Первая зима в Дербенево – бесконечная, с ранними сумерками, холодная, тяжелая. Марии, городскому, столичному человеку, пришлось сразу окунуться в совершенно другую среду – с паровыми котлами, замерзающими трубами, туалетом на улице; пришлось смириться с отсутствием ванны…
А она привыкла к столице, к вечерним прогулкам по центральным улицам, к походам в театр или на выставку, привыкла, что все ее проблемы быстро и сразу же решаются: коммунальные службы чинят трубы, латают дыры в крыше, чистят тротуары, сажают цветы на клумбах… Заболеешь – примчится «Скорая», влезут в дом грабители – можно вызывать полицейских.
Тут же, в Дербенево, одна надежда – на себя. Самой все делать, лично договариваться с людьми, чья помощь может тебе понадобиться…
Это все, конечно, не смертельно, и никакая не трагедия. Трагедия – это когда ночуешь под мостом, или когда становишься инвалидом. Или дети рождаются больными… Или умирает кто-то, кого любишь больше жизни.
А то, что произошло с ней, с Марией, – это не трагедия. Это просто драма. Мария жива, здорова (опять же, не надо фельдшерицу из соседнего села вызывать), молода, красива, у нее имеется собственное жилье, у нее есть работа, у нее даже возлюбленный в наличии!
– Я счастлива, я счастлива… – бормотала она себе под нос, пока шла к реке.
У реки народу было немного. Аня Соломина, ученица Марии, с какими-то девчонками («Здрасть, Марь Иванна!» – «Здравствуй, Анечка!»), двое мужиков с обгоревшими на солнце красными шеями сосредоточенно пили пиво из бутылок, и где-то вдалеке – компания с шашлыками, музыкой, приехавшая на машине.
Мария постелила полотенце на землю, заколола тяжелые волосы на затылке, сбросила с себя платье и сразу же по песчаному берегу, цепляясь за корни деревьев, спустилась в воду. Осторожно, чтобы опять же не споткнуться о какую-нибудь корягу, сделала несколько шагов вперед и поплыла.
Вода – теплая, непрозрачная, но довольно чистая. Несколько взмахов руками – и вот ты уже на середине реки. Тут расслабляться нельзя – течение сильное, того и гляди унесет, возвращайся потом.
Молодая женщина плавала и думала о том, что хорошо бы превратить эти мгновения в вечность. Это небо, это солнце, это лето… Пусть лето не закончится никогда.
Наконец, вдоволь наплескавшись, Мария повернула к берегу. Быстро вытерлась полотенцем, натянула платье и пошла прочь. Кто-то из той компании, что на машине, засвистел ей вслед. Но Мария даже головы не повернула.
Полдень. Неистово стрекотали кузнечики в высокой, пожелтевшей траве. Прожужжала пчела рядом. Мария от нее отмахнулась. Вот только что, когда вышла из воды, было прохладно, свежо, а сейчас солнце обжигает открытые плечи.
Когда она шла по улице, что вела к ее дому, надеялась – Ласунская с Рожкиной уже исчезли. Но нет, две закадычные подруги-врагини по-прежнему стояли все там же, у штакетника, разделявшего их участки. А неподалеку, у обочины, – автомобиль с откидным верхом. В нем сидел один из дачников – длинноволосый мужчина средних лет, Мария не помнила его имени, и они, все втроем, что-то оживленно обсуждали.
– Маш… Маша, поди сюда скорее! – опять замахала руками Ласунская.
Мария была вынуждена подойти.
– Ты в курсе, что твой сосед скоро приезжает? – спросила Рожкина.
– Какой сосед?
– Да тот, что слева… Владелец вишневого сада!
– А… Но я его ни разу не видела. Откуда мне знать. С Ахмедом не говорю… – пожала она плечами.
Ахмед, как упоминалось, – сторож того самого вишневого сада. Всегда злой, мрачный старик. С Машей он даже не здоровался.
– Ахмед, значит, не родственник владельца? Он действительно сторож? – с интересом спросил мужчина в кабриолете.
– И хороший сторож, – усмехнулась Мария. – Как-то видела, ходит там, за забором, с ружьем в руках…
– Дикий человек, – констатировала Ласунская. – Как будто золото охраняет. Я бы на его месте специально людей в сад пустила, пусть вишню собирают… И чего ему, жалко? Все равно ведь ягоды пропадают. Целые тонны ягод!
– Но не в этом суть, – перебила подругу Рожкина. Устин говорит, – она кивнула на мужчину в кабриолете, – что скоро приедет хозяин участка.
