— Так вот кто ты? Шпион?
— Не совсем, — спокойно ответил он, дав ей понять, что не собирается обсуждать это. Тогда Мирабелла пошла другим путем.
— Это очень опасно?
— Нет, не всегда. Как и на войне.
— Зачем тебе это? На тебе и так лежит большая ответственность.
— Я хочу дать родным что-то, чем они могли бы гордиться.
— У них есть ты, — заметила она. — И они очень гордятся тобой. Ты почти идеальный сын, брат и джентльмен. Даже раздражает как-то.
— Спасибо, конечно, — сказал он. — Но это другое. Что-то… большее. То, что я смогу передать моим сыновьям, если они у меня будут. Наследие, которое смоет несколько веков позора.
— Ты стыдишься своего рода? — удивленно спросила она.
— Полагаю, ты встречала моего отца, — сухо сказал Вит. — Хотя он редко бывал дома.
Мирабелла недоверчиво посмотрела на него.
— По-моему, твой отец был весельчаком. Знаю, он был не самым надежным, но…
— Ты плохо наслышана о его «подвигах». Мой отец был никчемным повесой и денди, думавшим только о себе. Он не умер, упав с лошади, как многие думают, а погиб на дуэли из-за оперной певички.
— Ох! — Боже правый, она и не догадывалась. — Мне жаль.
— Забудь. Его уже нет. Правду знают единицы. Да и то, люди скорее поверят мне, чем им. Твой дядя знает.
— Неужели?
— Да, и еще кое-то из гостей. Они вращались в одних и тех же кругах, но, как я уже говорил, мало кто посмеет оспорить слова графа Тарстона. А если и посмеет, ему все равно не поверят.
Но она знала, что правду не удалось скрыть. Мирабелла вспомнила о слухах, которые кочевали по всем бальным залам и гостиным после смерти графа, но тогда она, как и все остальные, отмахнулась от них, как от глупых сплетен. Вит не мог себе этого позволить. Никогда не сможет.
— Мне жаль, Вит.
— Как я уже говорил, — повторил он, взявшись одной рукой за ее локоть, второй — за банку, — это уже в прошлом.
Вит осторожно потянул за руку, и кисть выскользнула из банки.
— Ох! — Мирабелла сжимала и разжимала пальцы.
— Больно? — спросил Вит и потер ее запястье подушечкой большого пальца.
— Нет. — Наоборот. Его прикосновение ускорило пульс. — Нормально.
— И только? — спросил Вит и наклонил голову, чтобы поцеловать нежную кожу чуть выше запястья.
— Э… приятно. Мне приятно.
— И только?
— Ну, это всего-навсего моя рука.
— Понимаю.
Вит встал на колени, обнял ее за шею и поцеловал в губы.
Поцелуй был легкий, нежный и алчущий.
Она съехала на край сундука и, немного поколебавшись, обняла Вита за плечи. Все это было так непривычно: поцелуи, прикосновения, чувство стыда и неуверенности, которое они вызывали. Она не знала, что должна или не должна делать, но знала, что ей не хотелось останавливаться.
— У тебя самый сладкий ротик, — мурлыкал Вит возле ее губ, и она почувствовала, как сердце замерло в груди. — Я думал, что он горький.
Мирабелла отстранилась.
— Горький? Он улыбнулся.
— В свое оправдание скажу, что тогда был очень зол на тебя.
— Зол на… ты думал об этом раньше? Раньше всего этого?
— Однажды, когда был моложе. — Он расплылся в улыбке, вспоминая. — Мы орали друг на друга, и мне вдруг захотелось поцелуем заставить тебя замолчать. Но я удержался, убедив себя, что ты горькая на вкус.
— Ты хотел поцеловать меня, — повторила она с мечтательной улыбкой.
— Мне еще и двадцати не было. Тогда я хотел перецеловать все, что носит юбку и не является родственницей. Думал об этом довольно часто, если память не изменяет.
Мирабелла наступила ему на ногу и стала давить, пока ухмылка не исчезла с его лица. Вит потянул ее за волосы.
— Ревнуешь, дорогая?
Она закатила глаза. Вит засмеялся, встал на ноги и развернул бумажку, которую Мирабелла с таким трудом добыла из банки.
— Что это? — спросила она, ожидая услышать, что опозорилась из-за старой картежной расписки или приглашения на ужин. Его лицо вдруг стало серьезным. Тогда Мирабелла поднялась с сундука и подошла к нему с нарастающей тревогой и нетерпением. Она нашла что-то важное?
