Я моргнула, потом моргнула еще пару раз, и посмотрела в потолок, чтобы собраться с мыслями. Вдруг я ощутила прикосновение к своему подбородку и откинула голову слегка назад, чтобы посмотреть в эти глубокие карие глаза.
Он был серьезен и напряжен.
— Я знаю, ты думаешь, что мне плевать, — прошептал он, — но это не так. Мы теперь вместе.
У меня пересохло во рту, и я кивнула.
— Да.
— Доверяй мне, Ван. Разговаривай со мной. Я не подведу тебя.
Мое горло и язык будто оказались в Сахаре. А глаза, наоборот, хотели превратиться в Амазонку. Я даже не понимала, что мне нужно всхлипнуть, пока не сделала этого. Даже если последние пару дней я и говорила себе, что вообразила, будто влюблена в него, но мое сердце знало правду.
Я люблю его. Ненавижу это чувство, но люблю. Я узнавала его, ощущала это движение в своей груди. Я влюблена в Эйдена, больше, чем немного. В моего фальшивого мужа.
И это ужасно. У меня нет на это права. Так дела не делаются. Это соглашение между двумя людьми, которые едва разговаривали друг с другом. Как я смогу прожить так следующие пять лет? Что, черт побери, я буду с этим делать?
Понятия не имею.
— Ты мне веришь, не так ли? — спросил он, вырывая меня из моих мыслей.
Я заставила себя сосредоточиться на лице, которое знала так же хорошо, как и лица своих любимых; напряженно сжатый рот, острые скулы, густые брови. Контроль и дисциплина во плоти.
Я кивнула и выдавила из себя самую легкую, самую фальшивую улыбку.
— Верю. Конечно, я верю, — я коснулась его предплечья. — Еще раз спасибо за то, что заступился за меня.
— Прекрати, — заворчал он.
Теперь я улыбалась более искренне.
— У меня есть крем для синяков, сейчас принесу.
Эйден дернулся назад так, будто я собиралась засунуть хот-дог ему в рот.
— Ты же знаешь, мне плевать на синяки.
— Это плохо. Потому что мне — нет. Завтра он может быть черным и фиолетовым — и я чертовски надеюсь, что так и будет — но лучше, чтобы все было нормально, — я вздрогнула, когда он слегка улыбнулся. — Что ему пришлось сделать? Разбежаться, чтобы дотянуться до твоего лица?
Эйден рассмеялся, даже не поморщившись, когда порез на его лице стал шире.
— Серьезно, Эйден, — я нежно коснулась кончиками пальцев его раненого подбородка. — Он застал тебя врасплох?
Здоровяк покачал головой.
— Он на самом деле смог достать тебя? — не буду лгать, я немного разочарована. То, что Эйдена побили, это как узнать, что Санта Клауса не существует.
Ранее в своей карьере он ввязывался в драки. Я видела пару кадров в сети, когда делилась ими на фанатских страничках, потому что люди порочные и любят такое. И так как он не вспыльчивый мудак, который дерется без причины, каждый раз, когда это происходило, он выбивал все дерьмо из тех, кто пытался наехать на него.
Я была впечатлена. Что еще тут можно сказать?
Потом он странно посмотрел на меня, отчего я заволновалась и нахмурилась.
— Нет, я сделал так, что он ударил первым, и позволил ему сделать это дважды, прежде чем ударил в ответ, — объяснил он.
Коварный сукин сын. Не думаю, что раньше он так привлекал меня, и это включая все те разы, когда он был в обтягивающих шортах.
— Так что, вина лежит на нем?
Один уголок его рта приподнялся в самодовольной улыбке.
— У тебя будут большие проблемы?
Он приподнял свое больше плечо.
— Они могут урезать мою зарплату за игру. Они не посадят меня на скамейку запасных. Сезон в самом разгаре.
Мне стало не хватать воздуха.
— Зарплата за игру?
Это тысячи. Сотни тысяч. Глупая куча денег. Все могут найти в интернете его годовой оклад. Вся эта сумма разделена на семнадцать платежей, которые ему выплачиваются за обычный сезон.
Все эти деньги. Я наклонилась и прижала ладони к коленям, находясь на грани тошноты.
— Меня сейчас вырвет.
Его вздох залетел в одно мое ухо и вылетел из другого.
— Прекрати. Тебя не стошнит. Я приму душ и потом намажу этот крем, — произнес он, слегка похлопывая меня по спине.