«Устин. Ему идет это имя. И эта машина. Странно только, что этот Устин здесь сейчас, в Дербенево, а не где-нибудь в Москве… В баре на «золотом острове», например. На веранде, с бокалом мохито…»
– Байкалов. Федор Байкалов – так его зовут, – веско произнес Устин.
«Федор Байкалов… Тоже какое-то ненастоящее имя, словно театральный псевдоним!» – рассеянно подумала Мария.
– Но и это не главная новость… – шепотом добавила Ласунская. – Устин, вы сами Маше расскажите…
– У меня есть знакомый риелтор, – любезно оповестил Устин. – И через него я узнал, что хозяин этого огромного участка собирается его продать.
– И что? – растерянно спросила Мария.
– Да как что! – в один голос закричали Ласунская и Рожкина.
– Либо владелец продает весь сад, целиком, либо делит его на участки и продает их по отдельности, – все так же безразлично-любезно пояснил Устин.
– А если владелец захочет продать сад по участкам, то у нас есть возможность купить по участку! – возбужденно произнесла Рожкина. – Я своим детям могу тут участок прикупить!!! Рядом, понимаешь?!
– И я! – закричала Ласунская, поправляя очки. – И ты, Маш, можешь купить рядом участок. Сама жаловалась, что у тебя ничего не растет из-за этих дурацких камней!
– Но у меня нет денег, – честно призналась Мария.
– Так кредит возьми! Займи! Боже мой, какая ты наивная… У Костика попроси! – всплеснула руками Рожкина.
Мария кивнула и попятилась. Ну вот, они опять за Костика взялись…
Но соседки и Устин, уже забыв о ней, принялись оживленно обсуждать перспективы продажи вишневого сада.
– …Ну, допустим, я бы весь участок купил, целиком, – снисходительно вещал Устин. – Жалко будет, если такой чудесный сад поделят на куски, испортят природу… Этот сад – уникальное создание природы. Природы и рук человеческих. Это сама воплощенная Красота…
– Да-да, – горячо согласилась Нелли Ласунская и, кажется, чуть не прослезилась.
– Нелечка, ну это смешно! И вы, Устин, тоже сейчас не в ту сторону… При чем тут красота? – с досадой воскликнула Ксения Рожкина. – Это земля. Огромный кусище земли, цена которого растет год от года. Купил его сегодня, а завтра он уже вдвое дороже! Это вложение, выгодное вложение средств! Банки могут разориться, доллар с евро будет скакать, а земля – ее цена всегда растет. Тем более та земля, что рядом с Москвой…
– Да где же рядом, три часа на электричке, а если на машине, то все пять…
– А по нашим временам – это рядом! Еще лет десять, двадцать, и досюда Москва дотянется! А почему? А потому что рядом с Москвой все земли давно уже скупили, и стоят они заоблачно. Если мы сейчас подсуетимся, не упустим свой шанс, то в будущем можем стать миллионерами… – Эти слова Ксении Рожкиной Мария услышала, когда уже находилась у себя во дворе.
История с вишневым садом Марию мало тронула. В самом деле, на что надеяться, если у нее, у учительницы, за душой – почти ни гроша? Ну да, есть еще небольшая сумма, отложенная на черный день, но разве ее можно обсуждать всерьез?
Брать кредит Мария, осторожная и пугливая, ни при каком раскладе не стала бы.
И лишь слова Рожкиной – о том, что можно попросить деньги у Костика, – всплыли в голове, когда молодая женщина шла к дому.
То там, то тут выглядывали из земли белые камни. Иногда большие, иногда маленькие. То едва заметные, то настоящие булыжники. Этой весной опять появились.
Когда-то, как объяснили Марии, на этом месте много веков назад стоял каменный монастырь, ровно там, где теперь находился ее участок. Потом монастырь разрушили, и руины занесло песком, землей. Но пару десятков лет назад здесь вдруг принялись выходить из земли камни – те самые, из которых было когда-то построено здание.
Говорят, это происходило из-за того, что неподалеку пробился подземный ручей, который и заставил землю то сначала промерзать, то потом оттаивать интенсивно. Почва из-за этого процесса и принялась по весне выталкивать из себя камни. Мелкие камни Мария собирала сама, уносила на задний двор, там складывала их…
Убирать большие камни она просила местных жителей, желающих подзаработать. К сегодняшнему дню на заднем дворе образовалась довольно-таки внушительная каменная стена.
Словом, участок, тот, которым владела молодая женщина, являлся весьма проблемным и требовал постоянного ухода. Ведь не уберешь вовремя камни, и на земле ничего не вырастет.