— Что это, Вит?
Нервничая, она взяла из его рук листок. Пробежала глазами. Дважды. Мирабелла не знала, что именно ожидала увидеть, но явно нечто более обличительное, чем квитанцию на доставку предметов домашнего обихода.
Озадаченная, она протянула ему листок.
— Что это?
— Квитанция на доставку. — Вит наклонился ближе, чтобы прочесть: — Ящик пчелиного воска, маленький, одна штука; ящик портвейна, большой, одна штука…
Она опустила руку.
— Я умею читать, Вит. Никак не возьму в толк, почему это так важно.
— Смотри внимательнее, злыдня.
Она снова взглянула на квитанцию, но ничего подозрительного не заметила и покачала головой.
— Прости, я не понимаю… Вит указал на позицию:
— Два ящика чернил «Золотая корона».
— И?.. — спросила она. — Я никогда о них не слышала, но…
— Чернила «Золотая корона» очень похожи на те, которые используют для печати банкнот.
Мирабелла нахмурилась.
— Это ничего не доказывает: любой может купить эти чернила. Может, дяде нравится их цвет.
— Их просто так не купишь, — сказал Вит. — Их нужно заказывать.
— Все заказывают чернила, Вит, и по разным причинам.
— Два ящика?
— Это странно, — согласилась она и заново просмотрела список. Подсуммы, сумма, номер счета-фактуры, подписи, дата, способ доставки. Она снова взглянула на дату и рассмеялась.
— Да квитанции почти десять лет, — сказала Мирабелла.
— Я заметил.
Она вернула ему листок и покачала головой.
— Если бы дядя десять лет штамповал фальшивки, его, как мне кажется, давно бы разоблачили.
— Я сначала тоже так думал, — сказал Вит, спрятав квитанцию в карман. — Но то, что барон пока не попался, легко объяснить. Во-первых, он мог все это время работать над технологией, чтобы улучшить…
— Мой дядя в принципе не работает, — язвительно засмеялась она. — Тем более, ничего не улучшает.
— Во-вторых, — продолжил Вит, — он мог ждать, когда привезут остаток заказа, или времени, когда проследить заказ и выйти на него станет невозможно.
— Ему бы не хватило терпения, Вит.
— В-третьих, и я думаю, что все обстоит именно так, он передавал купюры человеку, сбывавшему их за границей.
— Ах! — Версия о сообщнике казалась правдоподобной. Мирабелла знала, что дядя не смог бы самостоятельно провернуть такое сложное дело — его кто-то направлял. — Думаю, ты прав. Но вряд ли старой квитанции достаточно, чтобы доказать это.
— Да, но у меня почти неделя впереди.
— Теперь ты уверен, что он виновен?
Вит задумался и покачал головой.
— Не знаю. Если честно, мне нет дела до твоего дяди.
— Ты в этом не одинок, — заметила она.
— Да, но только если мы оба ищем доказательства его вины в серьезном преступлении.
«Мы оба», — подумала она и сдержала улыбку: он назвал их командой. Это так ее порадовало, что Мирабелла решила не уточнять, что ищет доказательства невиновности дяди, а не его вины.
— Ты боишься, что делаешь из мухи слона: видишь смысл там, где его нет, только потому, что уверен в его виновности.
— Я не боюсь, — возразил он с таким обиженным видом, что Мирабелла не смогла не улыбнуться. — Любая деталь может оказаться важной. Почему ты улыбаешься?
— Да так, без причины, — солгала она. — Нравится, как ты рассуждаешь.
— Вчера за ужином я не был рассудительным, когда представлял, как избиваю барона до полусмерти.
— И оригинальным тоже. Подобные мысли посещают меня дважды в день.
— У тебя есть для этого масса поводов. Я хочу отвезти тебя в Хэлдон.
— Мы уже столько раз…
— Я сказал: хочу, а не отвезу.
Она понимающе кивнула. Будь ее воля, они бы давно уехали в Хэлдон.
— Мне нужно распорядиться насчет ужина, пока не вернулись гости.
Вит покачал головой.
— Ты больше не спустишься к ужину.
— Я должна, Вит. Дядя хочет, чтобы я изображала хозяйку.
Он взял ее за руку и повел к двери.
— Эпперсли я беру на себя. Будь в комнате и запри дверь.