, узнавая номер.

— Как, черт побери, ты узнал этот номер?

— Это не я. Это Тревор. Я пытался звонить на твой телефон, но меня отправляло сразу на голосовую почту, — объяснил Эйден.

— Да, я оставила его со своими вещами, — ответила я, заикаясь и все еще пытаясь осознать, что он каким-то образом смог связаться со мной. Он не звонил мне с тех пор, как уехал. Мы общались только посредством смс, и звук его голоса ударил прямо мне в сердце.

И, в своей обычной манере, Эйден спросил:

— Ты в порядке?

— Нет, — я осмотрелась, чтобы убедиться, что женщина, которая дала мне телефон, не слушает. Вокруг было слишком много людей, они жили своими собственными жизнями, беспокоясь о себе. — Я пытаюсь уговорить себя сделать это, даже если приду последней, — призналась я.

— Ты собираешься пробежать марафон. Думаешь, это важно, что ты придешь последней, если ты его завершишь? — спросил он.

Я моргнула и впервые позволила слезам застыть в моих глазах.

— Но что, если я не смогу закончить?

Голос на том конце вздохнул.

— Ты можешь пробежать марафон. Грэйвсы не сдаются.

Грэйвс. Грэйвсы не сдаются. Я не хотела плакать. Я не собиралась именно сейчас давать слабину. По крайней мере, не полностью.

— Но я не совсем Грэйвс, и я даже не смогла пробежать сорок два километра, и тем более сорок пять. Ни разу. Я умираю на тридцати трех.

— Ванесса, — прорычал он мое имя, и мне показалось, будто он погладил меня по спине. — Ты — Грэйвс, несмотря ни на что. Я не знаю никого, кто смог бы сделать то, что сделала ты. Используй все имеющиеся в тебе силы. Ты можешь это сделать. Ты можешь сделать что угодно, ты поняла меня? Даже если последние двадцать пять километров ты пройдешь, хромая, ты закончишь марафон, потому что это то, кто ты есть.

Мое горло сильно сжалось, и я убрала руку от лица, пытаясь успокоиться. Это было недолго, но это был самый тяжелый контроль, который я пыталась установить над собой.