Сусанна Юрьевна так же, как и Олимпий Дмитриевич, будет, конечно, против этого брака, будет орудовать на все лады, действовать и убеждениями, и угрозами. И, конечно, мягкий и нерешительный Аркадий Дмитриевич им уступит. И серьезное дело станет смехотворным делом. Над семьей Змглода будут только потешаться, скажут, что они затеяли неподобное, зазнались, забыли, кто они, и вообразили, что простодушного молодого человека легко женить на дочери.
Иван Змглод, видя задумчивость и какую-то растерянность Аркадия, прямо говорил ему и убеждал:
— Только смех один будет! Где вам против братца идти!
В то же время Иван Змглод советовал отцу молчать и отложить ответ в долгий ящик или же тотчас отвечать решительным отказом. Кончилось тем, что на третий день Денис Иванович, чувствуя себя несколько лучше, при помощи костыля добрался до своей тележки и, явившись в дом, с трудом поднялся по лестнице. Отсюда он прошел прямо на половину Аркадия Дмитриевича.
Денис Иванович считал необходимо нужным явиться лично, поблагодарить молодого барина за честь и объяснить, что все это дело совсем немыслимое. Но едва только Аркадий узнал, с каким решением явился Змглод, как пришел в такое состояние, в каком никто его никогда не видал.
— Так вот что! — воскликнул он. — Вот до чего дошло дело. Я должен быть несчастным человеком вследствие моей трусости, моего слабодушия. Я люблю Сусанну Денисовну невесть с каких пор и, конечно, без нее совсем жить мне будет невмоготу, а вы мне отказываете! Почему? Потому что не любите меня, или потому, что я ей не пара? Это бы ничего! Это бы понятно было! А вы отказываете потому, что я плакса, как зовет меня брат, что я, затеяв дело, только осрамлю вас, только всех смеяться над вами заставлю! Так слушайте, Денис Иванович! — вскрикнул он вдруг. — Несмотря на ваш отказ, я сейчас иду к брату и все ему объясню. Все-таки дело огласится. И если вы будете все-таки продолжать отказываться, то я увезу Сусанну Денисовну и тайно обвенчаюсь с ней в самый день моего совершеннолетия! Я знаю, что она пойдет на это.
Змглод, глядя на Аркадия, невольно изумлялся. Никогда нельзя было предположить в молодом человеке того пыла, который вдруг оказывался.
«Стало быть, — думалось Змглоду, — когда дело-то близко сердцу, то он не такая плакса, как все мы думаем…»
Аркадий заставил Дениса Ивановича снова объяснить и побожиться, какие именно причины заставляют его отказывать ему в руке дочери. И Змглод снова объяснил все то же: Аркадий Дмитриевич неспособен побороть все те препятствия, которые возникнут. А главной причиной было нежелание его, Змглода, быть осмеянным всей Высоксой.
— Ну, так вот вы увидите! — ответил Аркадий тихо, почти шепотом.
Денис Иванович опять удивился. Эти слова были сказаны хорошо знакомым ему голосом. Это говорил Аникита Ильич.
Объяснение кончилось тем, что Змглод уехал домой, сказав молодому человеку:
— Делайте, как знаете! Позвольте только нам объяснить всем, что мы тут ни при чем, что мы желаем только одного — уехать поскорей с Высоксы, а не то что за кого-либо из господ Басман-Басановых прочить свою дочь.
И старик вернулся домой несколько тревожный. Он представлял себе немедленную стычку братьев, после которой можно было ожидать «чудес в решете». Аркадий Дмитриевич, конечно, тотчас струхнет, а Олимпий Дмитриевич невесть что затеет. Единственное, на что Денис Иванович стал рассчитывать, было, что молодой человек, нерешительный, лишь с мимолетными, мгновенными вспышками, будет собираться объясняться с братом и не соберется.
Но он ошибся.
Аркадий был возмущен, даже глубоко обижен: «Вот до чего я дошел! — говорил он себе. — Все уступал и уступал! И теперь хорошие люди боятся даже со мной дело иметь. Нет, так нельзя!..»
Аркадий собрался на другой день поутру отправиться к брату и объясниться, но затем вдруг рассердился и выговорил вслух:
— Опять завтра! Нет, сейчас надо идти!
И в ту же минуту он вышел из своих комнат, быстро, как бы спеша, прошел дом, поднялся по лестнице и чуть не ворвался в комнаты брата. Казалось, что он прибежал с каким-то сейчас полученным известием, не терпящим отлагательств. Олимпий, поглядев на брата, заметил что-то особенное в его лице и невольно вымолвил:
— Что такое? Случилось что? Наши бариновы да братцевы опять передрались?
И он рассмеялся.
