— Не буду пытаться, — сдалась Лилия.

Лукавить с ним оказалось бесполезно.

Он ждал ее ответа. А если она по кокетству, легкомыслию или иной какой бабьей дури будет продолжать в том же духе, он просто встанет и уйдет. Возможно, навсегда. Скорее всего, навсегда.

У Лилии, хотя она и сделала всего один глоток шампанского, изрядно зашумело в голове.

«Ты мечтала встретить настоящего мужчину — ты встретила его. Самого настоящего. Более настоящего просто не бывает.

И этот мужчина, по крайней мере в данный момент, расположен познакомиться с тобой поближе.

Ух! Даже страшно! Никогда бы не подумала, что, когда исполняется самое заветное, давнее, потаенное желание, бывает не только невыразимо радостно, но и тревожно!»

Александр Васильевич поднялся и молча протянул ей руку.

И Лилия, справившись с волнением, так же молча и бестрепетно вложила в нее свою ладонь.

* * *

Как прекрасен убеленный снегом новогодний город!

Как дивно играют на свежих, не утоптанных еще и не раскиданных дворниками сугробах алые, золотые и зеленые отблески допускаемых на каждом шагу фейерверков!

Как славно смешаться с толпой празднующих, кричащих «ура!» горожан!

Самый шум, грохот петард и крики людей, в другое время раздражающие чуткий слух своей безудержной силой, сейчас безмятежно льнут к душе, превращая самого томного, задумчивого, мрачного петербуржца в беззаботного гуляку.

Что уж говорить о том, кто по натуре не задумчив и не мрачен, не обременен годами и проблемами, а, наоборот, весел и беспечен? Кому в его тринадцать лет жизнь улыбается во весь свой белозубый рот и намекает, что дальше все будет еще лучше и интереснее?

Митя Соболев был совершенно доволен и счастлив. В кармане у него имелась упаковка бенгальских огней, которую он намеревался зажечь всю разом. В руках он держал отлично слепленный, идеально круглый снежок, которым собирался запустить в Ромашкина, чтобы тот не очень-то задавался. Во рту у Мити был любимый сливочно-малиновый «чупик».

Компания Митиных одноклассников, вывалившая на улицу, собиралась под присмотром взрослых, родителей и родственников именинника Ромашкина пускать на ближнем пустыре фейерверки. Сам Ромашкин, раздав ребятам обычные безопасные петарды, с гордым видом закапывал в сугроб трехцветную «римскую свечу».

Мите ужасно хотелось запустить «свечу» самому, и он решил подойти к отцу Ромашкина и вежливо попросить, чтобы ему тоже дали. Он даже не стал швыряться заготовленным снежком, а, наоборот, отбросил его в сторону, желая показать всем, какой он благонамеренный, хорошо воспитанный, заслуживающий доверия мальчик.

Но тут ему на глаза легли две теплые, пахнущие земляничным мылом ладошки и чей-то голос, захлебываясь смехом, жарко шепнул на ухо: «Угадай, кто!»

Митя нетерпеливо дернул головой. Он не любил таких шуток. Шептавшая, не опуская рук, с радостным визгом запрыгала сзади него.

— Угадай! Угадай! Угадай!

— Веснушкина! — наконец узнал Митя. — Дашка! А ты что здесь делаешь?

— А мы с родителями тут в гостях у тети Тани. Во-он в том доме! — И Даша не пальцем, а, как полагается воспитанной девочке, всей ладошкой показала на дом.

Митя повернул голову и посмотрел в указываемом направлении.

В этот момент к дому подъехало такси. Оно не стало заезжать во двор, из которого с криками и песнями выдвигалась очередная веселая компания, а остановилось прямо на улице. Из такси вышли мужчина и женщина.

Очевидно, им тоже захотелось полюбоваться на фейерверки. Мужчина, высокий и тонкий, в длинном черном пальто, держал за руку женщину среднего роста, не худую и не полную, в каракулевой шубке и шапочке.

Парочка перешла дорогу и остановилась у края пустыря, задрав головы и выжидательно глядя в темное небо.

— Ой! — воскликнула зоркая Веснушкина, — смотри, Митя! Это же Олег Павлович и Екатерина Сергеевна!

Митя прищурился.

Ромашкин наконец выпустил на свободу «римскую свечу», которая с тонким свистом ушла в небо и рассыпалась огненными искрами. На пустыре стало светло, как днем.

— Да, это они, — подтвердил Митя. — Интересно, зачем…

— Ой, смотри, они обнимаются! Целуются!

— Не может быть! — сердито возразил Митя, которому почему-то стало неловко — то ли за них, то ли за себя. Но в небо взлетела еще одна «свеча», и Митя вынужден был признать, что Веснушкина права.

При свете третьей «свечи» стало видно, что Олег Павлович и Екатерина Сергеевна уходят. Возвращаются к дому, где, как недавно стало известно Мите, и жил Олег Павлович.

Митя покраснел и отвернулся. Веснушкина, напротив, во все глаза смотрела вслед уходящим.

— Значит, ваша Катя подцепила-таки нашего Вещего Олега, — со взрослой усмешечкой произнесла она, — как жалко! Он такой красавчик!

Почему-то последние слова Даши неприятно поразили Митю. Он насупился и гордо повернулся к развязной девице спиной. Даша поспешно сказала:

— Но, конечно же, не такой красивый, как ты…

В морозном воздухе на Митю повеяло теплом. Он улыбнулся, радуясь, что Веснушкина не может видеть этой улыбки.

— Даша-а! — позвали ее родители. — Идем назад, чай пить! С тортом и пирожными!

— Митя, — оглянувшись, торопливо заговорила Веснушкина. — Давай завтра в кино сходим, а?

Митя наконец повернулся к ней.

— Ладно, — после достойного размышления согласился он. — Пожалуй, можно будет сходить. Посмотрим, что там интересного сейчас идет.

Дашино лицо радостно засияло.

— Тогда до завтра! — Она помахала ладошкой в розовой рукавичке и убежала.

К Мите подошел Ромашкин.

— Хочешь, запусти одну «свечу», — великодушно предложил он.

Митя благоговейно принял фейерверк и старательно, по всем правилам, закопал его основание в снег. На миг задохнулся от всех внезапно нахлынувших на него чувств. Почему-то среди прочих мыслей мелькнула и мысль об отце, которого он никогда не знал и не видел.

«А здорово было бы, если б он на самом деле оказался жив и я бы с ним встретился, — немного помечтал Митя. — Если б я знал, что Дед Мороз есть на самом деле, что это не просто переодетый дедушка, обязательно написал бы ему такое письмо».

Отец Ромашкина протянул Мите зажигалку. Митя поджег шнур, и самая прекрасная в мире «римская свеча» ушла в самое прекрасное, полное надежд небо.