— Когда ты родился, то на какое-то время был лишен доступа кислорода, — пояснил Дэниэл. — Из-за этого в твоем мозгу что-то изменилось, и потому тебе приходится трудиться упорнее, чтобы чему-то выучиваться. Но то, что произошло с тобой, это не генетика. Тебе нечего тревожиться, что это передастся твоим детям.
Ответ Бью, похоже, удовлетворил.
Но позже, когда Дэниэл уже лежал в постели, не в силах заснуть — мысли его метались между Бью и Клео, — его вдруг стукнуло запоздалое соображение. Бью что же, подумывает о женитьбе?
20
Глухо стучал по темной улице дождь, охлаждая нагревшийся за день асфальт, струйки воды сбегали по лицу Клео, мокрые волосы прилипли к голове.
Ей было наплевать.
Ей это даже нравилось. Нравился холодок воды на разгоряченной коже, нравилось, что вода смывает прикосновения Дэниэла, стирает отпечатки его губ, рук, тела. Зачем она вообще к нему пошла?
«Ты хотела его. И сама знаешь это…»
Да.
Ребенком ее всегда тянуло прыгнуть с высоты. Хотелось испытать ощущение полета. Но даже тогда Клео понимала — тут есть определенный риск. Понимала, что может сломать ногу или — того хуже — расшибиться насмерть. Незачем прыгать с высоты только потому, что хочется.
В конце квартала в ее сторону свернула машина, двойные лучи фар прорезали дождь. Клео быстро отступила за дерево и пряталась там, пока машина не проехала. А потом снова вышла на обочину и продолжала путь к мотелю.
Клео не замечала непогоды. Она совершенно промокла, в босоножках хлюпала вода, а узкая юбка стала тяжелой от воды, путалась в ногах, липла к коже. Но Клео не обращала на это внимания.
У своей двери она выудила из сумочки ключ и вставила в скважину. Но не повернула. Зачем она вернулась? Почему попросту не пошла дальше? Шагала бы себе да шагала, пока не ушла из Египта.
Но от снов ей не уйти. И от страхов своих тоже.
Недавно выпал короткий миг, когда Клео забыла, кто она, забыла обо всем дурном, о кошмарах, преследовавших ее; о гнетущем комплексе вины. В объятиях Дэниэла она почувствовала себя женственной, желанной.
Для нее, которая проживала дни, стараясь не чувствовать ничего, укрывшись в своей скорлупе, это немного напоминало второе рождение, новую жизнь. Но, как часто случается с чем-то хорошим в этой жизни, чувство, не успев возникнуть, тут же и улетучилось, оставив в душе пустоту, бездонный провал, пугавший и причинявший ей боль.
Она оттолкнула Дэниэла, это Клео понимала. Но только так, представлялось ей, она сумеет выжить.
Клео наконец вошла в ненавистный номер, прикрыв за собой дверь, с ее одежды вода капала на ковер. Потянувшись к настенному выключателю, она щелкнула им, включая свет, и вздрогнула от неожиданности.
— Господи!
Клео прижала руку к груди, к громко колотящемуся сердцу.
На кровати лежал доктор Кэмпбелл, закинув руку за голову, скрестив ноги.
Первый раз Клео увидела его в чем-то ином, не в дорогом костюме. Сейчас он был в отглаженной белой рубашке, аккуратно заправленной в джинсы, из-под них выглядывают узорчатые носки, на ногах мягкие мокасины. Подошвы их едва поцарапаны — значит, новехонькие. Да и все на нем выглядело с иголочки.
— Вы меня до смерти напугали, — произнесла Клео.
Он сверкнул обычной своей обворожительной улыбкой, которая никогда не отражалась у него в глазах.
— Значит, сравняли счет.
— Извините, не поняла. — В голове у Клео все смешалось. Она изо всех сил тщилась взять себя в руки. Что он имеет в виду?
Одним движением доктор спустил ноги на пол и сел.
— Ты тоже напугала меня.
Клео пыталась вникнуть в смысл его слов, но у нее ничего не получалось. Как будто они разговаривали на разных языках.
Кэмпбелл встал.
— А разве ты сама не знаешь? Клео помотала головой.
Я пытался отговорить Джо приглашать экстрасенса, — продолжал доктор Кэмпбелл, — но она и слушать ничего не желала.
— А мне казалось, вы поддерживаете ее, — растерялась Клео. — Вы казались таким заинтересованным.
— Я понял, что отговорить ее все равно невозможно, вот и стал поддерживать. Рассчитывая, что ты нагородишь кучу вранья и удерешь, прихватив деньги.
