Поэтому я развернулась и одарила женщину, разговаривающую со мной, самым счастливым взглядом.

А далее последовали, вероятно, самые болезненные тридцать минут в моей жизни, и это о многом говорит, учитывая мою последнюю поездку в Эль-Пасо, которая стала абсолютным провалом.

— Я так рада за тебя!

— Вы созданы друг для друга!

— Вы ожидаете пополнения?

— Ты должна всегда поддерживать своего мужчину.

— Обязательно запланируйте ребенка на межсезонье!

Созданы друг для друга? Мой мужчина? Чертов ребенок?

Не уверена, как меня не вырвало. Честно. А потом последовали тонкие комментарии о том, как жены игроков НФЛ, особенно членов команды «Трех Сотен», должны себя вести.

Игроки должны быть центром Вселенной. Предпочтительно, чтобы семью не видели и не слышали. «Мы» ― невидимая система поддержки.

Я не многое знала о женщинах, но достаточно о парнях по фрагментам и кусочкам, которыми Зак иногда делился со мной, и лишь некоторые из них были впечатляющими. И если парень — кусок дерьма, то как его подруга может быть значительной?

И когда я обдумывала это, меня пронзило осознание, что я замужем за человеком, которого считают самым большим мудаком в команде.

По крайней мере, по историям Зака, которые он рассказывал мне в прошлом. Эйден недружелюбный, закрытый и не прикладывает никаких усилий для установления дружественных отношений с кем-либо, а тем более с супругами и семьями людей, с которыми состоит в одной команде. Он говорил об этом снова и снова — у него нет времени на дружбу и отношения.

Что это говорило обо мне? Я идиотка и проститутка, в зависимости от того, как анализировать факты.

Я как раз разговаривала с одной из жен ветеранов команды, у которой уже было готово праздничное блюдо на День Благодарения, когда игроки начали заполнять комнату.

Очевидно, ее муж был одним из них, потому что она почти сразу похлопала меня по руке после того, как заглянула мне через плечо.

— На следующей игре я возьму у тебя номер телефона. Мы должны держаться вместе, детка.

Помимо того, что я была идиоткой и проституткой, я была самозванкой. Здесь были все эти женщины, которые пытались быть милыми, включая меня — хотя некоторые из них отвадили меня от того, чтобы появляться в семейной комнате — но вот я здесь. Я. Фальшивая жена. Человек, который через несколько лет исчезнет из их жизней, если не раньше, зависит от того, что в ближайшем будущем решит делать Эйден.

Может, эта «проводить-время-в-семейной-комнате» идея не очень хорошая.

Хорошая часть заключается в том, что обычный сезон уже наполовину закончился.

Крепко обняв меня одной рукой, за все время с того момента, как я зашла в комнату, она впервые оставила меня одну. Я наблюдала, как игроки подходят к своим семьям в разных настроениях.

У некоторых на лицах были спокойные улыбки, у некоторых — неохотные, а у других — грустные. Некоторые выглядели злыми и не пытались спрятать свои эмоции, очевидно же, что они хотели бы оказаться в другом месте, а не здесь.

Где Эйден?

Он, что, забыл обо мне...

Вдруг в группе мужчин немного меньше его появилась знакомая большая голова. Эти глубоко посаженные карие глаза быстро просканировали комнату, прежде чем он заметил меня.

Я махнула.

Когда он слегка опустил подбородок, черты его лица не выражали никаких эмоций. И он произнес этими своими красивыми, полными губами:

— Готова?

Я улыбнулась и кивнула. Преодолевая заполненную комнату, большую часть времени я не отводила свой взгляд от лица Эйдена. Когда проходила мимо двух парней, для которых делала кое-какую работу в прошлом, то резко остановилась, когда один из них пожал мне руку; другой игрок, суперсексуальный, в которого была влюблена каждая фанатка «Трех Сотен», обнял меня.

Обязательно расскажу об этом Диане. Она сошла с ума, когда в прошлый раз я рассказала ей, что делала для него кое-какую работу.

Вероятно, у меня на лице было видно, насколько привлекательным я считаю этого парня, потому что, когда я оказалась рядом с Эйденом, он хмурился.

