— Нет-нет, Екатерина Сергеевна, сначала вы…
— Может быть, просто Катя…
— Катя… Тогда и вы зовите меня просто Олег…
И в этот момент во всем доме включили электричество.
Утром тридцатого января Митя проснулся рано. Встать раньше деда было его давнишним, сокровенным, но, к сожалению, неосуществимым желанием. Даже когда Митя заводил будильник на 6 часов 30 минут, дед успевал не только встать, но и умыться, позавтракать и сделать какое-нибудь полезное дело. Так было всегда — и в Великом Устюге, и в Петербурге, и даже в испанском городе Барселона, куда они с мамой уговорили деда съездить прошлым летом, хотя дед не любил жару и терпеть не мог «пляжного безделья».
Не получилось и на этот раз. Когда Митя продрал глаза, дед, умытый, как всегда, гладко выбритый и полностью одетый, даже в сорочке с галстуком, сидел за его письменным столом и работал. Митя сполз с тахты, осторожно переступая босыми ногами, подкрался к деду и заглянул через его плечо. На листе плотной бумаги, вытащенной из Митиной папки для рисования, Митиным же мягким карандашом из набора «Юный художник» дед задумчиво рисовал женское лицо. Овальное, большеглазое, с пышными черными волосами.
— Проснулся? — не оборачиваясь, спросил Александр Васильевич. — А я уж думал, придется поливать тебя холодной водой.
Митя зевнул и стыдливо прикрыл рот рукой.
— А мы разве куда-нибудь собираемся?
— Ну, если тебе не нужен подарок, то никуда…
— Нет-нет, нужен! Я сейчас! Я мигом!
И все же Митя не удержался и спросил:
— Дедушка, а кто это? Твоя знакомая?
— Пока нет, — ответил Александр Васильевич, сворачивая лист в трубочку. — Не знакомая. Но все еще впереди, как ты полагаешь?
Митя понимающе хмыкнул и помчался в ванную.
В магазине «Компьютерный мир» Митя прилип носом к витрине с игровыми приставками. Дед, скользнув по витрине равнодушным взглядом, прошел дальше, к прилавку с аудиокнигами.
— Мне Фолкнера «Шум и ярость», «Паутинку» Акутагавы и что-нибудь из российских новинок…
— Есть «Клуб одиноких сердец», дивная вещь, бестселлер, — сразу же сообщил продавец.
— Это что, женский роман? — поморщился Александр Васильевич.
— Да! Но очень, очень захватывающий! Моя жена просто не могла оторваться! И потом, взгляните, какое оформление обложки! Репродукция картины «Зимний сон» художника Соболева!
— Да? — заинтересовался Александр Васильевич Соболев. — Ну что ж, давайте и «Клуб»!
Подошедший Митя деликатно подергал деда за рукав:
— Дедушка, я уже выбрал… Ух ты, смотри, на книжке — твоя картина!
— Да-да, идем!
У выхода из магазина они почти столкнулись с Олегом Павловичем. Митя, крепко прижимавший к животу коробку с новой приставкой и находившийся в блаженном предвкушении, возможно, и не заметил бы его. Но зоркий, острый и наблюдательный глаз деда сразу распознал в приближающейся темной худощавой фигуре вчерашнего нечаянного знакомца.
— Вы? Простите, я не сразу…
— Здравствуйте, Олег. Ничего страшного. Рад видеть вас в добром здравии.
Олег Павлович покраснел и прикрыл ладонью слегка припухший после вчерашнего нос. Они отошли в сторону, чтобы не мешать входящим и выходящим.
— Вот, хочу купить новый картридж для принтера. А, Митя… Ты, я вижу, уже с подарком?
— Да! — гордо отозвался Митя. — Sony Play station, последняя модель! Это мне дедушка подарил, за хорошую учебу!
— Ну-ну, — неопределенно выразился Олег Павлович.
— А еще там продается аудиокнига с дедушкиной картиной на обложке, — продолжал хвастаться Митя.
— Митя!
— Но это же правда! Вы знаете, Олег Палыч, мой дедушка — известный художник!
— Митя!
Тут Олег Павлович повел себя странно: отступил на шаг, покачал головой и хлопнул себя ладонью по лбу.
— Ну конечно! Художник! А я все пытался вспомнить, где мог видеть вас раньше…
— Прошлым летом, на выставке современного искусства в арт-галерее на Фонтанке, — любезно подсказал Александр Васильевич. — Вас тогда заинтересовала серия моих зимних пейзажей.