Кэмпбелл бесится, потому что она отказалась от свидания с ним, догадалась Клео.
— Тут ничего личного, поймите, — попробовала объяснить она. — Просто вы — не мой тип мужчины.
Он отмахнулся от ее слов.
— Но ты принялась болтать на этих дурацких сеансах про сараи, про рытье ямы. Что ты увидела в яме? — перебил он сам себя. — Тебя там что-то напугало, верно?
— Ничего. Я не видела ничего, — упрямо повторила Клео.
Ни за что не скажет ему про тыкву. Про раздавленную, расколотую тыкву она не скажет никому.
— Нет, что-то ты видела. Я знаю — видела.
Внезапно какие-то картины, образы вспыхнули в ее мозгу. Похоже на ее кошмар, но это не кошмарный сон, потому что она не спит. Мужчина. Держит что-то в руке. Сверкающий нож, а с него капает кровь.
Кап, кап, кап — падает на оранжевый ковер кровь, капает ей на ноги. Кап, кап, кап…
Мужчина, стоящий перед ней, совершил что-то дурное, очень дурное и не хочет, чтобы об этом узнала она. Она или еще кто-то другой.
Клео отстраненно удивилась, как это жизнь вдруг стала для нее драгоценной, как не хочется с ней расставаться.
— Я ничего не знаю.
Она зорко, с настороженностью кошки, следила за ним. Улучит момент, распахнет дверь и убежит — в мгновение ока.
Клео смотрела в пустые глаза, лицо с безупречными, совершенными чертами: оно отвечало всем канонам красоты и все-таки красивым не казалось. Смотрела, как приспустились веки, прикрывая глаза, скрывая их выражение. Резко крутанувшись, она схватилась за дверную ручку.
Такое происходит в кошмарных снах: тело вдруг становится тяжелым, неповоротливым, и сколько бы ни неистовствовал мозг, посылая приказания — «беги! беги!» — ноги из зыбучих песков не вырвать.
Дверь Клео едва успела приоткрыть. Кэмпбеллу не стоило особого труда захлопнуть ее снова. Он навалился на нее всем телом, прижимая к двери. Перед глазами у нее поплыли разноцветные круги. Она сморгнула, пытаясь рассмотреть, что он сжимает в занесенной над нею руке.
Нож?
У него в руке нож?
Нож медленно и неотвратимо опускается на нее. Но вдруг все изменилось, нож превратился в нечто иное. В медицинский шприц. Клео открыла рот, чтобы закричать, и в ту же секунду почувствовала укол. Он воткнул иглу ей в шею.
Крик замер у нее в горле. Дыхание перехватило от боли, Клео судорожно хватала ртом воздух.
«Это судьба», — мелькнуло у нее в мозгу. Она понимала всю тщетность борьбы. Комната — она предупреждала ее с самого начала — предвещала этот момент.
Клео глотала воздух, но вдохнуть как следует не могла. Она начала тонуть. Ее тянуло все ниже, ниже, все ближе к оранжевому ковру. И вот наконец она очутилась в луже на полу, уткнувшись в колкую оранжевую поверхность, которую так ненавидела.
Расплывчато виделся доктор Кэмпбелл, улыбавшийся мертвенной своей улыбкой.
— Вот так. Спокойной ночи.
В руках он что-то держал. Оранжевое покрывало. Доктор накинул его ей на голову. Клео попыталась закричать, вырваться, но не могла и шевельнуться. Она чувствовала себя отрезанной от своих ног, рук, от своего тела.
«Я не могу дышать…» — была последняя ее мысль, перед тем как ее поглотила темнота.
— Она уехала! — гаркнула Джо в мобильник, который Дэниэл прижимал к уху.
Медленно проезжая по Главной улице, Дэниэл свернул налево.
— Кто? — спросил он, прекрасно зная, кого Джо имеет в виду.
— Да Клео! Я заехала за ней в мотель сегодня утром, а она уехала. И чемодана нет. Ничего.
Дэниэлу стало тошно. Навалилось чувство вины. Ответственность. «Но ведь это не моя вина, — убеждал он себя. — Клео — взрослый человек». Не может же он чувствовать ответственность за все и всех. Не может казнить себя за все плохое, что происходит вокруг.
— Ну вот, теперь тебе в самый раз напомнить: «А я что говорил?» — раздраженно сказала Джо.
— Ничего я говорить не собираюсь.
— Ну и чудненько. Ну, раз уж ты все равно патрулируешь, заверни в «Пальмы», возьми, пожалуйста, счет. Утром я так расстроилась, что забыла его захватить.
— Ладно.
Отключившись, Дэниэл отложил телефон и покатил в «Пальмы».