– А как же Павел?

Вот ведь заело у нее с этим Павлом! Может, его тоже позвать? Только это уже перебор будет. Салата на всех не хватит. Хотя, черт с ним, с салатом…

– И Павла позовем.

– Нет, он мать одну не оставит.

Такие разговоры у них продолжались каждый день, пока не настало время принимать окончательное решение. Гараева в последний раз спросила, не пойдет ли Ася к Быковскому. Репина в последний раз ответила отказом, и они разошлись.

И вот теперь Ася сидела в своем любимом кресле, натянув плед до подбородка, и задумчиво глядела в темное окно. Как же хорошо – помечтать в одиночестве! Если это можно назвать одиночеством – когда у тебя перед носом скачут два чертенка, из кухни в комнату постоянно бегает мама, папа, наконец-то, расстался со своей книгой и взял в руки гитару.

На столе появились свечи, отчего елка, занявшая целый угол, заиграла неожиданными красками. Каждый шарик по-своему отражал свет живого пламени, искрился и переливался. Братьям Ася купила боксерские перчатки – пускай друг на друге отрабатывают боевые приемы. Может, тогда они меньше будут висеть на ее шее? Маме были преподнесены фартук и полотенце. Папа любовно прижал к груди комплект новых струн. Свои подарки Ася не разворачивала, решив оттянуть радостный момент на потом. Вот отзвучат куранты, весело звякнут бокалы, тогда можно будет и подарки посмотреть.

А пока еще длилась предновогодняя суета: мама наполняла глубокие миски салатами, отец настраивал гитару, – можно было спокойно посмотреть в украшенное витражами окно. Соседний дом был непривычно светел, горели даже те окошки, где обычно никогда не зажигали свет, мигали нарядные лампочки, выставляли напоказ свои украшения елки.

Эх, хорошо! А как будет хорошо, когда закончится зима, наступит весна и сбудется все-все, о чем загадывалось этой ночью?!

Что же ей пожелать?

О Павле Ася думать себе запрещала. Зачем это она будет о нем думать, если рядом – Лера, и предавать подругу все-таки нехорошо? Лучше она о нем подумает потом, когда Гараева уедет.

За последнее время образ Быковского немного потускнел. Нет, нет, у нее все так же сильно стучало сердце, когда она подходила к нему, она все так же не могла спокойно смотреть ему в глаза, она все так же не всегда слышала, что он говорит, потому что звук его голоса завораживал. Но все это было уже каким-то не таким.

Червячок тревоги засел у нее в душе и не желал оттуда вылезать.

– Что, скучаешь, дочь? – отец провел рукой по струнам. – В такой вечер нельзя грустить. Или о чем-то размечталась?

– Папа, – высунула нос из пледа Ася, – вот у нас одного парня побили. А могли его побить из-за любви?

– Конечно, могли, – отец проиграл начало страстного танго. – А сам-то он что говорит?

– Он молчит, – вздохнула Репина.

– Тогда точно из-за любви. – Танго начало набирать обороты. – А что, даже свидетелей у драки не было? В наше время дрались благородно, с секундантами. Или твоего парня месили ногами одновременно несколько человек? Нет! – сам себе возразил папа и заиграл медленный вальс. – Тогда бы он сказал, потому что это было бы несправедливо. А раз он молчит, значит, все по-честному.

Ася выпрямилась.

А правда, с чего бы это они Быковского теребят? Кто с ним мог драться? Васильев? Константинов? Сидоров? У того, с кем бился Павел, должны быть следы. Если не на лице, так на руках.

И тут она вспомнила разбитые кулаки Крошки Ру.

Уж не он ли был тем самым таинственным соперником, с кем вышел на поединок Павел? Вот это был бы номер! Андрей в тот вечер крутился во дворе. Что он там делал? Явно не свежим воздухом дышал!

Честная дуэль с секундантами… Двое дрались, остальные смотрели… Сидоров с одной стороны, Ру – с другой. А Быковский с Алексом – по центру. Зачем им понадобился Быковский, когда рядом был Сидоров?

Вот ведь как все запутанно…

– Что еще у тебя хорошего, дочь? – Видимо, папа решил наверстать упущенное и наговориться с Репиной за все предыдущие молчаливые вечера, медленно уплывающие в прошлое вместе с уходящим годом.

– Вроде все нормально, – пожала плечами Ася, снова падая в кресло. – Счастье только где-то затерялось.

– Да… – протянул папа, глядя в красиво украшенное витражами окно. – Со счастьем сейчас дефицит. Штучный товар, сразу же расходится. А у вас, значит, уже началась любовная лихорадка?