— Вот-вот! Именно, на Фонтанке! Я хотел задать вам несколько вопросов, но не смог пробиться сквозь толпу женщин с блокнотами и микрофонами…
— Эта толпа собралась вовсе не по моему поводу, — возразил Александр Васильевич, отводя глаза от радостно уставившегося на него внука, — а по поводу посетившего выставку вице-губернатора Санкт-Петербурга. А я просто находился поблизости.
— Я тогда здорово продвинулся в работе, — продолжал Олег Павлович, не обратив внимания на последнюю реплику, — благодаря той вашей картине с гиперболическими функциями…
— Простите — с чем?!
— Ну, где вьюга… Не помню названия! Ветка дерева — рука девушки — мерцающее в отдалении окно… Вместе они образуют идеальную гиперболическую кривую.
— А, понятно. Но вы не математик, друг мой, вы — поэт! «Мерцающее в отдалении окно» — это чудесно! А над чем вы сейчас работаете?
Олег Павлович насупился. Видимо, он уже жалел о своем чисто эмоциональном, а следовательно, неправильном порыве откровенности.
Какое может быть дело у этого, по сути, совершенно неизвестного, хотя и чем-то располагающего к себе человека до его работы?
— У меня есть новые эскизы, — бархатным голосом сообщил откровенно наблюдавший за ним Александр Васильевич, — на одном из них, «Зарождение Весны», вы сможете увидеть почти идеальный эллипсоид вращения…
Олег Павлович продолжал молчать. Александр Васильевич достал из кармана серебряную визитницу и маленький золотой карандашик. Черкнув на обороте визитки несколько слов, он протянул ее Олегу Павловичу.
— Вот мой питерский адрес и телефон. Я пробуду в городе еще три дня. Так что, если надумаете взглянуть на эскизы, милости прошу. Попросту, по-соседски.
— Благодарю вас, я… Возможно…
Соскучившийся Митя потянул деда за рукав.
Тридцатого января Екатерина Сергеевна никак не могла дождаться назначенных Лилией Бенедиктовной трех часов дня.
Чтобы занять себя, она провела утро в мелких хлопотах по домашнему хозяйству. Но в половине двенадцатого не выдержала, побежала в школу.
Из осторожности зашла в здание через запасной вход, тот, что рядом со спортзалом. По боковой лестнице прокралась на третий этаж, в кабинет русского языка и литературы. Сама себе не могла объяснить, отчего такие предосторожности — ну, встретилась бы она с ним, и что?
Школа же, везде глаза и уши, даже и в отсутствие учеников.
Ни он, ни она ни взглядом, ни намеком не позволили бы себе в школьных стенах не то что упомянуть вчерашнее — назвать друг друга иначе, чем на «вы» и по имени-отчеству.
Оба вели бы себя, как обычно. Как будто ничего между ними не произошло.
…Да и произошло ли?..
В дверь сунулся Чижиков из 7-го «А». Только тогда Екатерина Сергеевна вспомнила, что назначила на сегодня занятие для отстающих.
7-й «А» был класс Олега Павловича, а Чижиков — тот самый, о котором они вспоминали вчера за чашкой кофе перед пламенем свечи, за несколько минут до того, как…
— Ну что, Петя, выучил про сложноподчиненные предложения? — вздохнув, спросила Екатерина Сергеевна.
Чижиков, опустив голову, промямлил нечто невразумительное.
В пустом и тихом коридоре из-за неплотно прикрытой двери послышались приближающиеся мужские шаги.
Екатерина Сергеевна затаила дыхание.
Шаги затихли у двери.
— Ладно, Петя, ты учи, а после каникул сдашь сразу все темы, — торопливо проговорила Екатерина Сергеевна.
Чижиков, не веря своему счастью, вскочил со стула, схватил сумку и побежал к двери.
Дверь медленно отворилась.
Екатерина Сергеевна схватила со стола первую попавшуюся ученическую тетрадку и стала с интересом ее изучать.
— Катерина Сергевна, — услыхала она голос трудовика, — я пришел чинить ваш шкаф. А что это вы на меня так смотрите? Сами же подавали заявку, еще три месяца назад, а теперь вот смотрите… Может, мне уйти?
— Нет-нет, что вы, Сан-Саныч! Извините! Напротив, это я сейчас уйду, чтобы не мешать…
Оставшееся до половины третьего время Екатерина Сергеевна бродила по школе.