Подсурдинку играла музыка, отличная, купленная там.

Разговоры шли, конечно, о ТАМ и ЗДЕСЬ в основном. Хорошо выпили. Уже через полчаса Митя просто купался в благожелательстве. Какие все чудные люди! И как замечательно все они к нему относятся! И тесть! А тот тесть действительно смотрел на Митю добрыми глазами и думал, что ошибался в нем, считая никчемным и беспроким.

Митя готов был расплакаться от переполняющего его счастья общения, о чем и сообщил всем. Все его поддержали и сказали, что это уходит ностальгия, которая мучает там всех, — кого как. Кого — страшно до болезненности, кого — незаметно подтачивает и вот так потом проявляется.

Вдруг все стали высоко и торжественно говорить о Родине, Союзе, Москве — и все с большой буквы и сказочно. Спели «Подмосковные вечера». Поднимали высокие тосты.

Тесть был растроган до глубин. Молодые — не такие уж плохие, какими кажутся или какими их представляет старшее поколение…

Но все торжественное и высокое прискучило, и кто-то из женщин предложил включить телик и наконец посмотреть свое телевидение, потому что американское надоело до одури.


Тесть пощелкал пультом. Что-то замелькало на экране, и все сидели молча, будто ждали чуда.

И чудо не замедлило появиться.

Замелькали листки календаря, упал последний, сегодняшний, появилась заставка: календарь театральных новинок, а потом возникла женщина-диктор, красивая, в притемненных очках, с рыжими волосами, с замысловатой, почти японской прической. Она была в тонком шелковом свитерке, который мягко облегал ее широкие плечи, высокую грудь, и из его круглого ворота поднималась высокая белая шея. Она улыбнулась и стала рассказывать что-то о театре. Никто ее не слушал, все ее обсуждали.

Мужчины говорили:

— Знай наших! Эта дикторша не уступит заокеанским, а может и переплюнет…

Женщины были несколько возмущены такой безоговорочно высокой оценкой дикторши и стали выискивать недостатки.

Нэля раздражилась:

— У нее ужасные очки, закрывают пол-лица. Наверное, глаза некрасивые…

А Ирочка заметила:

— Нет, девочки, она ничего… Смотрится. Но я поняла, в чем дело: она не молодая.

Мужчины смеялись и подзадоривали своих подруг восторженными репликами по поводу дикторши.

Молчал тесть, потому что просто радовался веселью.

Молчал Митя. Потому что в первую же секунду узнал Веру и, разгоряченный винными парами, забывший, где он, чуть не крикнул: «Я ее знаю!» Но вовремя спохватился. Он смотрел на нее и убеждался, что она стала еще красивее, изысканнее, тоньше… Он поразился, что такая женщина когда-то плакала из-за него… Этого не может быть!

Но было же!

Он смотрел на нее и чувствовал, как все возвращается. И возвращается с новой, свежей силой. Как она хороша! Что там лепечут эти сойки? Ни одна из них не сравнится с его КОРОЛЕВОЙ!

Совершенно раскрепощенный, он выскочил в переднюю, прошел в кабинет и тут же позвонил в справочную ТВ. Его перенаправляли с одного номера на другой и на третий… но он упорно звонил. Заглянула Нэля, он махнул рукой: «Мне звонят по делу!..»

Она понимающе кивнула и плотно прикрыла дверь. А он дозванивался.

Наконец на каком-то очередном номере девичий голосок ответил, что это редакция иску́сств и что на экране действительно Вера Валентиновна Полянова.

Митя лихо сказал: «Я подожду», — на что девичий голосок похолодел и сказал, что передача еще будет пятнадцать минут, а телефон этот занимать нельзя.

— Хорошо, милая девушка, — пьяновато, но стараясь придать голосу весомость, сказал Митя, — я через пятнадцать минут перезвоню сюда же.

Он записал телефон и пошел к гостям, заметив на часах время. Гости все обсуждали дикторшу. Теперь — ее женские качества. Мужчин волновал вопрос: холодны такие женщины или нет? Кто-то из них отметил, что она — рыжая, а рыжие… знаем какие.

Женщины же объединились в своем неприятии телекрасавицы. Среди них-то толстых и больших не было.

