— Не надо, лежи, — грубо отрезает Костя. — Я сам. Все равно ничего нет, потом в магаз сгоняю. Мы в комнате у меня посидим.
Дальше она что-то неразборчиво бормочет, но Назар уже закрывает дверь и направляется к себе. Хмурится, сутулит плечи.
Дышит медленно и тяжело, хрипло.
— Температуру мерил? — спрашиваю я, прикрывая за собой дверь и осматриваясь.
Здесь как обычно бардак. Вещи разбросаны по полу, одежда небрежно вываливается из открытого шкафа, старый компьютер на столе и гитара под кучей ненужного хлама. Ступить негде.
— Да. Тридцать восемь с хером, — с тяжелым вздохом заваливается на кровать.
— Таблетки пил? — смахиваю со стула грязную одежду и сажусь на него.
— Ага. Толку от них… Лучше не стало.
— Ира сказала, что это может быть из-за заражения… — Костя лежит на спине, свесив ногу с кровати, и смотрит на меня из-под наполовину прикрытых век. — Повязку хоть менял?
Цокает, прикрывает веки.
— Че ты как моя мать? — еще и недоволен. — Забыл. Не до этого было.
— Ну, ты пиздец, Назар! — возмущаюсь я.
— Да че?
— А ниче!
Замолкаю и смотрю в окно, где за неплотно задвинутыми шторами виднеется соседний дом, а там на балконе какая-то девчонка в широкой рубашке выкуривает сигарету. Вот, к ней выходит парень, что-то говорит, и они вместе уходят в квартиру.
— Уговорил Иру прийти сюда, осмотреть рану, — задумчиво тяну я. — Так что вечером сгоняю за ней. Ты ж ведь все равно к врачам не пойдешь…
— Бля, Стас, — он приподнимается на локте. — Сдурел? Нельзя ей сюда.
Пытается подняться, но, видимо, кровь ударяет в голову и заставляет парня прикрывать веки. Я шикаю, встаю со стула и силком укладываю Костяна обратно на кровать.
— Сдохнуть хочешь? — злюсь я. — Скажи спасибо, что она вообще согласилась. Я бы на ее месте послал бы тебя к херам.
Поднимаю его футболку и морщусь. Повязка почему-то грязная, местами пропитана кровью и чем-то желтым. Даже не хочу спрашивать, что Назар вчера делал весь день, раз довел себя до такого состояния.
Костя морщится, когда я приподнимаю бинты. А теперь приходит и моя очередь кривиться: зашитая рана покраснела, а кожа вокруг шва опухла. Тут явно само собой ничего не пройдет, нужна профессиональная помощь.
Но ведь Назар баран, в больницу не сунется…
— Я звоню Ире, — уверенно говорю я.
Костя не возражает.
Набираю номер и подношу мобильник к уху. Гудки раздражают, девушка отвечает не сразу, но, хвала всевышнему, вообще берет трубу.
— Ну, чего опять? — ее голос приглушен и раздражен.
— Все фигово, — смотрю на друга. — Я у Назарова, он тут помирает, лежит.
Она вздыхает и несколько секунд думает.
— Что там с раной? — спрашивает Ира.
— Покраснела, вздулась. Не очень выглядит.
— Кровь идет?
— Нет.
Молчание.
— Короче, возьми перекись водорода, можно «Фурацилин» развести. Промой рану. Дальше обработай область вокруг нее йодом или зеленкой. И повязку наложи, — говорит девушка. — Вечером заберешь меня, я посмотрю, насколько все плохо. Пока этого должно хватить.
— Ладно, спасибо.
— Мне пора, пока.
Она поспешно сбрасывает вызов, а я смотрю на Назарова и кривлюсь. Ну, что ж. Настало время поиграть в доктора. Не так я себе подобные игры представлял…
Ложь 18. Ира
Обман бывает безвредным, а порой даже гуманным. Иногда раскрытие обмана может оскорбить жертву или третье лицо. (Пол Экман. Психология лжи)
Моя работа номер два: кафешка под названием «Пир Духа». Смешное, неправда ли? Я работаю в «Пир Духе». Пирдухе…
Название под стать самому заведению. Начальник тот еще деспот, постоянно орет на всех и матерится. Один прокол, и можешь собирать вещички. Персонал — дебилы полнейшие. На кухне творится настоящий балаган: уборщики помогают с готовкой, повара отдраивают помещения, и все орут, ссорятся, матерятся, словно на базаре. А вот владельца боятся — слово лишнее при нем сказать не могут. Зато за спиной…
Я подрабатываю официанткой. Весь день бегаю от столика к столику, принимаю заказы и пытаюсь не нахамить особо наглым клиентам, которых, поверьте мне, хватает. Чувствую себя бешеной белкой в колесе, которая напилась кофеина и теперь не может остановиться.