И я чувствовала жуткое ощущение от того, что на меня смотрят множество глаз, на нас, смотрят и осуждают, и знают, что мы должны делать. Широко распахнув глаза, я улыбнулась ему фальшивой улыбкой, сверкнув зубами, чтобы он точно понял — это знак для него мысленно подготовиться.

Конечно, я должна была поцеловать его.

Вместо этого обняла, впервые обернув руки вокруг его талии.

А тот факт, что мы — буквально — спали вместе, но никогда официально не обнимались, был выше моего понимания. Чтобы сделать это, нам понадобилось два с половиной года.

Если бы я когда-нибудь мечтала о том, каково это — обнимать Эйдена, то реальность меня бы совсем не разочаровала. Несмотря на то, что его широкие плечи уменьшались к фигурной талии, она была не такой уж и маленькой. Это иллюзия, основанная на том, насколько мускулистая и негабаритная верхняя часть его тела.

Мои руки соединились на его пояснице. Грудь прижалась к его животу, и он оказался таким же твердым и неприступным, как и выглядел. Я прижалась щекой к месту прямо между его грудными мышцами. Его тело было теплым после душа, который он принял, и он пах чистотой и мягким ароматом своего мыла.

Пока я вдыхала его аромат, он обнял меня. Нежно, нежно, очень нежно. Одной рукой он обвил верхнюю часть моих плеч, а другую положил прямо под ней. Он усилил свое объятие и притянул меня ближе в кокон своего большого тела.

Я пыталась не замереть. Он обнимал меня. Он обнимал меня.

Что-то коснулось моей макушки, и я знала, я, черт побери, знала — это его подбородок.

Вероятно, это второе самое лучшее объятие в моей жизни; его бьет только объятие моего приемного отца, которое он подарил мне, когда навестил меня в больнице сразу после того, как Сьюзи сбила меня машиной.

Он первый, кто пришел ко мне, первый человек, что зашел в мою палату после того, как я очнулась, и я расплакалась. Он обнял меня и позволил горевать о смерти тех отношений, что у нас с ней были.

Но это совсем иное объятие.

Учитывая, что Зак по всем меркам не маленький мужчина, да и рост моего младшего брата метр девяносто, меня никогда не обнимал кто-то такой же большой, как Эйден. Мне это нравилось. Очень. Его бицепсы, прижатые к моему уху, приглушали болтовню людей на заднем фоне. Меня будто поглотило торнадо.

Большое, мускулистое торнадо с потрясающим телом, которое будет присматривать за мной следующие несколько лет моей жизни, даже если не на лучших условиях.

И большое, мускулистое, теплое торнадо с потрясающим телом, которое, наконец-то, стало моим другом.

Из-за этого я улыбнулась в его любимое худи, которое он надел.

— Это приятно, — призналась я шепотом.

Грудь под моим лицом напряглась так сильно, как только могли эти изысканные мышцы.

Все объятие, в общем, продлилось, наверное, секунд пять, прежде чем я отстранилась, улыбаясь как идиотка, и, возможно, я даже покраснела, потому что этот момент был таким монументально грандиозным, и мне казалось, будто я выиграла золотую медаль.

Потом я вспомнила, что команда проиграла игру, и засунула руку в карман со слегка растаявшими мятными конфетами, которые пронесла на стадион. Я планировала съесть их, но когда нашла пропуск вместе со своим билетом, то съела одну, оставив другую для Здоровяка.

Протягивая ему завернутую в обертку конфету, я приподняла брови.

Он приподнял свои брови в ответ и забрал из моей ладони конфету, раскрыл ее и засунул в рот; обертка исчезла в кармане его кофты.

Я наблюдала, как он медленно жует, и спросила:

— Ты должен что-то еще сделать?

Виннипегская Стена покачал головой, все его внимание было полностью сфокусировано на мне.

Я покраснела, не уверенная, как чувствую себя от того, что стала центром его интенсивного взгляда.

— Хочешь поехать домой?

— Да.

— Ты подвезешь меня до моей машины? Я припарковалась на месте для обычных людей...

— Я подвезу тебя.

— Не уверена, позволят ли они тебе заехать на парковку... — я замолчала, когда заметила его «ты идиотка, Ван» взгляд. Я, правда, хотела засунуть палец ему в нос. — Верно. Конечно, они позволят тебе заехать. Тогда подвези меня.