Понятно все с мелкой. Родаки заняты, дите гоняют. Нужно что-то делать.

— У меня в аптечке есть антисептик, быстро обработаем рану, и вернешься домой. Или тебя разыскивать будут?

— Я одна дома, папа на работе задерживается.

Нихрена себе работа. Уже почти десять отстучал циферблат. Впрочем, вспоминаю своего, такой же трудоголик. Мужики, что с них взять.

— Он слишком ответственный и трудолюбивый. А я его жду, даже ужин уже остыл.

— А мама где?

Хотела спросить куда волшебным образом испарилась, но вовремя захлопнула рот.

— Она больше с нами не живет. Кстати, меня Эля зовут. А тебя как?

— Ева! Вот и славно, познакомились, теперь можно в путь.

На меня смотрят синие глаза, безмерно грустные и, если мне не кажется, несчастные. Даже нижняя губа как-то подозрительно нервно дрожит. Я почему-то стесняюсь вникать в детали. Мало ли, что в семье за нравы.

Цель наметили, главное — идти к ней в любом случае.

Веду девочку под руку к себе. По привычке хочу подниматься по ступеням, но вовремя вспоминаю о том, что не стоит утруждать раненное дите.

— У вас такая большая квартира, — удивленно звенит голосок Эли, — у нас поменьше, но тоже просторная. Отец купил ее несколько месяцев назад, я была все это время у мамы.

Пока я моталась по кухне, как бешенная пчелка, искала аптечку, параллельно готовила чай. Моя новая знакомая раскрепостилась и уже не выглядела несчастной. Она сидела на стуле и беззаботно ковыряла чайной ложечкой сахар, потом с наслаждением смаковала вафлями, которые я испекла рано утром к завтраку.

Говорили в основном она. Разговор редко касался темы семьи. Зато у нас нашлось много общего.

— Летом мне стукнуло тринадцать. Впервые мама соизволила мне подарить украшение. Вот видишь какие серьги купила. Я едва едва ее уболтала, что хочу уши проколоть. У тебя тоже красивые сережки. Ты их постоянно носишь?

Это она о моих скромных гвоздиках, которыми я пользуюсь чаще любых других украшений.

— У меня, как и у любой девочки, есть заветная шкатулка.

— У меня нет.

— Почему?

Мое удивление видимо слишком эмоциональное. Эля как-то вмиг становится грустной.

— Я сама её себе купила, просто однажды решила подработать на летних каникулах. Мне приблизительно лет четырнадцать было. В тот года бабушка предложила мне помочь соседке поработать подсобником во время ремонта. Видела бы ты меня — главную помощницу.

Смеюсь, вспоминая курьезные случаи.

— Зато теперь я могу самостоятельно клеить обои, и руки у меня из правильного места растут. Даже сейчас бабуля намекает на то, чтоне мешало бы обновить обои в коридоре.

— черт, где они.

— Что случилось, — вижу, как нервно заелозилась на стуле девочка, что-то выискивая в кармашках узких шортиков.

— Ключей нету. Как мне домой теперь попасть!

— Вот горе-беда, не разводи мокроту. Собирайся. Будем изображать сищиков.

— Забавно, мне ни разу не приходилось что-то искать среди ночи, — грустно вздыхает Эля.

— А телефоны с фонариками нам зачем? Ничего ты не понимаешь в делах сыщика. Смотри и учись.

Приятно, что девчонка умеет переключаться. Она отзывчивая малышка, вижу по глазам, счто ей не хватает общения со взрослыми. Да и только-только начала обживаться в этом районе города. Не всегда легко бросить все и начать жизнь заново. По себе сужу. Мне до сих пор не хватает Альки.

Что-то подозрительно долго она не названивает мне. Представляю, как зудят ее ладошки, но держит марку. Ждет, что я первая джонесу посление новости.

— Вот они! — звонко кричит Эля. Звеня связкой ключей. — Проведешь, я тебе покажу где живем. На минуточку, ну пожалуйста. А у меня для тебя будет небольшой сувенир. Ты мне так помогла!

Как я могу отказать такой прелестной девчоке.

Естественно плетусь в коце колонны, но показывать посторонним как я устала не собираюсь. Не проблема. Вернусь домой, искупаюсь и завалюсь спать. Главнео будильник утром вовремя услышать, чтобы не пропустить утерннюю пробежку.

Шестой этаж? Лифт рабочи? Какая приятность. Естественно я пользуюсь благами цивилизации.

— Увлекаешься историей?

