А сама Ксения, высоко подняв голову, зашагала к себе. И сразу заметила подругу, ее пышную шевелюру, маячившую над кустами. Все-таки не получилось соблюсти интригу…
– Ты чего творишь? – привстав на мыски, закричала через забор Нелли. – С ума сошла? Я все слышала сейчас… А еще позиционируешь себя как интеллигентную женщину. Ну ты же баба, самая настоящая деревенская баба, Ксюха!
– Ага, тебе можно Машке глаза открывать, а мне невесте Федора – нельзя?..
– Но это разные вещи! Это тонкие материи! Я Машу предостерегала от необдуманного поступка, а ты, ты – полезла в чужие отношения. Ну да, Федор глаз на Машу положил, это правда… Но он же уедет скоро вместе со своей Натальей.
– Федор с Натальей счастлив не будет. Ему Маша больше подходит, – торжественно произнесла Ксения Рожкина. – И не смей со мной спорить. Я лучше знаю.
– Мари…
– Уф, напугал! – Мария оглянулась, бросила лопату. Рядом стоял Костик – бледный, со скорбным выражением на лице.
– Я звонил тебе несколько раз.
– Я не слышала. С тобой все в порядке? Ты выглядишь больным.
– Ночь не спал. – Костик прижал ладонь к левой стороне груди, страдальчески поморщился. – Тебе совсем меня не жаль?
– Жаль, – честно призналась она. – Я практически все время испытываю чувство вины перед тобой. Я все время за тебя боюсь, стараюсь ничем тебя не нагружать, ничего не прошу.
– Ага, не просишь… – усмехнулся тот.
– Больше не буду.
– Перестань, Мари. Мы оба с тобой погорячились.
– Что ты хочешь?
– Ничего. У меня уже нет сил чего-то хотеть. Я вымотан, я высосан весь, я выжатый лимон.
– Бедный.
– Да, я не альфа-самец, как этот твой Байкалов, – грустно произнес Костик. – Я обычная рабочая лошадка. Но, Мари… Ты же ему не нужна. Он – планета с другой орбиты, продаст свой вишневый сад и унесется в красивые дали.
– Он мне предлагал с ним уехать.
– Что? – Костик вздрогнул. Кажется, он не ожидал этого услышать. Оглянулся, сел на скамейку поблизости, словно ноги его перестали держать вдруг. – И ты ему веришь? Ты думаешь, он серьезно это сказал? Да он что угодно готов тебе наобещать, лишь бы ты с ним в койку сейчас легла!
– Фу, как грубо.
– Не будь наивной, ты же не девочка. Хотя, понимаю, тебе хочется, чтобы мужчина решил все твои проблемы…
– Нет! Я хочу, чтобы мы вместе с моим мужчиной решали наши общие проблемы, – перебила его Мария.
– Я понимаю. Но что мне делать, что? Я же не могу бросить свою жену, троих детей… – Костик схватился за голову. Он и в самом деле выглядел очень скверно. Мария села рядом с ним, чувствуя, что еще немного – и она совсем скиснет, так ей опять стало жалко своего возлюбленного.
– Костя, миленький, не надо… – устало произнесла она.
– А, пожалуй, я ее брошу. Жену свою. Я уйду от Люды! Потому что жизни у меня все равно нет, – дрожащим голосом заявил Костя. – У меня сердце и так на части рвется. Надо, надо что-то решать, иначе я просто подохну.
Мария вдруг вспомнила, что года три назад уже была такая сцена. В самый острый, романтический период их влюбленности. Тогда Костик тоже произнес нечто подобное, собрался бросать семью, но Мария его отговорила, настояла на том, что ничего не надо менять.
– Дети уже взрослые, – продолжил свой монолог возлюбленный. – Петру семнадцать, Сандрику пятнадцать, Ниночке – тринадцать. Выдержат. Поймут.
– Костя! Нет. Ничего они не поймут! Послушай, выход есть… Тебе просто надо расстаться со мной, понимаешь? Я – лишняя. И тебе сразу станет легче, ты перестанешь мучиться, уставать, переживать. Ты, наконец, сделаешься свободен – без меня, – улыбаясь и одновременно плача, произнесла Мария.
– И ты сойдешься с Байкаловым?
– Ни с кем я не сойдусь. К Байкалову невеста сегодня утром приехала, ты что, не в курсе?
– Но он же тебя с собой в Америку позвал, ты это только что сказала, – растерянно пролепетал Костя.
– Ой, ну ты же сам его альфа-самцом назвал, который что угодно готов пообещать, лишь бы в койку меня затащить! – Мария смахнула слезы со щек, засмеялась.
