Евгений Салиас - Владимирские Мономахи

Однако, пока суд заседал и тщетно старался раскрыть преступление и уличить преступника в коллегии происходило нечто, пожалуй, худшее. В ней появились поверенные и ходатаи, а главное появился приезжий из Москвы чиновник, не имеющий ничего общего с владимирским отделением.

Дело было в том, что казна, а равно и кредиторы заводов сразу появились, каждый по своему делу. Если бы теперь посторонний умный человек заглянул в Высоксу, то понял бы, что тут началось столпотворение, и начиналось разрушение. То, что создал старик Аникита Ильич Басман-Басанов, теперь приходит к своему концу.

Волокита в доме, команды солдат около заводов и по заводским улицам и целая стая воронья в коллегии, небольшая, но роковая. Солдаты уйдут восвояси, приказные крючки, не добившись ничего, не добившись даже и взятки, тоже уйдут, но те, что орудуют в коллегии, останутся.

Молодой Басман-Басанов, высокский барин, владелец всего по закону, в действительности смутно всем представлялся как бы последней спицей в колеснице. Кто будет завтра на его месте барином-помещиком, — было совершенно неизвестно. Перейдет ли вся Высокса с заводами в одни руки? Или распадется на куски, будет разорвана на клочья? Или, наконец, будет все отобрано в казну?

Давно ли был долг в девятьсот тысяч, а теперь прибавилось еще по недавним документам двух братьев, и вся сумма перевалила за миллион. И вдобавок из-за чего? Чтобы якобы знать, своей ли смертью умер Аникита Ильич!..

Ко всем бедам прибавилась еще одна, которая, случись прежде, всех бы переполошила, но теперь эту новую беду все встретили безучастно, даже без особого любопытства.

Барышня Сусанна Юрьевна, давно становившаяся все страннее, окончательно сошла сума. Теперь в этом уже не было никакого сомнения.

Равнодушие, с которым она встретила известие об убийстве племянника, ее последовавший затем смех, и затем даже радость, ясно свидетельствовали, что она почти умалишенная. Но затем, вскоре же после похорон убитого, Сусанна Юрьевна начала вести себя, как совершенно помешанная. Она стала ходить по ночам по всему дому, врывалась ко всем, пугая дикими, бессмысленными речами спящих, или уходила и бродила по улице, по саду, заходя Бог весть куда.

Горничная и двое рунтов, приставленные к барышне, ничего не могли сделать. Когда ее останавливали силой, она начинала бороться, драться и страшно кричать на весь дом, как если бы ее резали.

А Аркадий Дмитриевич по совету многих убедился, что оставлять в доме тетушку опасно и для всех, да и для нее самой.

И однажды утром Касаткину посадили силой в карету и увезли в Москву, чтобы сдать в дом умалишенных.

Несмотря на всеобщее смущение и удрученное состояние, в котором находились все обитатели Высоксы, все-таки через десять дней похорон покойного Олимпия Дмитриевича в доме в нижнем этаже пировали гости. Было маленькое празднество в комнатах Платона Михалиса.

Бывший первый друг и наперсник покойного, не считаясь с родством, а только дружбой, счел возможным отпраздновать свадьбу своей сестры с ее давнишним нареченным, князем Абашвили.

В Высоксе все давно догадывались, что князь — жених Платониды Михалис, что он, ничего не имеющий, не прочь жениться на ней, имеющей свое состояние. Когда прошел слух, что Михалисы потеряли все деньги на каком-то купце, то все решили, что князь не женится на Тоньке. Но затем почти одновременно и за несколько дней до страшного злодеяния Михалис поведал всем, что его должник снова появился и ликвидирует свои дела и что, благодаря Бога, ни единого гроша у них не пропадет на нем.

Поэтому теперь не удивлялись и свадьбе Абашвили. Удивлялись только тому, что невеста, которая должна была бы ликовать, что выходит за давнишнего своего жениха, напротив того, какая-то диковинная, похудевшая, печальная.

Впрочем, все знали, что Платонида Михалис за последнее время сильно хворала и от каких-то болей внутренних плакала по целым дням и ночам: немудрено похудеть и печально глядеть.