Прохожу в квартиру. Улыбаюсь замечая ворох вещей. Почти так как и у нас. Переезд муторное дело, а вот наладить быт — еще муторнее.

— Да, папа каждый раз выискивает что-то новое, и вот видишь, что имею.

На письменном столе в спальне лежит куча энциклопедий. Я как книжный маньяк рассматриваю обилие научной литературы. Даже у меня многих нет.

Как здорово, что ребенок такой любознательный. Это же просто блаженство брать в руки книгу и читать, листать страницы, вдыхать едва уловимый запах типографской краски. Кто бы мог подумать, что с годами книга будут настолько популярны в любых их проявлениях. И пусть мир практически сошел с ума, даря предпочтения электронке, только вот с реальной книгой она ни в какое сравнение не катит.

— Бери какую хочешь.

Я тут же прижимаю к груди огромную книгу с яркими картинками о цивилизации майя. Именно такую я не читала.

— Вот, нашла! Эти стикеры купила буквально вчера.

На меня смотрят яркие солнышки — смайлы. Какие прелестные мелочи.

— Вот этого кривляку мне.

В моих руках появляется самоклейка, а я впервые за долгое время чувствую что-то сродни эйфории. Мелочь, черт подери, а как приятно!

7 глава

— Никит, тебе не влетит, скоро третья пара начнется, а ты прогуливаешь из-за меня?

Копошусь на сидении, собирая свои вещи, беспорядочно тычу их в рюкзак.

— Малая, староста группы не опаздывает, он отлучился по особо важным делам. Сечешь?

— Ничего не скажешь. Красава, — бросаю на улыбчивого блондина насмешливую улыбку.

Тысячу лет с ним знакомы, а он всё такой же болтливый и до безобразия харизматичный. С легкостью поверю, что нашел общий язык со всеми нужными людьми их факультета.

— Все справки собрала, растяпа?

— Обижусь, — бормочу под нос, зажав между плечом и головой телефон, пытаюсь скрючиться и завязать шнурок на конверсах.

— У тебя все вечно через абракадабру. Голова буквой Зю не вывернется? Некуда телефон положить? А потом кряхтеть будешь как кляча старая.

— Ай, серьгу вырвешь с корнем. И вообще, даже если выверну, на клячу точно похожей не буду.

Смотрю обижено на Ника и пытаюсь прожечь в нем дыру неудовольствия.

— Остынь, мелкая, лучше выметайся. Скоро звонок. А на третью пару к Матвееву мне лучше не опаздывать. Этот товарищ любит отчет от А до Я.

— В следующий раз дожгу.

— Ни в чем себе не отказывай, Карташова, — ржет в ответ.

Грех на него обижаться. Такому парню все по ветру, прямо как с гуся вода.

Он знает мои повадки угорелой плелки, которая пытается одной попой на всех цветках посидеть, поэтому спешит обойти машину и распахнуть дверь.

— Какая галантность, но после этого, боюсь, все твои крысы белобрысые мне волосы пинцетом повыщипывают, даже в труднодоступных местах.

— Есть рыжие.

Я без эксцессов выпрыгиваю из салона автомобиля и непонимающе смотрю на парня.

— Какие рыжие?

— Крысы…

— А при чем здесь крысы.

Никита иронично фейспалмит, а я таращусь на него в недоумении. Меня берут за плечи, лицом поворачивают к святая святых и подталкивают с напутствующими словами и жестом Ильича:

— В добрый путь, Карташова.

— Хорошо хоть не картоха, — вновь бормочу под нос, вспомнив обидное прозвище, которым лет десять назад меня окрестил Суворов.

В тот день я вернулась домой с разбитыми коленками, а он с подбитым глазом. Бабулька знатно посмеялась, а потом с Егоровной неделю пытались примирить внуков. Вот мы и нашли общий язык. Правда, виделись после переезда к матери редко, но зато все лето было нашим.

Менялись вкусы, предпочтения. Кто-то продолжал дружить из нашей небольшой компании, кто-то решил, что нам не по пути. Только Ник оставался верным своей дружбе со мной.

Машу парню на прощание, благодарности не отвешиваю. Знаю, что не любит, когда я его осыпаю, казалось бы, элементарными словами признательности.

Еще немного осталось к нужной аудитории, но как назло меня до последнего не отпускает кураторша группы. Она зудит на ухо, что-то листает в папке, комментирует. Скучная тетка, но мне просто нужно смириться. Еще минимум три года мне грызть науку в этих стенах и только потом на вольные хлеба.