— Если какое, Аркадий, побоище, то плюнь! Последнее!
Отвечаю тебе головой, что больше на Высоксе бариновых да братцевых не будет. Сейчас прикажу всех подравшихся выгнать из Высоксы вон, хоть на поселение.
— Нет, братец, ничего такого нет! — выговорил Аркадий. — Я пришел вам сказать… Вот теперь скоро мое совершеннолетие, а я так положил, что как мне двадцать один год минет, так я сейчас женюсь…
Олимпий широко раскрыл глаза и глядел, ожидая, что дальше будет.
— Ну, так что же? — выговорил он ввиду молчания брата.
— Ну, вот я и решил вам сказать!.. Оно все-таки брату знать нужно. Как мне минет двадцать один год, так сейчас же я и венчаться хочу.
— И хорошее дело! Да только успеем ли мы невесту найти? — усмехнулся Олимпий.
— Невеста есть, братец! Особа, которая уже столько лет почитается мной моей нареченной. Особа, которая всеми находима прелестной. Ты сам часто сказывал, что она — писаная красавица, золотое сердце и ума несравненного. Я хочу жениться на Сусанне Денисовне.
Олимпий покачал головой и после несколько мгновений молчания произнес укоризненно:
— Как, братец, тебе не стыдно! И всегда-то ты был не особливо прыток, но все ж таки дурашных затей у тебя не бывало. И вдруг этакую чепуху надумать! И кто это тебя науськал? Ванька Змглод, что ли?
— Никто меня, братец, не науськивал! Я же сам говорю, что уж сколько лет, как я и порешил, что Сусанна Денисовна будет моей женой. И только она одна может быть моей женой. Ни на ком другом я никогда не женюсь. А если я так порешил, то чего ждать? Как вот выйдет мне совершеннолетие, так я с ней и повенчаюсь.
— И никогда этого не будет! — отозвался Олимпий резко.
— Как не будет?
— Да так… не будет!
— Почему же не будет?! — воскликнул Аркадий.
— А потому, что не должно быть! Потому, что это срамота! И я не допущу! Хоть я и не отец тебе, а брат, но я не допущу тебя срамить ту же фамилию, которую я сам ношу! В чем другом я тебе перечить не стану. Все, что ты пожелаешь, сделаю, помогать буду. Но в этом деле не только не буду помогать, но всячески воспротивлюсь. Во всяком другом деле честь нашей фамилии будет не замарана, какие бы ты колена ни выкидывал. А этак срамить нас, Басман-Басановых…
— Какой же тут срам? И понять нельзя!..
— Да кто он, этот Змглод! Полутурка! Тот же холоп дедушкин. Не крепостной, а вольный, но все-таки был тем же холопом. Не будь шустрым, то и в обер-рунты никогда бы не попал, а попал бы в камердинеры. Вот если бы ты Сусанну Денисовну затеял в любовницы брать, иное дело. Я бы сказал, давай тягаться, кто перетянет, ты или я, потому что этакое и мне, пожалуй, пожелалось бы. А чтобы жениться, чтобы Змглодка, дочь полутурки, была здесь барыней, такой же, как была наша матушка, и называлась так же госпожой Басман-Басановой… этого, Аркадий, дудки, никогда не будет!
— Жаль мне, братец, — выговорил Аркадий тихо, но опять не своим голосом. — Жаль мне очень, что ты так это понимаешь! Стало быть, мы только что помирились, хотели было на всю жизнь, а теперь пуще повздорим, потому что хоть весь мир Божий перевернется кверху тормашкой, а я на Санне женат буду!
— Скажите на милость! — отозвался Олимпий и, разведя руками, невольно рассмеялся.
— Да вот увидите! — вскрикнул Аркадий.
— И откуда это вдруг у него прыти набралось? — произнес Олимпий, как бы обращаясь не к брату, а к себе самому. — Просто фокусник! Слышишь — и ушам не веришь!
— Правду ты сказываешь. У меня никогда никакой прыти не бывало, потому что не хотел ее иметь. А вот теперь захотел. Какая охота вздорить с людьми из-за пустяков? Лучше сохранять спокойствие духа. А вот когда вас зарезать хотят, так тут с покойным духом не будешь! Тут сам полезешь с ножом.
— Это ты-то с ножом полезешь?.. — расхохотался Олимпий.
— Да еще как, братец! Пошибче много отважного!
— Ну, буде, брат, пустомельствовать! Мне не время! Сейчас идти заседать с этими чертями и о долгах рассуждать. Хочешь собираться жениться, ну, и собирайся! До сборов твоих никому никакого дела нет. А вот, когда ты совсем спятишь с ума и захочешь ехать в храм… Ну, тебя тогда возьмут и запрут!