После брака, князь и княгиня Абашвили вместе с Михалисом простились с барином Аркадием Дмитриевичем и выехали с Высоксы, чтобы никогда не возвращаться.

Но перед выездом своим Михалис передал председательствующему губернаторскому товарищу письмо в несколько страниц, которое он, укладывая свои вещи, случайно нашел у себя. Письмо это было адресовано к Олимпию Дмитриевичу, но никем не подписано.

Михалис объяснил, что это письмо пришло не из другого какого города, а было писано в высокском доме одним из гостей, которые были приглашены на праздник совершеннолетия. Назвать писавшего Михалис не мог за полным незнанием. Олимпий Дмитриевич не захотел ни за что ему назвать человека, от которого это письмо получил.

А между тем письмо это имело огромное значение. Писавший объяснял Олимпию Дмитриевичу, что он приехал на праздник, но денег с собой не привез и уплатить свой прошлогодний долг Олимпию Дмитриевичу не может не только теперь, но даже и через года два-три. И он просит его обождать уплату. А если Олимпий Дмитриевич будет, ввиду собственных стесненных обстоятельств, требовать эти деньги, то пишущий предупреждал, что он отомстит… и самым лихим образом. Олимпий в ответ потребовал, по словам Михалиса, немедленной уплаты. И вот этот гость и мог совершить и преступление, будучи в маске на бале, как и все прочие. Временное отделение приняло это письмо, как важный документ. И оно только еще более затемнило все дело.

Прошел сороковой день поминок Олимпия Дмитриевича, и через три дня в большом храме было торжественное венчание молодого барина Аркадия Дмитриевича с Сусанной Денисовной.

Этого все ждали и не удивились. Удивлялись только несказанно все от мала до велика, что накануне бракосочетания Денис Иванович и его сын Иван были освобождены из-под стражи по приказанию из губернии, куда ездил гонец с письмом от имени Аркадия Дмитриевича к самому наместнику. Их обязали только не отлучаться из Высоксы.

Через месяц уголовное дело о таинственной смерти старика Аникиты Ильича, тому назад без малого двадцать пять лет, было постановлено предать воле Божией. Одновременно было решено и дело об убийстве молодого Басанова. Злодей не был открыт, а первоначальное подозрение, что Иван Змглод виновен в этом злодеянии, уничтожилось само собой. Было нежданно вполне доказано нахлебниками, что в ту минуту, когда раздались крики о помощи, а Олимпий Дмитриевич, пораженный насмерть, лежал в крови на полу, Иван Змглод, действительно отлучившийся из-под ареста в машкерад, стоял около буфета и, сняв маску, пил прохладительное. Его видели в это мгновенье человек пять, и все единодушно показали это… На вопрос, зачем они прежде молчали, все ответили, что боялись впутываться в страшное дело.

Конечно, вся родня молодой барыни Сусанны Денисовны Басман-Басановой тотчас переехала на жительство в дом.

Но медовый месяц прошел почти печально, потому что было очевидно и молодым новобрачным, и всей семье Змглода, что Высокса в действительности уже не принадлежит Аркадию Дмитриевичу. Распутать дело было нельзя, а надо было спасти хоть что-нибудь и удалиться.

Прошел год, и в красивой усадьбе на берегу Оки жила совершенно счастливая семья Басман-Басанова с родственниками. Аркадий Дмитриевич был все-таки богатый тульский помещик, владея двумя тысячами крестьян. Разумеется, это были крохи от прежнего состояния деда.

Высокса была продана для удовлетворения главных кредиторов, но казна согласилась ждать свой долг, так как покупателем явился важный сановник, наместник и покровительствуемый в Петербурге… князь Темнишев…

Однако через десять лет князь, запутавшись в мудреных заводских делах, чуть не потеряв свое прежнее большое состояние, сам попросил спасти его покупкой всего в казну.

И Высокса стала процветающим государственным имуществом, понемногу достигнув ценности в два миллиона с лишком. От прежнего не осталось и следа…

Но слава злодейского барского гнезда, где грозно царили и страшно погибали Владимирские Мономахи, далеко прошла и до сих пор жива!