Один из индейцев повернулся к ней, и Линнет поспешно закрыла глаза. Вот уже несколько раз она замечала, как они показывали на нее пальцами и при этом о чем-то толковали. Она не сомневалась, что речь шла о ней.
Еще не наступил рассвет, а семерых пленников уже подняли на ноги и заставили снова идти целый день напролет. Перед заходом солнца индейцы привели их к ручью, вода в котором доходила до пояса, и загнали туда всех до одного.
– Я боюсь, Линнет. Я не люблю воду, – жаловался Ули.
– Я понесу его, – жестом показала Линнет индейцу, стоявшему в конце очереди. Тот перерезал кожаный ремешок, и Улисс забрался ей на спину.
Дети почти уже достигли другого берега, когда Линнет вдруг поскользнулась и упала в воду. Не мешкая, один из индейцев перерезал веревку, связывавшую ее с остальными, – индейцы не желали рисковать и терять всех пленников только из-за того, что один из них того и гляди утонет. Линнет с трудом вытащила бьющегося в истерике сопротивляющегося Улисса на берег, а когда ей это наконец удалось, она бессильно повалилась навзничь, стараясь отдышаться после невероятного физического напряжения.
– Линнет! О чем они говорят? – требовательно спросила Пэтси Гэллэхер.
Линнет подняла глаза и увидела, что двое индейцев, отчаянно жестикулируя, показывали на нее пальцами. Затем они позвали своего предводителя, и его лицо исказилось гневом. Почти до беспамятства изнуренная сражением о Улиссом, Линнет не сразу сообразила, что индейцы показывали на ее грудь. Прилипнув к телу, мокрая одежда ясно обозначила ее полные груди. Линнет тут же прикрыла их сложенными крест-накрест руками.
– Линнет! – закричала Пэтси, увидев, как к ней направляется один из индейцев, его свирепое лицо не предвещало ничего хорошего.
Линнет быстро заслонила лицо, защищаясь от первого удара, но от страшных тычков под ребра уберечься было невозможно. Удары сыпались градом, и Линнет скорчилась от боли.
Индейцы изрыгали ругательства в ее адрес. Вдруг чья-то рука перевернула ее на спину. У Линнет перехватило дыхание – ведь вся ее грудь была истерзана и, возможно, переломаны ребра. Индеец сорвал с нее одежду – теперь она лежала перед ним обнаженная до пояса. То, что предстало его взору, похоже, разозлило его еще больше. С удвоенной силой он ударил ее кулаком, но Линнет так и не успела почувствовать, что удар пришелся ей в челюсть.
– Линнет, очнись же!
Линнет слегка пошевелилась, стараясь понять, где она находится.
– Линнет, мне позволили ухаживать за тобой. Сядь и надень это. Это рубашка Джонни.
– Пэтси? – прошептала Линнет.
– О, Линнет, ты выглядишь ужасно! Все лицо опухло и… – Девочка всхлипнула и, усадив подругу, стала просовывать ее руки в рукава рубашки из грубой полушерстянки. – Линнет, скажи хоть что-нибудь. С тобой все в порядке?
– Кажется, да. И они позволили тебе прийти ко мне? Я думала, меня бросят здесь. На что они так рассердились?
– Мы с Джонни вот что подумали. Они, наверное, решили, будто ты ребенок, а когда обнаружили, что это не так…
– Но почему все-таки они позволили тебе прийти ко мне?
– Не знаю, но мы все уверены: если бы не ты, мы не перенесли бы всего этого. Возможно, индейцы тоже поняли это. Ах, Линнет, мне так страшно!
Пэтси обняла Линнет за шею, и та вынуждена была стиснуть зубы, чтобы не показать, как ей больно.
– Мне тоже страшно, – прошептала Линнет сквозь зубы.
– Тебе? Ты никогда ничего не боялась. Джонни утверждает, что ты самая смелая на свете!
Линнет улыбнулась девчушке, хотя ей было больно даже улыбаться.
– Это я так выгляжу, а "внутри у меня все обрывается от страха.
– У меня тоже.
Пэтси помогла Линнет добраться обратно до лагеря индейцев, благо, эта девушка была маленькой, не больше двенадцатилетней девочки. Дети приветствовали ее слабыми улыбками и в первый раз попытались преодолеть безумный страх.