Он ошибался. Меня вырвет. Как он, черт побери, просто взял и выбросил столько денег? И ради чего? Из-за идиота Кристина, который думал, что обычные, принятые в обществе правила не применимы к нему?
Я знала Эйдена. Знала, что у него самоконтроль святого. Он обдумывал все свои решения. Он никогда не наслаждался избиением других.
Он хорошо обдумал то, что собирался сделать так, чтобы Кристиан нанес удар первым. Но я не собиралась думать, что он не принял во внимание последствия данной драки.
И он сделал это ради меня.
Что за чертов идиот. Он мог просто дать мне денег, и этого было бы достаточно, чтобы я забыла о том, как Кристиан год назад пытался засунуть свой язык мне в горло и пробовал схватить меня за задницу.
Но даже когда думала о том, как глупо было потерять зарплату за игру, мое сердце наполнило нечто теплое и особенное, но все быстро сменилось чувством вины.
Я побежала наверх, взяла вонючий крем от синяков, который чудесно помогал, и пошла вниз, зная, что мне нужно уменьшить чувство вины, которое я ощущала.
Внизу я достала из морозилки и кладовой кое-какие продукты и включила духовку, чтобы быстро приготовить еду для своего не совсем белого рыцаря в сияющих доспехах.
Когда через некоторое время он спустился вниз, я только закончила готовить киноа и выключила печь.
— Вкусно пахнет, — похвалил он, открыл шкафчик и достал оттуда стакан, чтобы налить себе воды. — Что готовишь?
— Чана масала, — ответила я ему, отлично зная, что он в курсе, что это такое. (Примеч. Чана масала — вегетарианское блюдо индийской кухни).
Я не удивилась, когда из него вырвался голодный звук, и он прислонился бедром к стойке, наблюдая, как я добавляю в большую миску, в которую всегда накладываю ему еду, шпинат. Краем глаза я взглянула на него, рассматривая цветные синяки на его твердом лице.
И меня это злило.
— Из-за чего у тебя такое выражение на лице? — спросил мужчина, который, как я предполагала, ничего обо мне не знал, в то время как я отмерила два стакана зерна и бросила их в миску.
Пожав плечом, я добавила сверху три стакана турецкого гороха.
— Я злюсь из-за твоего лица.
Он усмехнулся, а я застонала, понимая, что только что произнесла.
— Я не это имела в виду. У тебя нормальное лицо. Очень симпатичное, — заткнись, глупая. Просто, черт побери, заткнись. — Это из-за твоих синяков. Я чувствую вину. Я должна была что-то сделать, когда это произошло, вместо того, чтобы с этим разбирался ты.
Забрав у меня миску, он удерживал ее между нами и посмотрел мне в глаза. Выражение на его лице было открытым и задумчивым, но я поняла, что в нем не осталось гнева. Его, правда, не волнует то, что произошло, совсем.
— Не волнуйся об этом. Я сделал то, что хотел.
Он всегда делал то, что хочет. Что тут нового?
— Ага, но это произошло давно.
— И из-за этого я чувствую еще больше ответственности, Ван.
Я нахмурилась.
— За что?
— За все. Что не замечал. Не заботился. Не вел себя так, чтобы ты чувствовала, что можешь рассказать мне обо всем, — его голос был хриплым и немного резким.
У меня закололо сердце.
Мне, на самом деле, стало больно от его признания.
По правде, когда я на него работала, я знала, что мы не ЛДН. (Примеч.: лучшие друзья навеки). Я знала. Но слышать, как он говорит подобное...
Все это было похоже на ультрасвежий ожог на деликатно очищенном месте. И это местечко прямо по центру груди. Самое важное место.
Мне потребовалась вся моя эмоциональная зрелость, чтобы не... ну, я не уверена, как реагировать. Но я понимала, чем больше подавляла боль, тем сильнее я не хотела, чтобы он был честен со мной. Это не новость. Он не заботился обо мне, воспринимал меня как должное. Но хоть сейчас он это понимает, верно?
Ага, я говорила себе это, но это не помогало. Мне хотелось разреветься, но я не собиралась этого делать. Это не его вина.
Я заглянула ему в глаза.
— Все нормально. Сейчас ты кое-что сделал, — я сделала шаг назад. — Наслаждайся едой. Утром я начала украшать елку, но остановилась, чтобы отправить пару писем. Сейчас я собираюсь все закончить.