– Что? – Вот уж с кем говорить на эту тему Репина не собиралась, так это с папой.

– Любовь – вещь заразная, как простуда. – Отец отложил гитару, словно собирался прочитать маленькую лекцию о вреде любви для неокрепшего подросткового организма. – Стоит заболеть одному, как еще человек десять подхватывают этот вирус. Причем влюбляются все почему-то в одного и того же.

– Ты откуда знаешь? – Ася снова начала выбираться из своего шерстяного кокона.

– Что тут знать-то? Все через это прошли, – папа потянулся и радостно принюхался к вкусным запахам, доносившимся из кухни. – У меня в школе был приятель, так он всегда влюблялся в моих девушек. У нас даже было негласное разделение, в кого стоило влюбляться, а в кого – нет. Сначала мы всем табуном носились за Анькой Подгоркиной, потом решили, что с нее хватит, и переключились на Ленку Куркину. Помню, Подгоркина на нас страшно обижалась. Но классу к десятому мы, наверное, уже разобрались по парочкам.

Ася смотрела на отца с нескрываемым удивлением, потому что не могла представить своего всегда спокойного, не расстающегося с книгой папу в кого-то влюбленным.

– В твою маму я тоже влюбился «за компанию», – доверительно сообщил отец. – В нее был влюблен еще один парень. Он у нас был большим авторитетом, и, раз он выбрал девушку, значит, она была просто замечательной. И ты не поверишь: так все и оказалось. Я влюбился с первого взгляда! Всю сирень возле дома оборвал. Меня еще местные бабушки своими клюками гоняли. Мама потом говорила, что на нее как раз этот гигантский букет сирени и произвел впечатление. Вот как бывает, дочь!

– Ты у друга отбил девушку? – ахнула Репина.

– Почему отбил? – Отец даже немного обиделся. – Она сама выбрала меня. Мимо такого красавца, как я, невозможно было пройти!

Верилось в это с трудом, потому что сейчас папа не производил впечатления неотразимого мачо.

Подождите… Выходит, на Павла надо произвести впечатление, а потом пусть он выбирает между ней, Гараевой и Курбаленко.

Нет, все равно некрасиво получится, он все-таки уже выбрал Леру. Подруге перебегать дорогу не хотелось…

Телефонный звонок заставил Асю вылезти из кресла.

– Гараева не у тебя? – ворвался к ней в ухо бодрый голос Константинова.

– Нет, – растерялась Ася. Ян никогда ей не звонил и, тем более, никто никогда не искал Леру у нее.

– Жаль!

В трубке послышался недовольный вздох, а следом понеслись гудки отбоя.

Позвонивший минут через десять Махота был более разговорчив.

– Здравствуйте, – изобразил он из себя культурного. – Василису будьте добры.

– Мишка, ты, что ли? – От неожиданности Ася назвала его настоящим именем.

– Поздравляю с наступающим Новым годом, – галантно ответил он. Так и виделось, как он стоит, вытянув руки по швам, кланяется и шаркает ножкой. – Скажи, пожалуйста, а Лера Гараева, случайно, не у тебя?

– Откуда? – подобные совпадения не могли быть случайными. Что-то все это значило.

– Нету? – заметно расстроились на том конце провода. – А где она?

– У Быковского. – Вот странный вопрос! Где еще она могла быть?

– А-а-а, понятно. Спасибо.

Массовая болезнь, говорите? Заразная лихорадка?

Третьему звонку Ася уже не удивилась. Сколько у них в классе парней? Человек пятнадцать? Ну, пятнадцать не пятнадцать, а человек десять, способных влюбиться, у них найдется точно. Так что до Нового года она успеет еще со многими поговорить.

На этот раз звонила Наумова.

– Гараева у тебя?

Настроившись на общение с парнями, Репина снова растерялась.

– Нет, у Быковского. А что случилось? Зачем ее все ищут?

– Да так, с Новым годом поздравить хотела, – буркнула Юлька, теряя к Асе интерес, и положила трубку.

– К столу, к столу! – позвала мама, и, словно подтверждая ее слова, в комнате зазвенел разбитый бокал. Одновременно взревели Санька с Ванькой, и Репина улыбнулась. Все-таки хорошо, что она осталась дома. В любом другом месте ей бы не хватало этой суеты, битья посуды, воплей братьев.

Она уже почти дошла до комнаты, когда снова затрезвонил телефон. Гадая, кто это может быть на этот раз – Крылышкин или Пращицкий, она вернулась в коридор.