Этот безумный день заканчивается быстро, не то что в аниме-магазине, где приходится часами сидеть и ждать покупателей, изнывая от скуки и ненавидя стрелку на часах, которая дьявольски медленно нарезает свои круги. Если занят делом, совсем не замечаешь времени, а в этом месте и присесть-то некогда. Обслужи тот столик, прими заказ там, подмени, отнеси, прибери, чего без дела стоишь, зря плачу что ли?
После смены я забираю свои деньги за прошлую неделю и счастливая-довольная прощаюсь со своими горе-коллегами. Осталось только заскочить в аптеку и прикупить бабуле лекарств. И еще Назаров… Черт бы его побрал.
Когда я выхожу из кафешки, Стас уже дожидается меня у входа. Парень стоит, облокотившись на свой байк, и роется в телефоне, с кем-то переписываясь. Его черные растрепанные волосы неряшливо торчат в разные стороны, из-под кожаной куртки на шее выглядывает татуировка. Заметив меня, парень блокирует экран и прячет мобильник в карман куртки.
— Привет, — улыбается он, когда я подхожу ближе.
— Привет, — осматриваю мотоцикл. Блестит, засранец, словно новенький. Черный, красивый, мощный. — Че, как Назаров?
Стас пожимает плечом, поджимая губы.
— Сделал все, как ты сказала, но температура не спадает, — качает головой.
— Не все же тебе сразу, — бурчу я. — Главное, рану обработали. Если гноя нет, значит, все куда лучше, чем я думаю. Ладно, поехали. Мне еще потом надо в аптеку и домой, лекарства отвести.
Стас кивает и протягивает мне запасной шлем — черный, словно тьма, и я решительно надеваю его, прячась от окружающего мира. Надев свой шлем, парень седлает байк, снимает его с подножки и заводит двигатель. Ждет, когда я, наконец, соизволю присоединиться к нему.
Поправив на плечах рюкзак, я неумело запрыгиваю на мотоцикл и осторожно обнимаю Стаса за талию. Ни разу не каталась на байках, но, думаю, в этом нет ничего страшного. Единственное, что меня напрягает, — это Стас, и мои руки на его теле. Даже не помню, когда в последний раз я была настолько близко к парню.
Мотоцикл ревет, будто дикий зверь и срывается с места. Мне приходится прижаться к Стасу, чтобы не свалиться с железного коня. Руки сильнее обнимают парня за талию — его спина такая крепкая и напряженная, словно сделана из камня, и мне вдруг становится невероятно спокойно, даже несмотря на то, что сердце разрывается из-за адреналина.
Мы мчимся по дороге, обгоняя автомобили, виляем между ними, оставляя позади недовольно-сигналящих нам водителей. Поток ветра набрасывается на нас будто течение непослушной реки, но я прячусь за спиной Стаса, поэтому практически не ощущаю его. Руки леденеют, пальцы перестают слушаться. И лишь рев двигателя сопровождает нашу поездку, будто преданное животное.
Наконец, мы добираемся до моего района и едем в сторону дома Кости. К этому моменту я уже перестаю чувствовать свое тело — оно будто задеревенело, стало твердым и неподвижным, как статуя.
Мотоцикл сбавляет скорость и сворачивает к жилым зданиям, вскоре окончательно останавливаясь. Стас глушит мотор, упирается ногой в землю и снимает свой шлем. Мне же требуется время, чтобы сообразить, что мы приехали.
С трудом оторвав руки от талии парня, я снимаю шлем и, облегченно вздохнув, слезаю с байка.
— Транспорт для самоубийц, — замечаю я, и Стас коротко смеется, разряжая обстановку.
Он забирает у меня шлем, спрыгивает со своего железного коня и кивает, чтобы я следовала за ним.
Обычный жилой квартал старых пятиэтажных домов, детская площадка, на которой резвятся и кричат какие-то школьники, припаркованные машины в стороне, с окон глазеют вышедшие на балкон покурить жильцы. Ничего интересного, в моем дворе точно такая же атмосфера.
Я догоняю парня и следую за ним в сторону подъезда. Домофон вырван и висит на парочке проводов, двери распахнуты. Лифта нет. Мы поднимается по лестнице на третий этаж, подходим к ближней двери и останавливаемся. Стас достает ключи, собираясь отпереть преграду, но, прежде чем сделать это, поворачивается ко мне.