Митя пьяно улыбался и молчал. Он сейчас не был настолько уж пьян, но так ему было удобнее. Прошло пятнадцать минут, Вера исчезла с экрана, и Митя, пошатываясь, вышел, но в коридоре пошел нормально. Позвонил. И тот же девичий голосок ответил:

— Вера Валентиновна уже ушла.

— Но вы передали, что ей звонили? — спросил Митя, трезвея.

— Я сказала, но вы же себя не назвали! — уже возмущенно заявила она.

Да, он себя не назвал, а прошло три года. И ей может звонить сотня всяких поклонников… Он идиот. И уже другим тоном он спросил:

— А когда она будет завтра?

— Вечером, — коротко отозвалась девушка.

— Это ее старый товарищ, я только что прилетел из Нью-Йорка. — Мите почему-то не захотелось называть свое имя. — Передайте ей, пожалуйста, чтобы она подождала моего звонка. Когда она приходит?

— В восемь, — ответила девушка и пообещала передать, но почему-то тоже не спросив, как же его назвать.

Митя вернулся в гостиную отрезвевший и грустный. Эйфорический запал только пыхнул. А ведь у него должен быть ее домашний номер! Вспомнил он, но вспомнил и то, что записал на чем-то, решив переписать потом в книжку кодом, и забыл, а листик тот… Тю-тю и фьюить!.. Все-таки он порядочная свинья, подумал Митя, а ну как не увидел бы он Веру случайно по телеку?.. Нет, кончено, он бы позвонил — но возникал вопрос — когда? Когда кое-что кое-где свистнет? А свистнуть могло бы и за день до отъезда. Вполне свободно! А теперь — вынь да положи. С лимончиком и зеленью, готовыми-с к употреблению.


В гостиной стоял дым коромыслом: плясали все.

А Митя думал: Вера! Только она! До завтрашнего вечера он не дотерпит, что-нибудь надо придумать. Придумает!

Нэля накрывала кофе на маленьком столике, увидела Митю, заметила, что он побледнел и вид у него утомленный. Подошла к нему и тихо спросила:

— Устал? Перепил немного?

На что он довольно раздраженно ответил, что совершенно трезв и нисколько не устал.

Нэля обиделась: какой он бывает противный! К нему с добротой и лаской, а он ощеривается как дворовый кот! Ну и пусть…

А Мите просто гости уже были ни к чему. Так и выпер бы их!..


Наконец все стали собираться. Нэля разозлилась на мужа — то сам этих гостей хотел (она бы могла без них обойтись) теперь сидит набычившись!

Наутро она все еще дулась на Митю, но он «подъехал» к ней, посюсюкал, похватал за выпуклые места, и она перестала на него обижаться: ну что с ним делать? Такой уж он! И другим не станет. Сейчас ему необходимы гости, а через день он забудет, как кого зовут…

Нэле как-то даже не очень понравилось, что папа к Митьке уж очень хорошо стал относиться!.. Как если бы сторожевой пес потерял нюх и теперь не защитит хозяйку от лихих людей.

Но Митя настолько утром был мил и послушен, что даже предложил съездить в химчистку, оттащить ковер, заодно — на рынок за овощами, гости все подъели!

Нэля милостиво согласилась, зная, что Митька любит рынки, пусть проветрится. И ей поможет.

На рынок Митя заехал только за цветами.

И помчался к Вере.


Дорогу к ней он помнил прекрасно, и это его радовало. Даже лучше, если он приедет, а не по телефону… Телефонный разговор всегда неловок — не видишь собеседника. Тем более что у них с Верой все так непросто.

Митя покраснел. Опять он ничего не привез ей! Ну как он мог! Надо было хотя бы дома об этом вспомнить и стянуть у Нэли флакон духов! — она, наверное, и сама не знает, сколько их у нее: покупает впрок… Возвращаться?.. Нет! Может быть, он купит что-нибудь в магазине? Но тут же подумал (о чем напрочь, за время пребывания там, забыл), что? он здесь купит! Одно слово — чудак вы, Вадим Александрович, на букву «м».

Он внесся на третий этаж птицей.

На звонок дверь открыл парнишка лет пятнадцати.

— Вам кого? — спросил он.

Митя растерялся: явно не Верин брат… Племянник? Не сын же, усмехнулся Митя и так, с улыбкой, попросил передать Вере, что ее добрый знакомый Вадим заехал передать свое почтение…

И выдвинул немного руку с цветами — мол, ни на что не претендует, просто передает цветы, а там уж — как она соблаговолит…