– Вот гад… Он мне сразу не понравился. Несчастная его невеста! Или нет, она просто дура. Я вот не понимаю таких женщин, Мари, – серьезно, взволнованно, уже другим тоном произнес Костя. – Ради того, чтобы выйти замуж, готовы закрывать глаза на любые недостатки своего кавалера.
– Это ее проблемы, нас они не касаются, – покачала она головой. – Но дело не в этом… Дело не в Байкалове. Костя, нам надо с тобой расстаться.
Константин ничего не ответил. Он молча, со скорбным недоумением смотрел на Марию.
– Уходи, – ласково сказала она. – Пожалуйста, уходи и больше не возвращайся. Уходи, ты слышишь? И ключи мне отдай, от калитки и от дома… Где они? – Она ловко, быстро залезла рукой в нагрудный карман его рубашки. – Вот. Ну, чего ты сидишь? Уходи. У-хо-ди.
Костик поднялся:
– Ладно. Я сейчас уйду. Но, Мари… Я все же постараюсь дождаться того момента, когда ты вновь образумишься. Ты сейчас вся на нервах, на тебя много свалилось за последнее время, Байкалов этот еще тебе голову закружил… Но завтра или послезавтра ты раскаешься в том, что выгнала меня. И мы опять будем вместе. Потому что мы с тобой созданы друг для друга, мы – две половинки единого целого. А я, в свою очередь, постараюсь обдумать свой уход от Люды. Это очень непросто, и в моральном, и в финансовом плане, но ради тебя я готов многим пожертвовать. Вот, видишь, как я тебя люблю. Подумай еще разок над этим, договорились? Ну все, до встречи, – Костя чмокнул Марию в лоб и ушел.
Минут через пять после его ухода притормозил напротив, за забором, старенький «Москвич», из него вылез директор школы, в которой преподавала Мария. Жил он постоянно в Болшево, и потому не так часто появлялся в Дербенево. Немолодой, полный, всегда веселый мужчина. Помимо директорства он преподавал еще и русский с литературой.
– Игорь Петрович! Здравствуйте, вы ко мне? – обрадовалась Мария.
– Не к вам, а за вами я, Мария Ивановна. Сейчас собрание в школе будет. Костенко еще придет, и Малеева подъедет, правда, чуть позже, она у дочки сейчас живет, я ей дозвонился. Прибыл представитель из области, сейчас официально нам всем, учителям, объявит о закрытии школы…
– Ох.
– Да чего ох, все об этом знали, всех предупредили. Но есть и плюс. Представитель обещал нам всем денег выдать. И выходное пособие, и еще за три месяца деньги, нашу зарплату. Гуляем!
– И как теперь жить, Игорь Петрович?
– То есть что делать? Я слышал, нам все-таки работу предложат, есть вакансии где-то в Ярославской области. Кто захочет, может туда ехать. Правда, жить придется в общежитии. Не сахар, но…
– Это не страшно, в общежитии! – обрадовалась Мария. – Я подумаю!
– Ладно, думать потом будешь, садись ко мне в машину.
Визит незнакомой дамы, представившейся соседкой, сразил Ташу наповал. Нет, не то сразило, о чем там эта дама говорила, не сама тема их беседы (да кто ж поверит словам первой встречной, она, Таша, не настолько наивна, чтобы сразу верить всему, что ей скажут), а именно что бесцеремонность… Наглость на грани фантастики, как говорили раньше.
«Хотя чего еще можно ожидать от деревенских женщин… Ну да, выглядела эта тетка вполне прилично, по-городскому, но, видимо, деревня – она не в калошах, она в головах. Надо об этом написать, об этом нашем, исконно российском хабальстве. О неумении думать – о том, что можно своими словами ранить кого-то! Нет, меня-то эта тетка ничем не ранила, глупо верить деревенским сплетням, но будь на моем месте какая-то другая женщина, более впечатлительная? «Словом можно убить, словом можно спасти, словом можно полки повести. Словом можно продать, и предать, и купить, слово можно в разящий свинец перелить…»
Таша знала Федора два года. Очень серьезный, совсем не ловелас. Человек, для которого существовала только наука. Мужчина, слишком сильно раненный уходом своей первой жены, которую он, как говорят, любил бесконечно. А после предательства Балкисана, его учителя, Федор вообще ушел в себя, и если и говорил о чем, то только об отъезде из этой страны. Поэтому представить Федора флиртующим можно было с большим трудом. А представить его скандалящего, дерущегося с местными мужиками – вообще невозможно… Да, он выпил вчера немало, судя по его утреннему состоянию, но что из того? Интеллигентный человек и в пьяном виде ведет себя прилично.