Ранним утром следующего дня они добрались до стана индейцев, до места их постоянного обитания. Грязные, одетые в лохмотья женщины выбежали приветствовать своих мужчин и тянули руки к детям. Жестикулируя, показывая пальцем сначала на свою грудь, а затем на ее, предводитель индейцев подтолкнул Линнет к группе женщин, Одна из них с диким воплем разорвала на Линнет рубашку и ударила ее в грудь. Наклонившись вперед, Линнет закрылась руками, а женщина захохотала. Линнет подняла глаза и увидела, что детей куда-то уводят. Они громко взывали о помощи, и Линнет попыталась было побежать за ними, однако индианки, хохоча и больно щиплясь, остановили ее. Одна вцепилась ей в косы.
Предводитель снова что-то оказал, и индианки, недовольно ворча, отпустили Линнет. Одна из них стала подталкивать Линнет в спину. Это продолжалось до тех пор, пока Линяет не поняла, что ей следует идти к какому-то убогому шалашу из травы и сучков. Там невозможно было даже встать: место было только для ночлега, устроенного для двоих. Индианка сопровождала Линнет до самого шалаша. В руках у нее была глиняная плошка с каким-то месивом, пахнущим протухшим жиром, и индейская женщина стала размазывать этот омерзительный жир по лицу Линнет, потом намазала все ее туловище, а затем начала втирать эту гадость в волосы Линнет. Та сидела тихо, стараясь не стонать, и молча проливала слезы, когда грубые пальцы сильно нажимали на слишком болезненные места.
Затем ее оставили одну. В полном одиночестве она прислушивалась к звукам, раздававшимся снаружи, – к неистовым воплям индейцев, праздновавших удачную вылазку.
– Вот, выпей это. – Сильные руки приподняли Линнет и крепко прижали к ее губам железную кружку. – Да не спеши так, захлебнешься!
Линнет сонно заморгала – оказывается, она спала. Все пространство маленького убежища заняли широкие плечи какого-то мужчины. Дрожащие отблески костра, полыхающего снаружи, высветили ожерелье цвета слоновой кости, плотно облегающее его шею, и почти обнаженное тело. Мужчина осторожно привалился спиной к деревянной опоре и, прежде чем втереть бальзам в раны, взял Линнет за запястья и внимательно осмотрел ее руки.
– Теперь понятно, почему они приняли тебя за ребенка, – сказал он глубоким низким голосом.
– А вы говорите по-английски, – промолвила Линнет на своем четком английском. Он приподнял бровь.
– Конечно, не так хорошо, как ты, но, по-моему, довольно сносно.
– А я вас видела. Я полагала, что вы индеец, и, видимо, ошиблась. У вас, наверное, голубые глаза, я угадала?
Он удивленно посмотрел на нее, изумленный ее выдержкой.
– А где дети? Почему мы здесь? Они.., убили всех остальных?
На минуту мужчина отвел глаза, чтобы не видеть ее скорбного взгляда, поражаясь, что даже в такой момент она способна думать не о себе, а о других.
– Это шайка отступников, здесь собралось всякое отребье, изгнанное из различных племен. Они берут в плен детей, а затем продают их другим племенам, и тамошние индейцы приобретают и взамен собственных пропавших сыновей и дочерей. Поначалу они и тебя приняли за ребенка и не очень-то обрадовались, увидев, что обознались. – Его глаза непроизвольно остановились на ее груди. Конечно, Бешеный Медведь мог бы многое сказать по поводу ее женских прелестей…
– А что.., что они намерены делать с нами дальше?
Он внимательно смотрел на нее, и взгляд его голубых глаз был напряженным.
– Что касается детей, то за ними станут присматривать. А вот ты…
Линнет сглотнула слюну и прямо посмотрела ему в глаза.
– Я хотела бы знать правду.
– Мужчины сейчас заняты азартной игрой, и ты достанешься победителю в качестве приза. Ну, а потом…
– В качестве приза? То есть я должна буду выйти замуж за одного из этих индейцев? Его голос стал очень мягким.
– Нет, они не собираются жениться на тебе.
– О! – Нижняя губа Линнет задрожала, и ей пришлось ее прикусить. – А вы почему здесь?
– Моя бабушка принадлежала к индейскому племени шоуни. Один из здешних мужчин – мой кузен. Они просто снисходительно терпят мое присутствие. Я только что вернулся с севера, где ставил капканы.
– И вы ничем не можете нам помочь? Я правильно поняла?
– Боюсь, что ничем. А теперь я должен идти. Хочешь еще воды?
Линнет покачала головой.
– Спасибо, мистер?..
– Мак. – Он собрался уходить. Какая она молоденькая и как сильно ее избили.
– Спасибо, мистер Мак.
– Просто Мак.
– Мак? Это ваша фамилия или имя? Он озадаченно уставился на нее.